Архангельский переулок (Москва)

Архангельский переулок Москва
Вид на юг от пересечения с Потаповским переулком
Общая информация
Страна	Россия
Город	Москва
Округ	ЦАО
Район	Басманный
Протяжённость	478 м
Ближайшие станции метро	Чистые пруды, Тургеневская
Прежние названия	Котельников переулок, Гавриловский переулок, Меншиков переулок, Телеграфный переулок.
Почтовый индекс	101000
Номера телефонов	+7(495)ХХХ-хх-хх
[www.openstreetmap.org/?lat=55.762054&lon=37.638521&zoom=15&layers=M на OpenStreetMap]
[maps.yandex.ru/?text=%D0%A0%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D1%8F%2C%20%D0%9C%D0%BE%D1%81%D0%BA%D0%B2%D0%B0%2C%20%D0%90%D1%80%D1%85%D0%B0%D0%BD%D0%B3%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9%20%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B5%D1%83%D0%BB%D0%BE%D0%BA&sll=37.638521%2C55.762054&sspn=0.04391%2C0.018568 на Яндекс.Картах]
[maps.google.com/maps?ll=55.76194,37.63861&q=55.76194,37.63861&spn=0.03,0.03&t=k&hl=ru на Картах Google]

Архангельский переулок (Москва)Архангельский переулок (Москва)

Арха́нгельский переу́лок (Котельников, Гаври́ловский, Ме́ншиков переу́лок, с 12 августа 1924 года по 13 мая 1993 года — Телегра́фный переу́лок) — переулок в Басманном районе города Москвы (Центральный административный округ). Начинается от Сверчкова переулка, круто поворачивает практически параллельно ему и, пересекая Кривоколенный переулок в том месте, где он переходит в Потаповский, выходит на Чистопрудный бульвар. В старину составлял единое целое с Девяткиным переулком, начинаясь от улицы Покровка.

Нумерация домов идёт от Сверчкова переулка.

Название

Первоначальное название переулка — Котельников — произошло от мастеров по изготовлению котлов, живущих в этом районе. Затем переулок стал называться Гаврилов — по имени церкви во имя Архангела Гавриила, упоминание о которой впервые встречается в переписи 1551 года.

После того, как в конце XVII века участок земли к западу от Чистых прудов перешёл в собственность Александра Меншикова и на месте древней церкви была выстроена новая, так называемая Меншикова башня — стал называться Меншиковым. Позднее за переулком закрепилось название Архангельский.

В августе 1924 года, на волне борьбы советской власти с православной церковью, это «религиозное» название было сменено на нейтральное Телеграфский — по причине близости к переулку Московского центрального телеграфа.

13 мая 1993 года переулку было возвращено его дореволюционное название.

История

Переулок возник в урочище «Котельники», где проживали мастера по изготовлению котлов.

Здания и сооружения

По нечётной стороне

№ 1, дом Константинова

Здание 1874 года постройки, архитектор — Август Вебер. Здесь в 1910-х годах размещалось Генеральное консульство Германии.

№ 3, доходный дом В. В. Журавлева

Здание 1890-х годов постройки, архитектор — Митрофан Арсеньев.

№ 5, армянская Крестовоздвиженская церковь

 памятник архитектуры (утраченный) Здание церкви было снесено в 1939 году.

№ 5 стр. 4, палаты начала XVIII века 

 памятник архитектуры (вновь выявленный объект), здание 1700-х годов постройки. В настоящее время — резиденция архиепископа Армянской апостольской церкви.

№ 7, стр. 1, доходный дом А. Я. Меркеля

 памятник архитектуры (федеральный), здание 1907 года постройки, архитектор — Борис Великовский. В этом доме жил врач-стоматолог и революционер Павел Дауге. Здесь, в конце апреля и осенью 1913 года его посещал Владимир Ульянов-Ленин.

№ 9, доходный дом Г. С. Гринберг

Здание 1911 года постройки, архитектор — Адольф Зелигсон.

№ 11 

Жилой дом 1920-х годов постройки.

№ 11/16, стр. 4?, доходный дом Н. К. Силуанова

Строительство жилого комплекса у пересечения с Кривоколенным переулком началось в 1913 году по проекту архитектора Адольфа Зелигсона и к 1917 году не было завершено. Здание было достроено лишь в 1924 году, после чего здесь жили инженеры, в том числе — Леонид Рамзин. Здесь до 1954 года жил будущий московский краевед С. К. Романюк

№ 11/16, стр ?, особняк Н. К. Силуанова

Здание 1912 года постройки, архитекторы — Капитолий Дулин и Л. В. Осовецкий^{[уточнить]}.

№ 13/11, стр. 1, доходный дом А. В. Бари

 памятник архитектуры (региональный). Жилой дом на углу с Кривоколенным переулком был построен 1895 году, архитектор — Флегонт Воскресенский. С 1922 по 1936 годы здесь жил инженер, архитектор и изобретатель Владимир Шухов.

