Архангельская губерния

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Архангельская губерния
Губерния Российской империи 
Герб
Страна

Российская империя Российская империя

Адм. центр

Архангельск

Население

376 126 (1 903 г,) чел. 

Плотность

чел/км²

Площадь

842 531 км² км² 

Дата образования

1796 год


Преемственность
← Вологодское наместничество Северный край →

Арха́нгельская губе́рния — административная единица Российской империи, Российской республики и РСФСР (до 1929 года). Губернский город — Архангельск.

Самая обширная губерния в Европейской России, занимала всю её северную часть от Финляндии до Урала, гранича на севере с Северным Ледовитым океаном и окружая Белое море. На территории Архангельской губернии находятся современные территории Мурманской области, Ненецкого автономного округа, северных частей Карелии, Архангельской области, Республики Коми.





История

Территория губернии первоначально входила в учреждённую в 1708 году Архангелогородскую губернию (одну из первых восьми губерний, на которые была разделена Россия в соответствии с новым административным устройством). С 1719 по 1775 год делилась на провинции: Архангелогородскую, Великоустюжскую, Вологодскую и Галицкую. 25 ноября 1780 года территории первых трёх в качестве областей вошли в Вологодское наместничество. 26 марта 1784 года из Архангельской области Вологодского наместничества было выделено Архангельское наместничество, которое 31 декабря 1796 года было преобразовано в Архангельскую губернию. Наместническое правление переименовано в губернское.

В апреле 1918 года восемь северо-западных губерний — Петроградская, Новгородская, Псковская, Олонецкая, Архангельская, Вологодская, Череповецкая и Северодвинская — были объединены в Союз коммун Северной области, который уже в 1919 году был упразднён.

Упразднена 14 января 1929 года, когда был образован Северный край[1], который после выделения Коми АССР (5 декабря 1936 года) был преобразован в Северную область, впоследствии (23 сентября 1937 года) разделённую на Архангельскую и Вологодскую области.

Руководители губернии

Генерал-губернаторы

Ф. И. О. Титул, чин, звание Время замещения должности
Мельгунов Алексей Петрович действительный статский
советник (тайный советник)
25.01.1780—26.03.1784
Тутолмин Тимофей Иванович генерал-поручик
26.03.1784—18.06.1793
Коновницын Пётр Петрович генерал-поручик
02.09.1793—22.02.1796
Ливен Иван Романович генерал-поручик
13.03.1796—12.12.1796

Правители наместничества

Ф. И. О. Титул, чин, звание Время замещения должности
Ливен Иван Романович генерал-поручик
24.03.1784—13.03.1796
Гревенс Иван Ильич бригадир, действительный статский советник
13.03.1796—28.08.1797

Военные губернаторы, управляющие и гражданской частью

Ф. И. О. Титул, чин, звание Время замещения должности
Ливен Иван Романович генерал-лейтенант (генерал от инфантерии)
07.01.1797—06.04.1798
Леццано Борис Борисович генерал-лейтенант
06.04.1798—22.09.1798
Лобанов-Ростовский Дмитрий Иванович князь, генерал-лейтенант
23.11.1799—07.11.1801
Волконский Дмитрий Петрович князь, генерал от инфантерии
22.09.1798—28.12.1798
Ливен Карл Андреевич граф, генерал-лейтенант
28.12.1798—23.11.1799
Беклешов Сергей Андреевич генерал-лейтенант
02.01.1802—20.01.1803
Ферстер Иван Иванович генерал-лейтенант
20.01.1803—07.06.1807

Военные губернаторы и главные командиры порта

Ф. И. О. Титул, чин, звание Время замещения должности
Дезин Мартин Петрович адмирал
16.07.1807—19.04.1811
Спиридов Алексей Григорьевич адмирал
19.04.1811—13.11.1813
Клокачёв Алексей Федотович контр-адмирал (вице-адмирал)
13.11.1813—17.03.1820

Генерал-губернаторы и главные командиры порта

Ф. И. О. Титул, чин, звание Время замещения должности
Клокачёв Алексей Федотович вице-адмирал
17.03.1820—02.01.1823
Миницкий Степан Иванович генерал-майор (вице-адмирал)
02.05.1823—18.04.1830

Военные губернаторы и главные командиры порта

Ф. И. О. Титул, чин, звание Время замещения должности
Галл Роман Романович адмирал
21.04.1830—22.04.1836
Сулима Иосиф Иванович вице-адмирал
22.04.1836—20.04.1842
Траверсе Александр Иванович маркиз, контр-адмирал
20.04.1842—18.02.1850
Боиль Роман Платонович вице-адмирал
22.03.1850—03.12.1854
Хрущов Степан Петрович адмирал
24.12.1855—15.11.1857
Глазенап Богдан Александрович контр-адмирал
15.11.1857—1859

