Архангело-Михайловская церковь (Канны)

Православный храм
Церковь Архангела Михаила Eglise orthodoxe russe Saint-Michel Archange
Общий вид храма
Страна	Франция
Город	Канны, boulevard Alexandre III, 36-40
Конфессия	Православие
Епархия	Западноевропейский экзархат русских приходов
Тип здания	Церковь
Архитектурный стиль	неорусский
Автор проекта	Луи Нуво
Строительство	1894—1896 годы
Приделы	Верхний храм — Михаила Архангела; нижний храм — святых великомученицы Екатерины и благоверного князя Александра Невского
Состояние	действующий храм
Сайт	[www.acor-cannes.fr/ Официальный сайт]

Михаи́ло-Арха́нгельская це́рковь — православный храм в городе Каннe (Франция), на бульваре Александра III, с мая 2014 года находящийся в юрисдикции Западноевропейского экзархата Константинопольского патриархата. Построен французским архитектором Нуво в 1894 году. Достопримечательность Лазурного побережья и Каннa.

До 24 апреля 2015 года в крипте храма были погребены великий князь Николай Николаевич Младший и его супруга великая княгиня Анастасия Николаевна. В крипте церкви остаются захоронения великого князя Петра Николаевича и его супруги великой княгини Милицы Николаевны, а также принца Петра Ольденбургского.

История церкви

Долгое время единственной русской церковью во французской Ривьере был храм святых Николая и Александры в Ницце.

Такое неудобство побудило русских эмигрантов в 1886 году устроить в Канне первую церковь. Это была домовая церковь на вилле Александры Феодоровны Трипе, урождённой Скрипицыной, богослужения в которой время от времени совершались попечением клира из Ниццы.

В 1889 году с приездом в Канн великой княгини Анастасии Михайловны богослужения в этой церкви стали более регулярными благодаря приехавшему с ней из Шверина причту.

Небольшое здание домовой церкви оказалось не в состоянии вмещать всех желавших помолиться. В виду этого духовник великой княгини Анастасии Михайловны протоиерей Григорий Остроумов в 1893 году обратился к проживавшему в Канне великому князю Михаилу Михайловичу с просьбой о содействии в построении нового, более обширного храма.

Под председательством великого князя был составлен строительный комитет, некоторые члены которого кроме уже данных ими пожертвований на построение храма обязались вносить в течение 10 лет каждый ежегодно по 250 франков на его содержание. А. Ф. Трипе предложила в дар под церковь участок земли в 1750 м².

Закладка церкви во имя святого Архистратига Божия Михаила вместимостью на 400 человек была совершена по благословению митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Палладия 23 апреля (5 мая) 1894 года, а её освящение — 22 ноября (4 декабря) того же года. После освящения храма муниципалитет Канн объявил о своём решении переименовать улицу, на которой была построена церковь, в бульвар Александра III (фр. boulevard Alexandre III).

Церковь получила значительные пожертвования от членов Императорской фамилии. Так, великим князем Михаилом Михайловичем были пожертвованы священные сосуды, напрестольный крест, Евангелие и серебряное кадило. Великий князь Сергей Михайлович пожертвовал металлическую церковную ограду. Князь С. М. Голицын — на главу храма ажурный крест и две старинной итальянской живописи поставные иконы: Спасителя и Божией Матери. Среди реликвий церкви значимы ковчег с мощами Иоанна Кронштадтского, Серафима Саровского и Симеона Верхотурского.

Во время Первой мировой войны приход храма оказывал помощь раненным солдатам и офицерам Экспедиционного корпуса Русской армии во Франции, проходившим лечение в каннском вспомогательном госпитале № 203. Многие из них похоронены на городском кладбище Гран-Жас, где над общей могилой русских и сербских воинов был воздвигнут величественный мраморный крест.

В 1921 году в церкви состоялось венчание великого князя Андрея Владимировича с балериной Матильдой Кшесинской.

В межвоенный период русская колония была многочисленна как никогда раньше. Приход каннского храма участвовал в организации лагерей «Национальной организации Витязей» на территории каннского гольф-клуба.

В послевоенное время община каннского храма переживала возрождение во время настоятельства священника Игоря Дулгова, который продолжал заниматься мододёжью, служил в Русском доме для престарелых, заботился о духовном просвещении, в том числе посредством издания приходского листка. В это время при храме действовала иконописная мастерская Цевчинского, который написал для храма ряд икон и расписал вход храма под колокольней. Изобразительным творчеством на приходе занимался также обращённый из католичества художник Робер Мишо-Вернез, рукоположённый в священника с именем Патрик.

