Акопян, Арутюн Амаякович

Арутюн Акопян
Род деятельности:	иллюзионист, актёр, публицист
Место рождения:	Ыгдыр, Сурмалинский уезд, ЗДФР
Гражданство:	СССР СССРРоссия Россия
Награды и премии:

Арутю́н Амая́кович Акопя́н (арм. Հարություն Հակոբյան; 25 апреля 1918, Ыгдыр, ЗДФР — 13 января 2005, Москва, Россия) — советский российский артист эстрады, иллюзионист (фокусник-манипулятор), актёр кино, публицист. Народный артист СССР (1982).

Биография

Родился 25 апреля 1918 года (по другим источникам — 26 апреля) в Ыгдыре (ныне — в Турции) (по другим источникам — в Ереване) в семье кузнеца.

В 1935 году, окончив хореографическое училище в Ереване, поступил в ансамбль народного танца. Но по настоянию отца, который хотел видеть своего сына инженером, поступил в строительный техникум, по окончании которого работал на «Армстрое». В 1937 году, в числе лучших строителей командирован в Москву для продолжения образования, где поступил в Московский институт землеустройства (ныне — Государственный университет по землеустройству).

На одном из эстрадных концертов в Театре миниатюр впервые увидел артиста-фокусника. Эта встреча решила дальнейшую судьбу Арутюна. Теперь всё свободное от занятий в институте время стал отдавать фокусам: мастерил реквизит, познавал секреты простейших фокусов, создавая на их основе новые варианты. Наконец состоялся его первый концерт среди товарищей по общежитию.

Поступил в кружок художественной самодеятельности при клубе им. Е. Кухмистерова, где серьёзно начал заниматься искусством фокуса. К моменту окончания института накопил немалый опыт успешных гастролей на клубных сценах. В 1943 году окончил Московскую эстрадную школу.

В 1942 году по конкурсу поступил в «Мосгосэстраду» (впоследствии — «Москонцерт») и стал артистом-профессионалом. С 1965 года выступал с сольными концертами. За время работы на эстраде подготовил около 1000 номеров, трюков-фантазий.

Став иллюзионистом и узнав секреты многих фокусов, Акопян захотел освободить свои руки от лишнего реквизита. Но отсутствие реквизита могла восполнить только блестящая техника рук. Через годы упорной тренировки рук, постоянного тренажа и разминки пальцев, стал фокусником-манипулятором и смог уже составлять программы выступлений из фокусов, которые почти не требовали реквизита.

В годы войны был в составе фронтовой бригады, 1600 раз выступал на передовой. Снимался в кино.

В 1973 году окончил факультет эстрадного искусства ГИТИСа (ныне Российский университет театрального искусства — ГИТИС) в Москве (по другим источникам — Высшие режиссерские курсы при ГИТИСе).

Имя Арутюна Акопяна широко известно и за пределами Советского Союза, участвовал в международных конкурсах, гастролировал за рубежом (Марокко, Таиланд, Камбоджа, Югославия, Франция, Сирия, Бангладеш, Япония и др.).

Техника выполнения некоторых фокусов публиковалась в журналах «Наука и жизнь» и «Юный техник».

Свой последний концерт-бенефис дал в 1995 году.

Скончался Арутюн Акопян 13 января (по другим источникам - 14 или 16 января) 2005 года в Москве. Похоронен на Троекуровском кладбище.

Семья

• Жена — Лия Ивановна Акопян, работала ассистентом мужа, затем закончила консерваторию и стала певицей.
• Сын — Амаяк Акопян (род. 1956), российский иллюзионист, актёр, артист цирка. Заслуженный артист России.

Награды и звания

• Заслуженный артист Армянской ССР (1950)
• Народный артист Армянской ССР (1961)
• Народный артист СССР (1982)
• Орден Трудового Красного Знамени (1986)
• Орден Почёта (Россия) (1998)
• Медаль «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина»
• Медаль «За оборону Москвы»
• Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
• Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
• Медаль «Двадцать лет победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
• Медаль «В память 800-летия Москвы»
• Лауреат семи международных конкурсов иллюзионистов, в т.ч.:
  • 1-приз международного конкурса и звание почётного члена «Клуба магов» (Коломбо, 1957)
  • «Гран-при» и большая золотая медаль международного конкурса в Париже (1959)
  • Медаль им. В. Дурова и приз (ГДР, 1974)
  • Специальный приз международного конкурса в Карловых Варах (1977)

Фильмография

• 1955 — Княжна Мери — Альфельбаум, фокусник
• 1956 — Карнавальная ночь — фокусник
• 1963 — Большие и маленькие — фокусник в кафе
• 1968 — В тринадцатом часу ночи
• 1974 — Большой аттракцион — фокусник
• 1980 — Тегеран-43 — фотограф Мустафа
• 1985 — Сеанс гипнотизёра (фильм-спектакль) — Фердинандо Жаколио, маг и гипнотизер
• 1992 — Давайте без фокусов!.. — фокусник
• 2005-2009 — Как уходили кумиры (документальный)

Библиография

• 10 фокусов для детей. М.: Детский мир, 1960
• Акопян А. Фокусы на эстраде. — М.: Искусство, 1961
• 50 занимательных фокусов. М.: Искусство, 1964
• В мире чудес : Репертуар. сб. / А. Акопян, 112 с ил. 20 см, М. Искусство 1980
• Даю уроки волшебства : [Для сред. и ст. шк. возраста] / Арутюн Акопян; [Худож. Р. Сайфуллин и др.], 285,[2] с. ил. 21 см, М. Дет. лит. 1993

Память

• В 1985 году на ТВ вышел документальный фильм ТО «Экран» «Необыкновенный концерт», посвящённый жизни и творчеству А. Акопяна.
• В 2008 году вышел документальный фильм «Чародей. Арутюн Акопян».

См. также

• Международное общество иллюзионистов
• Амаяк Акопян

Отрывок, характеризующий Акопян, Арутюн Амаякович

Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.