Губернаторы

Ф. И. О. Титул, чин, звание Время замещения должности
Глинка Дмитрий Фёдорович действительный статский советник
31.08.1797—31.12.1797
Ахвердов Николай Исаевич статский советник
31.12.1797—01.09.1798
Муравьёв Назарий Степанович действительный статский советник
05.09.1798—23.02.1799
Мезенцов Иван Фёдорович действительный статский советник
23.02.1799—25.06.1802
Окулов Алексей Матвеевич действительный статский советник
25.06.1802—13.12.1802
Мартьянов Пётр Фёдорович вице-губернатор, управляющий губернией, действительный статский советник
13.12.1802—18.08.1803
Верёвкин Александр Матвеевич действительный статский советник
18.08.1803—19.07.1804
Мартьянов Пётр Фёдорович вице-губернатор, управляющий губернией, действительный статский советник
19.07.1804—19.05.1805
Аш Казимир Иванович барон, действительный статский советник
19.05.1805—16.02.1807
Перфильев Андрей Яковлевич действительный статский советник
19.02.1807—29.06.1823
Тухачевский Николай Сергеевич статский советник
19.12.1823—28.03.1824
Ганскау Яков Фёдорович действительный статский советник
28.03.1824—09.11.1827
Бухарин Иван Яковлевич действительный статский советник
09.11.1827—22.03.1829
Филимонов Владимир Сергеевич действительный статский советник
22.03.1829—25.10.1831
Огарёв, Илья Иванович действительный статский советник
29.12.1831—15.04.1837
Рославец Виктор Яковлевич действительный статский советник
13.05.1837—06.07.1837
Хмельницкий Николай Иванович действительный статский советник
06.07.1837—06.11.1837
Муравьёв Александр Николаевич статский советник (действительный статский советник)
06.11.1837—07.06.1839
Степанов Платон Викторович действительный статский советник
07.06.1839—09.12.1842
Ножин Михаил Фёдорович вице-губернатор, управляющий губернией, коллежский советник
25.12.1842—06.12.1843
Фрибес Вилем Францевич действительный статский советник, и. д. (утверждён 30.03.1846)
06.12.1843—03.03.1856
Пфеллер Владимир Филиппович действительный статский советник
03.03.1856—23.11.1856
Арандаренко Николай Иванович тайный советник, и. д. (утверждён 04.07.1858)
30.11.1856—17.04.1863
Гартинг Николай Мартынович действительный статский советник, и. д. (утверждён 19.04.1864)
17.04.1863—01.01.1866
Казначеев Алексей Гаврилович в звании камер-юнкера (действительный статский советник)
01.01.1866—29.07.1866
Гагарин Сергей Павлович князь, действительный статский советник, и. д. (утверждён 01.01.1867)
05.08.1866—23.05.1869
Качалов Николай Александрович действительный статский советник
24.05.1869—16.10.1870
Игнатьев Николай Павлович действительный статский советник, и. д. (утверждён 30.08.1873)
12.06.1871—16.05.1880
Кониар Модест Маврикиевич действительный статский советник
16.05.1880—16.08.1881
Баранов Николай Михайлович генерал-майор
16.08.1881—27.08.1882
Полторацкий Пётр Алексеевич камергер, действительный статский советник
03.09.1882—22.07.1883
Щепкин Николай Павлович действительный статский советник
22.07.1883—20.08.1883
Пащенко Константин Иванович действительный статский советник
20.08.1883—19.12.1885
Голицын Николай Дмитриевич князь, действительный статский советник, и. д. (утверждён 30.08.1887)
19.12.1885—03.06.1893
Энгельгардт Александр Платонович камергер, действительный статский советник
03.06.1893—10.08.1901
Римский-Корсаков Николай Александрович контр-адмирал
17.12.1901—10.05.1904
Бюнтинг Николай Георгиевич действительный статский советник
10.05.1904—08.11.1905
Качалов Николай Николаевич действительный статский советник
08.11.1905—20.10.1907
Сосновский Иван Васильевич действительный статский советник
16.11.1907—05.12.1911
Бибиков Сергей Дмитриевич действительный статский советник
05.12.1911—05.03.1917

Вице-губернаторы, заведовавшие казёнными палатами согласно высочайше утверждённому 31.12.1796 штату

Ф. И. О. Титул, чин, звание Время замещения должности
Окунев Сергей Петрович коллежский советник
1784—12.08.1791
Карачинский Иван Яковлевич коллежский советник
22.09.1792—06.07.1794
Молчанов Иван Андреевич действительный статский советник
08.07.1794—29.01.1797
Бибиков Григорий Мартынович коллежский советник
30.01.1797—03.08.1798
Тутолмин Николай Иванович статский советник
19.09.1798—28.08.1802
Мартьянов Пётр Фёдорович действительный статский советник
29.08.1802—23.01.1818
Фан-дер-Флит Тимофей Ефремович статский советник
23.01.1818—16.07.1821
Тухачевский Николай Сергеевич статский советник
09.09.1821—19.12.1823
Ковалевский Прокофий Афанасьевич коллежский советник
26.12.1823—26.08.1826
Ранев коллежский советник
26.08.1826—16.09.1826
Комаров Николай Иванович коллежский советник
16.09.1826—03.03.1828
Измайлов Александр Ефимович статский советник
31.03.1828—22.03.1829
Чуфаров Павел Васильевич надворный советник, и. д.
22.03.1829—17.06.1832
Евсевьев Александр Николаевич действительный статский советник
17.06.1832—29.06.1835
Юренев Николай Алексеевич действительный статский советник
26.07.1835—08.11.1835
Тукалевский Иосиф Афанасьевич статский советник
08.11.1835—01.01.1838

Вице-губернаторы, состоявшие при губернском правлении согласно высочайше утверждённому 03.06.1837 штату