Силами русской общины на каннском некрополе Абади была воздвигнута Успенская часовня-костница для сохранения останков православных христиан, похороненных на кладбищах Гран-Жас и Абади (вплоть до 1998 года в часовню, согласно поминальным спискам, были перенесены останки 345 человек).

По случаю своего столетия в 1994 году каннская церковь была реставрирована с участием властей города и департамента.

В конце июля 2015 года храм был закрыт из-за угрозы падения купола, близлежащая территория огорожена, подход к храму запрещен. Утром 5 сентября купол упал на крышу правого притвора.

Некрополь крипты

В 1924 году в крипте храма был похоронен принц Пётр Александрович Ольденбургский.

В 1929 и 1931 году там же погребли великих князей Николая Николаевича (младшего) и Петра Николаевича. Рядом с ними лежат их супруги: Анастасия и Милица Черногорские.

В 2014 году внучатые племянники Николая Николаевича князья Николай Романович и Димитрий Романович обратились к правительству России с просьбой о перезахоронении останков великого князя и его супруги в России. Идею о перезахоронении поддержал спикер Государственной думы РФ С. Е. Нарышкин. Прах великого князя и его супруги был эксгумирован 24 апреля 2015 года, после чего, останки были переложены в новые гробы и отслужена торжественная панихида, которую провёл Архиепископ Женевский и Западно-Европейский Михаил (Донсков). Затем, останки на автомобилях были доставлены в Париж, где в в базилике Дома Инвалидов прошёл экуменический молебен с участием французских и российских официальных лиц. Перезахоронение останков Николая Николаевича и его супруги Анастасии Николаевны состоялось 30 апреля 2015 году в российской столице, в часовне в честь Преображения Господня на Братском воинском кладбище.

В крипте храма остаются захоронения брата великого князя Николая Николаевича великого князя Петра Николаевича и его супруги великой княгини Милица Николаевны.

Другие захоронения

• могилы Елены Ваглиано (1909—1944), героини французского движения Сопротивления, а также членов её семьи, прихожан и ктиторов храма.
• могила первого настоятеля храма — архиепископа Григория (Остроумова) и его жены.
• ряд поминальных табличек, в том числе в память протоиерея Николая Соболева, второго настоятеля храма.

Юрисдикционные конфликты

Церковь Михаила Архангела в Канне неоднократно становилась предметом юрисдикционных споров между приверженцами разных ветвей русского православия. Этому во многом способствовало либеральное французское законодательство о приходских ассоциациях, которыми управляются большинство православных храмов Франции.

В 1929 году значительная часть прихода во главе с протоиереем Григорием Остроумовым вышла из подчинения митрополиту Евлогию (Георгиевскому) и перешла в юрисдикцию митрополита Антония (Храповицкого) (РПЦЗ). Митрополит Евлогий оставил управление верной ему части прихода за назначенным в 1927 году настоятелем — племянником протоиерея Григория священником Алексием Селезнёвым, который продолжал жить в доме причта Михаило-Архангельского храма, разделённом между двумя юрисдикциями. Священник Алексий стал основателем временного храма в честь святителя Тихона Задонского в пригороде Канна — Ла-Бокка.

Осенью 1945 года, следуя примеру митрополита Серафима (Лукьянова), управляющему приходами РПЦЗ в Западной Европе, каннская церковь и её многолетний настоятель епископ Григорий (Остроумов) перешли под омофор Патриарха Московского Алексия I (последний удостоил епископа Григория возведения в сан архиепископа). Так же поступил и протоиерей Алексий Селезнёв, вслед за митрополитом Евлогием.

Однако после кончины архиепископа Григория каннский приход снова разделился: 22 февраля 1948 года приходская ассоциация со своим новым настоятелем протоиереем Николаем Соболевым (зятем архиепископа) проголосовала за возвращение в юрисдикцию РПЦЗ митрополита Анастасия (Грибановского). Протоиерей Алексий последовал за рукоположившим его архиепископом Владимиром (Тихоницким).

Приходская община и храм находились в юрисдикции РПЦЗ, когда в 2001 году последнюю потряс раскол и епископ Каннский Варнава (Прокофьев), викарий Западно-Европейской епархии, вместе с митрополитом Виталием (Устиновым), ушедшим на покой первоиерархом РПЦЗ, образовали параллельную юрисдикцию РПЦЗ, первоначально названную «Русской Православной Церковью в изгнании», сокращённо РПЦЗ(В). Собор епископов РПЦЗ лишил епископа Варнаву священного сана. Это, однако, не остановило его. Храм пережил череду разоривших его смен юрисдикций, сопровождавшихся скандальными публикациями в российской и французской прессе.