Ф. И. О. Титул, чин, звание Время замещения должности
Соболевский Михаил Павлович коллежский советник
27.03.1838—10.08.1839
Ножин Михаил Фёдорович коллежский советник
10.08.1839—24.04.1845
Сафронов Александр Яковлевич надворный советник
24.04.1845—19.03.1847
Скалон Николай Александрович надворный советник
19.03.1847—03.10.1849
Никифоров Гавриил Макарович коллежский советник
03.10.1849—14.10.1853
Баранович Станислав Михайлович действительный статский советник
14.10.1853—15.12.1853
Коноплин Алексей Васильевич статский советник
15.12.1853—01.02.1856
Лерхе Эдуард Васильевич коллежский советник
01.02.1856—15.02.1857
Гренберг Иосиф Иванович статский советник
15.02.1857—06.08.1861
Страховский Михаил Фёдорович действительный статский советник, и. д. (утверждён 05.01.1862)
06.08.1861—05.12.1869
Игнатьев Николай Павлович коллежский советник, и. д. (утверждён 09.10.1870)
05.12.1869—12.06.1871
Подвысоцкий Александр Осипович статский советник
20.08.1871—05.09.1879
Голицын Николай Дмитриевич в звании камер-юнкера, коллежский советник
30.11.1879—14.06.1884
Депрерадович Родион Васильевич коллежский советник
05.07.1884—30.04.1887
Заботкин Александр Степанович действительный статский советник
09.06.1887—21.08.1892
Извеков Егор Егорович действительный статский советник
15.09.1892—08.02.1897
Островский Дмитрий Николаевич статский советник
21.02.1897—27.03.1898
Горчаков Сергей Дмитриевич князь, в должности церемониймейстера, надворный советник
15.07.1898—11.12.1900
Лауниц Владимир Фёдорович коллежский советник (статский советник)
29.01.1901—28.08.1902
Лилиенфельд-Тоаль Анатолий Павлович статский советник
07.10.1902—13.08.1905
Григорьев Дмитрий Дмитриевич в звании камер-юнкера, коллежский советник
28.01.1906—26.11.1907
Шидловский Александр Фёдорович статский советник
26.11.1907—27.08.1911
Шильдер-Шульднер Николай Юрьевич действительный статский советник
27.08.1911—28.05.1912
Брянчанинов Владимир Николаевич коллежский советник
28.05.1912—1914
Палеолог Борис Николаевич статский советник
1914—1916
Турбин Сергей Иванович статский советник
1916—1917

Герб

Герб Архангельской губернии, утверждённый 5 июля 1878 года: «В золотом щите, Святой Архистратиг Михаил, в лазуревом вооружении, с червлёным пламенеющим мечом и с лазуревым щитом, украшенным золотым крестом, попирающий чёрного лежащего дьявола. Щит увенчан Императорской короной и окружён золотыми дубовыми листьями, соединёнными Андреевской лентой».

Герб губернии является гласным.

Административное деление

В момент образования (1796 год) губерния делилась на 8 уездов: Кольский, Кемский, Онежский, Шенкурский, Холмогорский, Архангельский, Пинежский и Мезенский (перечислены с запада на восток).

В 1859 году был упразднён Кольский уезд (восстановлен в 1883 году).

В 1891 году от Мезенского уезда отделена восточная часть, образовавшая Печорский уезд с центром в Усть-Цильме. В 1899 году Кольский уезд был переименован в Александровский, центр уезда был перенесён из Колы в основанный в этом же году город Александровск (ныне — Полярный).

В 1903 году административное деление губернии имело следующий вид:

№ п/п Уезд Уездный город Площадь,
кв.вёрст
Население
(1903), чел.
1 Александровский (Кольский) г. Александровск 136 378 9 827
2 Архангельский г. Архангельск 27 224 64 463
3 Кемский г. Кемь 39 962 39 286
4 Мезенский г. Мезень 94 310 27 046
5 Онежский г. Онега 25 403 42 550
6 Печорский с. Усть-Цильма 353 180 38 088
7 Пинежский г. Пинега 42 364 31 614
8 Холмогорский г. Холмогоры 14 731 39 672
9 Шенкурский г. Шенкурск 21 900 83 580

В 1918 году образован Усть-Вашский уезд.

14 октября 1920 года Печенгская волость Александровского уезда была передана Финляндии.

В 1921 Александровский уезд преобразован в отдельную Мурманскую губернию; в те же годы Кемский уезд отошёл к Карельской трудовой коммуне, а часть Печорского — к Автономной области Коми(Зырян).

В 1922 году был упразднён Усть-Вашский уезд, а Холмогорский уезд был переименован в Емецкий уезд (упразднён в 1925 году). В 1927 году был упразднён Пинежский уезд.

В 1929 году при ликвидации губернии были ликвидированы и все её уезды.

География

Площадь — 740347 кв. вёрст, жителей — 315730, уездов — 8: с запада на восток идут — Кольский, Кемский, Онежский, Шенкурский, Холмогорский, Архангельский, Пинежский и Мезенский. На огромном пространстве губернии поверхность очень разнообразна, причём можно вообще заметить, что средняя часть губернии довольно ровна, а на западе и востоке, особенно же на северо-западе и северо-востоке, встречаются довольно высокие горы. Если в этом отношении северо-западные и северо-восточные части губернии сходны, то в других — различие большое.

На северо-востоке проходят три кряжа гор: Уральский, составляющий границу с Тобольской губернии и между полярным кругом и 68° с. ш., имеющий несколько вершин более 1300 м, а Пай-Яр даже 1420 м. От Урала отделяется и идёт в северо-западном направлении хребет Пай-Хой на пространстве 200 вёрст и оканчивается у Югорского шара. Его высота несколько менее, чем Северного Урала. Третий, менее высокий Тиманский хребет входит в Архангельскую губернию из Вологодской, он оканчивается у Чёсской (Чёшской) губы Белого моря и не выше 400 м. Он служит вообще водоразделом систем Печоры и Мезени, но река Цильма пробивается через него, впадая затем в Печору.

В этом северо-восточном углу губернии распространены юрские отложения; она не лишена и минеральных богатств, так на реке Цильма есть серебросвинцовые руды, на Ухте сланец доманик, пропитанный нефтью. Особенно богатым считается Тиманский кряж, куда в 1889 году снаряжена была экспедиция министерством государственных имуществ.

Печора протекает по губернии на протяжении около 800 километров и судоходна. Кроме Цыльмы, принимает справа Уссу, слева Ижму. Средняя часть губернии вообще довольно ровная, здесь преобладают древние осадочные отложения. Девонская формация входит широкой полосой из Олонецкой губернии, проходит по Онежскому и Архангельскому уездам до восточного (зимнего) берега Белого моря, потом переходит и на западный Терский берег. Южнее идёт более узкой полосой каменноугольная формация, по Холмогорскому и Пинежскому уезду к устью Мезени, а в Шенкурском уезде восточной части Пинеги и чрез реку Мезень до реки Пёза встречаются пермские отложения. Эта средняя, более узкая часть губернии (так как Белое море вдаётся глубоко в материк) прорезана тремя большими судоходными реками, текущими с юга на север и впадающими в Белое море: Онегой, протекающей по губернии на 200 километров, Северной Двиной на пространстве 400 и Мезенью на 400 километров. Северная Двина в пределах губернии принимает справа Пинегу, слева Вагу, и на ней производится оживлённое пароходство, по берегам её сосредоточена большая часть населения губернии.

Совершенно иные условия в западной части губернии, в уезде Кемском, между Белым морем и границами Финляндии и Кольским полуостровом, между северной частью Белого моря и Ледовитым океаном. Уже в Кемском уезде местность очень неровная, пересечённая, во многом сходная с северной Финляндией, а внутри Лапландского полуострова есть настоящие горы — Хибины и Чауны-тундры и другие. Здесь встречаются выходы гнейсов, гранитов, диоритов, порфиров и разных других кристаллических пород, разбросанных в громадном количестве в виде валунов на Кольском и Кемском полуостровах. Вообще эту местность можно считать классической страной древних ледников и ледяных покровов. Кроме валунов и мелких ледниковых наносов, встречаются в изобилии округлённые и выглаженные льдом скалы (бараньи лбы), затем ледниковые борозды и так далее. Благодаря нагромождению ледниковых наносов здесь образовалось множество озёрных котловин, здешние озёра, особенно Имандра, по величине больше других озёр Европейской России, кроме Ладожского и Онежского. Реки все порожисты. Это, так сказать, реки в зачатке, состоящие из озеровидных расширений и порогов или водопадов. Кольский полуостров — нагорье средней высотой около 300—350 м, над которым, особенно около озера Имандра, поднимаются настоящие горы, так, Хибины-тундры, высшая вершина которых 920 м, Чауны-тундры до 850 м и Салми-тундры до 1000 м.

Тундрами здесь, в отличие от восточной части губернии, называются скалистые горы, вершины которых лишены лесов, вараками — горы, покрытые доверху лесом. На Хибинских тундрах лес растёт до высоты 400 метров. Климат Архангельской губернии суров, но не везде, на крайнем северо-западе губернии зима далеко не холодна, открытое море не замерзает, не бывает на нём и крупного плавучего льда, вероятно, и самый холодный месяц имеет температуру не ниже −7°, то есть близкую к соседнему норвежскому городу Вардё. Внутри страны зима становится гораздо холоднее, вообще мурманская зима так тепла, как на северном берегу Азовского моря. Иное дело весна и лето — в эти времена года море имеет охлаждающее влияние на температуру и лесная растительность не встречается на прибрежной полосе, а лишь в некотором отдалении от моря, за исключением лишь южной части Белого моря. На последнем образуется много льда, и оно имеет большое влияние на охлаждение температуры весны и лета. На Кольском полуострове лесная растительность в защите от морских ветров доходит до 69° с. ш., и притом сосны и берёзы рослые, не приближающиеся к карликовым деревьям (сланцам). В средней и восточной части губернии лесная растительность далеко не доходит до такой широты: так на полуострове Канин крупный лес до 67 ½° (ель), а на Печоре до той же широты доходит лиственница.