В мае 2002 года приходская ассоциация каннского храма, вслед за своим настоятелем, проголосовала за переход в юрисдицкию неканонической РПЦЗ(В), а Варнава (Прокофьев) в расколе стал именоваться «Архиепископом Каннским и Европейским». После возвращения Варнавы из раскола в 2006 году храм находился в ведении РПЦЗ. Однако деятельность Варнавы в расколе и после возвращения из него привела к возбуждению ряда судебных процессов против него.

В результате одного из судебных решений в июле 2013 года приходская ассоциация оказалась в руках ряда бывших её администраторов, семь лет судившихся с Варнавой. Ассоциация проголосовала за переход в неканоническую юрисдикцию Агафангела (Пашковского). РПЦЗ была вынуждена перенести свой центр приходской жизни в католическую церковь cвятого Рока, расположенную неподалёку от железнодорожного вокзала города, по адресу улица Сен-Дизье, 9 (9, Rue Saint-Dizier).

22 мая 2014 года на общем собрании ассоциации настоятелем каннского храма был выбран протоиерей Владимир Ягелло, многолетний настоятель Знаменской церкви в Париже. Архиепископ Иов (Геча), управляющий Архиепископией православных русских церквей в Западной Европе (Константинопольский Патриархат), издал указ о приёме каннского прихода в свою юрисдикцию. На официальном сайте Архиепископии приход был включён в список приходов благочиния Юго-Востока Франции.

После того, как храм был отсужен у канонической РПЦЗ приходской дом с квартирами священнослужителей был переделан в гостиничные номера, рекламируемые и бронируемые в интернете.

В конце июля Лазурный берег посетила Курская коренная икона Божией Матери, привезенная архиепископом Михаилом Женевским. Однако руководство храма накануне прибытия иконы в Канны отменило богослужения, заменило замки в храме и закрыло его и ворота на прихрамовую территорию.

Настоятели

• протоиерей Григорий Остроумов, позже архиепископ Каннский и Марсельский (1895—1927, в РПЦЗ 1929—1945, в Московском Патриархате с осени 1945 года)
• протоиерей Алексий Селезнёв (в юрисдикции Архиепископии русских церквей в Западной Европе, 1927—1945)
• протоиерей Николай Соболев (1947—1963), перешёл из Московского Патриархата в юрисдикцию РПЦЗ в феврале 1948 года
• протоиерей Игорь Дулгов (1963—1987?), впоследствии архиепископ Брюссельский и Западно-Европейский Серафим († 24 ноября 2003)
• протоиерей Сергий Чертков (1985—1988)
• епископ Варнава (Прокофьев) (1988—2009), с 2001 по 2006 год в юрисдикции РПЦЗ(В)
• священник Максим Массалитин (5 ноября 2009 — 8 мая 2011)
• протоиерей Михаил Бойков (8 мая 2011 — 2 февраля 2012)
• епископ Варнава (Прокофьев) (с февраля 2012 — 17 июля 2013)
• иеромонах Дамаскин (Шаньшеров) (9 сентября 2013 года — май 2014 года) в юрисдикции РПЦЗ (Агафангела) (остался в клире храма после следующей смены юрисдикции)
• протоиерей Владимир Ягелло (назначен настоятелем храма после перехода приходской общины в юрисдикцию Константинопольского Патриархата в мае 2014 года).

В храме служили протоиерей Василий Шустин, священник Анатолий Миловидов, а также священник Антоний Одайский, назначенный с 20 августа 2013 года настоятелем одноимённой приходской общины РПЦЗ в арендованном католическом храме святого Рока (улица Сен-Дизье, 9) 9, Rue Saint-Dizier.

Ссылки

• [www.facebook.com/padre.damaskin/ Личная страница священника храма иеромонаха Дамаскина]
• [www.flickr.com/photos/acor-cannes/ Фотоальбом прихода] (2009—2011 год)
• [www.exarchat.eu/spip.php?article1721 Paroisse Saint-Michel Archange] на сайте Западноевропейской архиепископии
• [www.stmichelcannes.fr/ Сайт Архангело-Михайловской приходской общины РПЦЗ в Канне]

Литература

• Буклет, изданный к 100-летию Михаило-Архангельского храма в Канне. — Канн, 1994.
• Лазурный Берег // Историко-художественный путеводитель. — Монако, 2000.
• Les villas de la colonie russe // Demeures anciennes et beaux jardins. — Cannes: Archives Communales, 2005. — P. 238. — 42—66 p. — ISBN 978-2952074544.

Отрывок, характеризующий Архангело-Михайловская церковь (Канны)

Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.