В среднюю часть губернии проникают некоторые сибирские деревья, которых нет в лесах далее на юге и западе, например: лиственница, пихта, сибирский кедр. Для многих растений запада Белое море и Онежское озеро составляют предел распространения. Наконец, стоит упомянуть о нахождении в Шенкурском и Холмогорском уезде некоторых растений чернозёма, как чёрной ольхи. В Архангельской губернии проходят и пределы распространения некоторых важных культурных растений, причём, как справедливо заметил профессор Бекетов, наш Север ещё так мало населён, что нынешние пределы возделывания отнюдь не составляют ещё климатических пределов. Он же полагает, ссылаясь на пример Норвегии, что где растёт высокоствольный лес, там возможно и возделывание ячменя. У нас до последнего времени ячмень далеко не доходил до таких широт, и на Кольском полуострове он не сеялся, но в последнее время возделывается с успехом под 68 ½° с. ш., в 15 вёрстах от Колы. К востоку от Белого моря ячмень сеют близ Мезени (65 ¾° с. ш.), а на Печоре, где лето суровее, чем на Двине, под той же широтой, до 64° с. ш. Рожь сеется ещё в Архангельском уезде до 65° с. ш., и были уже попытки возделывать её за полярным кругом на Кольском полуострове.

Климат

Средние температуры:

Широта Год Январь Апрель Июль Октябрь
Вардё (сев. Норвегия) 70½° 0,8-6,0 −1,6 8,9 1,4
Муониониска (сев. Финляндия) 68° *) −2,7 −17,8 −3,6 14,0 −2,7
Орловский маяк 67° −2,5 −12,2 −4,5 8,6-0,4
Кемь 65° 0,9 −11,3 −0,4 14,8 1,5
Архангельск 64½° 0,4 −13,6 −1,0 15,9 1,5

*) 300 м над уровнем моря.

Сравнение Орловского маяка в северной части Белого моря с Вардё показывает, насколько климат теплее у берегов океана. На Печоре, к сожалению, хотя и есть наблюдения в одном месте, но не опубликованы.

Дождя и снега в Архангельской губернии выпадает менее, чем в Средней России, но его более чем достаточно для земледелия, которое страдает не от засухи, а от ранних и поздних морозов, иногда совершенно уничтожающих жатву. В Архангельске в год выпадает — 396, в Кеми — 359, в Коле — 201 мм, всего более в августе, затем в июле. Осенью осадков менее, но дождливые дни чаще; уже в сентябре ненастье продолжается нередко много дней сряду. Весна суше осени, более ясных дней.

Экономика

К 1830 году по уровню промышленного производства Архангельская губерния занимает 30-ое место из 52 губерний страны. В 1868 году в Архангельской губернии свыше 1900 промышленных предприятий вместе с кустарными (свыше 5 тысяч рабочих), в 1913 году — около 3900 (свыше 28 тысяч рабочих). Широко распространено отходничество (в 1845 году около 20 тысяч отходников, в 1915 — около 60 тысяч).

Леса занимают более половины площади, а если исключить северные тундры, где лес не растёт по климатическим условиям, то гораздо более половины, как видно из следующего сопоставления казённого леса в тысячах десятин:

Уезды Общее
пространство
Лесу
Архангельский 2836 2575
Кемский и Кольский 18336 9706
Мезенский 46540 21192
Онежский 2646 2569
Пинежский 4412 4831
Холмогорский 1534 1540
Шенкурский 2281 586

Пространства уездов и лесов очевидно неточны. Точно измерено только пространство корабельных лесов, которых 2 мил. 200 т. десятин. Лучшие породы: лиственница в восточных и сосна в средних и южных частях губернии. Лес в виде досок и брёвен вывозится за границу из Онеги, Архангельска, Мезени и устьев Печоры, то есть из мест, куда лес может быть доставлен дёшево по воде.

Другие лесные промыслы также играют большую роль в жизни Архангельской губернии, особенно смолокурение, всего более развитое в уездах: Шенкурском, Холмогорском и Пинежском. Смола доставляется для вывоза в Архангельский порт не только из Архангельской губернии, но и из северо-восточных уездов Вологодской. Затем можно ещё упомянуть о заготовке дров, особенно по притокам Сев. Двины, для г. Архангельска и пароходов, о выделке деревянной посуды и т. д.

Во всей средней и южной части губернии лес играет первенствующую роль — более 90 % пространства занято лесом. Человеческие поселения, поля и огороды составляют лишь небольшие островки в лесном море. Исключение составляют берега Северной Двины.

Издавна установилось и до сих пор ведётся огневое, или лядинное хозяйство[2], то есть выжигание леса для получения двух, трёх урожаев хлеба, после чего пашня оставляется и снова зарастает лесом. В Архангельской губернии почти нет частной земельной собственности, земля принадлежит казне, а в Шенкурском уезде имеются и большие удельные имения. В зависимости от взгляда казённого и удельного управления на леса и пользование ими — находится участь населения. Нередко ввиду сбережения лесов до крайности сменялось пользование ими для лядин и смолокурения, между тем как лучшие знатоки края, например, Н. Я. Данилевский, доказывали, что край так малонаселён, что достаточно только заботиться о сохранении строевых и корабельных лесов и лесов на прибрежьях больших рек. Постоянных пашен даже в средних уездах губ. очень мало, не только сравнительно с общим пространством, но и с пространством лугов, и благодаря этому они хорошо удобрены и дают довольно высокие средние урожаи. Всего более хлеба сеется в Шенкурском уезде, а по Северной Двине, особенно в Холмогорском, тянутся превосходные заливные луга и содержится холмогорская порода рогатого скота, известная своей молочностью; отсюда животные вывозятся на продажу в Петербург. Население средних и южных уездов Архангельской губернии по преимуществу русское, потомки новгородцев, люди деятельные и предприимчивые, живущие лучше населения средних губерний. Особенно просторны и чисты жилища. Рыбные и звериные промыслы играют значительную роль лишь в Архангельском уезде, но рыбы, особенно трески с Белого моря, потребляется везде много. Из инородцев здесь обитают: 1) заволоцкая чудь, финское племя, жившее здесь до прихода русских. Они теперь смешались с русским населением в уезде Архангельском, Холмогорском и Пинежском. Вообще, чем дальше удаляться от больших рек, тем более примесь чуди, 2) иностранцы и инородцы, живущие в г. Архангельске и с. Соломбале, у устья Двины — недавние пришельцы, обыкновенно не живущие долго в крае. Западная часть Мезенского уезда, по реке Мезени — составляет до некоторой степени переход к Печорскому краю, где земледелие очень ненадёжно, а важнее — лесные промыслы (сплавы и пилка леса), особенно рыбные и звериные, не только местные, но и отхожие на острове Колгуев и даже Новую Землю. Кроме русских, в Мезенском уезде живут зыряне, как около Мезени, так и на Печоре, а самоеды кочуют везде на севере уезда за пределами лесов. Большая восточная часть Мезенского уезда, обширный и малолюдный Печорский край, так мало связана с остальной частью губернии, что уже идёт речь об устройстве особого Печорского уезда из частей Архангельской, Вологодской и Пермской губернии с причислением его к Пермской. Действительно, из Чердынского уезда Пермской губернии идёт торговый путь на Печору, куда с Камы привозится хлеб, а оттуда вывозятся замши, оленьи меха, языки и рыба. На Печоре земледелие незначительно, жители занимаются рыбными промыслами по всей реке и её притокам, а звериными — в её устье и на соседних островках, — также рубкой и сплавом леса, оленеводством, выделкой замши и оленьих мехов. Оленеводство — коренной промысел самоедов, кочующих по обе стороны Нижней Печоры в Большеземельской, Малоземельской и Канинской тундрах, но теперь русские и зыряне всё более овладевают этим промыслом, снабжая самоедов разными товарами и получая расплату оленями. Охота на пушных зверей и дичь также доставляет хороший заработок. Она имеет значение и для жителей средних и южных уезддов. Русские живут в низовьях Печоры и её притоков, в волостях Пустозерской и Усть-Цилемской (в последней почти исключительно раскольники), а зыряне — выше по реке, особенно в Ижемской волости. В последние годы было много изысканий дорог через Урал из области Оби в область Печоры, была речь о проведении железной дороги, которая открыла бы удобный путь для вывоза сибирского сырья. Пока проложена лишь тропа, по которой купец Сибиряков доставляет небольшое количество хлеба.

Западные уезды губернии находятся в особых условиях: рыбные и звериные промыслы имеют огромное значение для населения, а хлебопашество незначительно, лесные промыслы — слабо развиты и то лишь в южной части. Внутри Кемского уезда живут корелы, финское племя. Они занимаются хлебопашеством, кузнечным делом, между прочим приготовлением ружей, отхожими рыбными и звериными промыслами и живут в нищете. Русские, т. н. поморы, потомки новгородцев, живут по берегу моря и низовьям рек, от границ Онежского уезда до Кандалакши, и исключительно занимаются рыбными и звериными промыслами. В речках ловится сёмга, но в небольшом количестве, гораздо важнее лов сёмги, наваги и трески в Белом море, особенно в Кандалакском заливе, а важнее всего рыбные и звериные промыслы на Мурманском берегу Ледовитого океана (см. Мурман). Движение на Мурмане начинается уже в феврале, причём приходится пройти до 500 вёрст по необитаемой местности. Главная статья здесь лов трески. Она идёт в Архангельск, а оттуда развозится по всей губернии и соседним. Кроме трески русского улова, поморы привозят и норвежскую, вымениваемую ими на хлеб в портах северной Норвегии. Открытое море и прекрасные гавани Мурманского берега, обилие рыбы и морского зверя заставили в последнее время подумать о колонизации этого края. Здесь издавна было русское поселение — Кола, а теперь по берегу устроено несколько т. н. колоний, населённых русскими, финнами (из Финляндии) и норвежцами, но населения всё-таки очень мало, и местность оживляется лишь летом, с приходом поморов, когда идёт ловля, соление и сушка рыбы, вытапливание трескового жира и т. д. Есть один китоловный завод в Арагубе. Недавно на самой границе Норвегии устроен Трифоно-Печенгский монастырь. На Лапландском полуострове кочуют лопари со своими оленями, иные занимаются и рыболовством. Все уже давно православные. Русские проникли на территорию Заволочья, по крайней мере, с XI века — то были новгородские ушкуйники, плававшие на Онегу и Двину, а оттуда на Мезень и Печору. Позже в числе владений Великого Новгорода была Двинская земля, где новгородцы прочно основались. После покорения Новгорода московским государем, воеводы покорили Югорский край, то есть восточную часть Архангельской губернии. В 1553 году английский капитан Ричард Ченслер вошёл впервые в Северную Двину. В 1584 году был основан Архангельск и стал вести значительную торговлю с Англией и Голландией. В 1703 году Пётр Великий, ревнуя о своём Петербурге, почти совершенно прекратил торговлю Архангельска, но позже она опять развилась (см. Белое море), а в последнее время упала вследствие дурных путей сообщения. Для оживления торговли и прокормления населения была необходима Вятско-Двинская железная дорога.

В 1858 году открыто регулярное пароходное сообщение по Северной Двине, в конце XIX века — по Онеге и Мезени. В 1899 году построена железная дорога «Пермь — Вятка — Котлас» (для вывоза сибирского хлеба). В 1898 году построена узкоколейная линия железнодорожная линия «Архангельск — Вологда» (перестроена в 1916). В 1915 году начато строительство Мурманской железной дороги.

Во внутренние губернии России Архангельск отпускает: сёмгу и треску, замшу, оленьи и другие меха, тюлений и тресковый жир, дичь, а за границу — строевой лес, смолу, хлеб и льняное семя. В последние годы несколько оживился каботаж между Архангельском и особенно портами Мурманского берега и Петербургом. Все порты губернии привозят товаров на 1385000 руб., отпускают на 6954 тонн, около 85 % вывозной торговли приходится на Архангельск, лес и смола составляют 59 % отпуска, овёс 14 %, лён, кудель и пакля 19 %, ржаная мука 8 %, оборот 5 главных ярмарок составляет 2500000 руб. Губернских средних учебных заведений (кроме городских и мореходных) — 7, с 997 учениками, городских и ремесленных — 8, с 321 учениками, шкиперских и мореходных — 6, с 164 учениками, начальных и приходских — 153, с 8470 учениками. За 10 лет 1877—1886 среднее ежегодное число рождений было 12603, смертей — 8578, перевес рождений — 4025, то есть около 1,3 % населения.

В 1891 году восточная часть губернии, входящая в состав бассейна реки Печоры, была отделена от Мезенского уезда в новый Печорский уезд, к которому причислены также острова Ледовитого океана — Новая Земля, Вайгач и др. Административным центром уезда стало село Усть-Цильма.

В 1899 году при Екатерининской гавани Ледовитого океана основан новый портовый город Александровск, куда переведены уездные учреждения из города Колы, а Кольский уезд был переименован в Александровский.

Аграрной реформе Столыпина (начиная с 1906 года) не имела успеха в Архангельской губернии. Так в Шенкурском уезде выделилось из общин менее 2 % от общего числа крестьянских домохозяйств (в среднем по России — 10,6 %). Около четверти крестьянских дворов были безлошадными и не имели сельскохозяйственного инвентаря. Главными орудиями труда оставались являлись соха и деревянная борона — первый плуг в Архангельской губернии появился в 1910 году. Перед первой мировой войной из 44 лесопильных завода в Архангельской губернии 26 принадлежали иностранцам. Количество рабочих-лесопилыциков увеличилось с 1893 года по 1913 год почти в 10 раз — с 2052 чел. до 19748 человек. На каждую тысячу рабочих приходилось 45,5 несчастных случаев в год — втрое выше, чем в среднем по России[3].

Население

В начале XVIII века общая численность населения около 100 тысяч человек, в середине XIX века — около 282 тысяч человек (в том числе государственные крестьяне 50,8 %, удельные — 16,9 %, мещане — 3,7 %, купечество 2,5 %, духовенство — 0,9 %, дворянство и чиновничество — 0,8 %)[4].

На 1886 год население составляло 320 743 человек (155 030 мужчин и 165 713 женщин). Распределение по сословиям (1886 год): дворян и чиновников 0,66 %, духовенства 0,97 %, городских сословий 5,53 %, сельских сословий 5,15 %, иностранцев 0,08 %, инородцев 2,49 %, прочих 0,09 %, арестантов 0,37 %.

Жителей в Архангельской губернии к 1903 году было 376126, что составляет по 0,5 жителей на 1 кв. версту. Городского населения 33040 чел., сельского — 343086.

Уезды Поверхность,
кв. вёрст.
Население Жителей на
1 кв. версту
Архангельский 27224 64463 2,4
Холмогорский 14731 39672 2,7
Шенкурский 21900 83580 3,8
Пинежский 42364 31614 0,7
Мезенский 94310 27046 0,3
Печорский 353180 38088 0,1
Онежский 25403 42550 1,7
Кемский 39962 39286 1,0
Александровский 136378 9827 0,7
По губернии 755452 376126 0,5

Из городов один только Архангельск имеет 21 276 жит., остальные незначительны. Скота в 1902 г. в губернии было голов: лошадей — 57672, крупного рогатого — 118798, овец — 144467, оленей — 393511 (последние — почти исключительно у самоедов Печорского уезда). Фабрик и заводов в 1902 г. было 4506, с 19865 рабоч. и производством на 14111000 руб.; из них 33 завода лесопильные производили на 11940000 руб.; более значительные заводы в Архангельске и его уезде (производ. на 8133000 руб.). Лесные материалы служат и главным предметом отпускной торговли губернии; в 1902 г. их отправлено за границу морем на 12,5 млн руб., что составляет 82 % стоимости всего отпуска. Учебных заведений (1902) 451, с 18316 учащимися, в том числе начальных и школ грамоты 429, с 16132 уч.; остальные — средние и профессиональные. Больниц 15 на 272 кровати, приёмных покоев 35 на 127 кроватей, врачей 32, низшего медиц. персонала 155.

С 1898 гг. Архангельск соединён с Москвой железной дорогой, которая пересекает Архангельскую губернию в меридиональном направлении на протяжении 219 вёрст.

Повинности и доходы казны с Архангельской губернии, в 1902 г. поступило государственных и земских сборов 724594 руб., акциза и от продажи казённых питей — 1931593 руб., натуральные повинности оценены в 146847 руб.; городских доходов — 386212 руб. (в том числе по г. Архангельску — 338348 руб.).

В недоимке к 1903 г. оставалось: государственных и земских сборов — 19652 руб., городских — 28242 руб. Расходы городов — 379840 руб. (г. Архангельска — 331754 руб.). В последнее время много сделано по исследованию губернии, особенно по изучению Мурмана, о-ва Колгуева (1903) и Печорского края (1904).

Национальный состав

Национальный состав по переписи 1897 года[5]:

уезд русские коми-зыряне карелы ненцы норвежцы финны саамы
Губерния в целом 85,1 % 6,7 % 5,6 % 1,1 %
Архангельский уезд 98,0 %
Кемский уезд 45,0 % 54,4 %
Кольский уезд 63,1 % 1,3 % 2,8 % 2,0 % 11,7 % 18,7 %
Мезенский уезд 91,2 % 4,4 % 4,2 %
Онежский уезд 99,6 %
Печорский уезд 29,2 % 62,8 % 7,9 %
Пинежский уезд 99,8 %
Холмогорский уезд 99,8 %
Шенкурский уезд 99,6 %

На 1903 год губерния занимала 842 531 км² (740 347 кв. вёрст), население составляло 376 126 жителей, плотность населения около 0,45 человека на 1 кв. км.

Напишите отзыв о статье "Архангельская губерния"

Примечания

  1. [base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=ESU;n=17397 Постановление ВЦИК от 14.01.1929 «Об образовании на территории Р. С. Ф. С. Р. административно-территориальных объединений краевого и областного значения»]
  2. Лядинное хозяйство // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  3. [www.ignatiev.hdd1.ru/kraeved/les.htm Лесная промышленность Севера нач. 20 в. Реформа Столыпина на Севере]
  4. Архангельская губерния // Отечественная История с древнейших времён до 1917 года : Энциклопедия. — Т. 1. — С. 116.
  5. [demoscope.ru/weekly/ssp/rus_lan_97_uezd.php Распределение населения по родному языку и уездам 50 губерний Европейской России : Архангельская губерния]. Первая всеобщая перепись населения Российской Империи 1897 г.. Демоскоп Weekly. Проверено 18 сентября 2013.

Литература

  • [chigirin.narod.ru/book20.html Справочная книжка и календарь Архангельской губернии на 1888 год]. — Архангельск, 1888.
  • Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). — СПб.: 1890—1907.
  • Архангельская губерния // Отечественная История с древнейших времён до 1917 года : Энциклопедия. — Т. 1. — С. 116.
  • Пошман А. П. [elib.shpl.ru/ru/nodes/12739-poshman-a-p-arhangelskaya-guberniya-v-hozyaystvennom-kommercheskom-filosoficheskom-istoricheskom-fizicheskom-i-nravstvennom-obozrenii-s-poleznymi-na-vse-onye-chasti-zamechaniyami-arhangelsk-1866-1873 Архангельская губерния в хозяйственном, коммерческом, философическом, историческом, физическом и нравственном обозрении.] — Архангельск, 1866—1873. — 2 т.
  • Челищев П. И. [www.runivers.ru/lib/detail.php?ID=60680 Путешествие по северу России в 1791 году]. — СПб.: тип. В. С. Балашева, 1886. — 339 с.
  • Списки населённых мест Российской империи / Центральный статистич. комитет М-ва внутр. дел. — СПб.: тип. К. Вульфа, 1861. — [blacksearcher.ru/forum/viewtopic.php?t=56 Т. 1: Архангельская губерния]. — 131 с.
  • [blacksearcher.ru/forum/viewtopic.php?t=14 Памятные книжки и адрес-календари Архангельской губернии 1850—1916, PDF]

Ссылки

  • ЭСБЕ:Архангельская губерния
  • [guides.eastview.com/browse/guidebook.html?bid=79&sid=185080 Административно-территориальное деление Архангельской губернии в XVIII—XX вв.]
  • [www.isles.ru/depository/parish/list_of_uezds.php?id=1 Исторические описания православных приходов Архангельской губернии]
  • [book-old.ru/BookLibrary/01000-Arhangelskaya.html Библиотека Царское Село, книги по истории Архангельской губернии]
  • [kartolog.ru/wp-content/uploads/2009/07/3.-Arhangelskoe.jpg Административно-территориальное деление Архангельской губернии: карта Архангельской губернии из Атласа Российской империи 1792 года]
  • [new.runivers.ru/maps/eiler/14 Карта Архангельского наместничества 1792 года] на сайте Руниверс
  • [whp057.narod.ru/arhan.htm Список губернаторов и генерал-губернаторов]
  • [new.runivers.ru/maps/podratlas/11 Карта Архангельской губернии из «Атласа» А. А. Ильина 1876 года] (просмотр на движке Google на сайте runivers.ru)

Отрывок, характеризующий Архангельская губерния

Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.