№ 15а, стр. 9, Меншикова башня

 памятник архитектуры (федеральный). Построена в 1701—1707 годах на основе церковного здания XVII века (интерьеры — начала XVIII века), архитектор — Иван Зарудный (возможно, что в 1703 году к работам привлекался архитектор Доменико Трезини); наиболее раннее из сохранившихся зданий петровского барокко в Москве.

Первое упоминание о церкви во имя Гавриила Архангела в Мясниках относится к 1551 году. К 1657 она была перестроена в камне, в 1679 — увеличена в размерах. К концу XVII века участок перешёл в собственность Александра Меншикова: его семья проживала в усадьбе, стоявшей тогда на месте Центрального почтамта и использовала церковь как домовую. В 1701 (1704?) году Меншиков начал на её месте новое строительство, которое в целом было окончено к 1707 году. Пятиярусная башня типа восьмерик на четверике, увенчанная 30-метровым деревянным шпилем с флюгером в форме ангела, стала самым высоким сооружением Москвы, превысив высоту колокольни Ивана Великого на полторы сажени. В 1708 на три верхних восьмерика были подняты 50 колоколов, на нижнем из них, богато украшенном декоративной скульптурой, был установлен английский часовой механизм с курантами.

14 июня 1723 года в шпиль башни ударила молния, отчего он и верхний ярус башни, который также был деревянным, полностью сгорели. Колокола рухнули вниз, проломив своды и убив людей, находившихся в церкви, при этом интерьеры нефов были частично уничтожены.

Свою нынешнюю форму башня приобрела в 1773—1779 годах, когда для проведения масонских собраний её восстановил член масонского общества Г. З. Измайлов: сгоревший восьмерик был заменён полукруглым куполом и позолоченной главой сложной барочной формы, ярусы звона заложены кирпичом, а утраченные фигуры ангелов с орудиями Страстей Христовых заменены декоративными вазами.

В 1822 году церковь стала почтамтской. В 1863 году по благословению митрополита Филарета в храме были возобновлены богослужения, для чего со стен были счищены многочисленные масонские символы и изречения. Однако, уже по свидетельству 1888 года, богослужения совершались лишь в соседней «тёплой» церкви Феодора Стратилата, Архангельская же церковь представляла из себя «только памятник времён Императора Петра».

17 июля 1948 года здание церкви было передано Антиохийскому подворью.

В настоящее время оригинальная скульптурная отделка церкви практически утрачена, вазы и статуи представляют из себя копии, выполненные из бетона.

№ 15а, стр. 2, колокольня с приделом во имя Феодора Стратилата (Тирона?)

 памятник архитектуры (федеральный), здание в неоклассическом стиле 1806 года постройки, архитектор — Иван Еготов. Построена по распоряжению московского почт-директора Фёдора Ключарёва. Использовалась как «тёплая» церковь. 17 июля 1948 года была передана Антиохийскому подворью.

№ 15, стр. 3, дом причта

 памятник архитектуры (региональный), здание 1827 года постройки, принадлежало причту церкви Феодора Стратилата (Тирона?)^{[уточнить]}.

№ 17, стр. 1, детский приют Елизаветинского благотворительного общества

 памятник архитектуры (региональный), здание 1892 года постройки, архитектор — Александр Попов. В настоящее время здесь находится детская стоматологическая поликлиника.

№ 19/6, здание правления Московско-Киевско-Воронежской железной дороги

 памятник архитектуры (утраченный). В 1810 году на участке, выходящем на Чистопрудный бульвар, была построена усадьба, принадлежавшая графине Елизавете Фёдоровне фон-Вартенслебен, второй супруге Алексея Мусина-Пушкина. Наследником супругов был племянник Мусина-Пушкина Иван, который жил в этом доме. В 1891 году дом был перестроен архитектором Дмитрием Чичаговым, в 1910-х годах — надстоен 3-м этажом по проекту инженера Ивана Рерберга. С 1925 по 1939 годы здесь располагался Народный комиссариат просвещения. В 2000-х годах^{[уточнить]} здание было полностью перестроено.

По чётной стороне

№ 4, стр. 1 и 2, городская усадьба К. Ф. Ратхен — Е. А. Лютер — Саргиных

 памятник архитектуры (вновь выявленный объект)

стр. 1, главный дом (флигель) усадьбы

Двухэтажное здание 1802 года постройки, перестраивалось в 1840 и 1847 годах. Картуш на фасаде гласит: «Российское страховое от огня общество. 1827».

стр. 2, хозяйственная постройка

Здание 1847 года постройки, перестраивалось в 1912 году.

№ 8/2, дома купца Милованова

Здание второй половины XIX века, находится на углу с Потаповским переулком. При советской власти здесь находились винные склады «Мосвинторга».

№ 10, стр. 1 и 2, палаты XVII века

 памятник архитектуры (федеральный), здания на фундаментах XVII века. В 1738-88 годах напротив палат находились фруктовый сад и хозяйственные постройки семьи Приклонских. В 1763 году палаты приобрели братья Пётр и Александр, тем самым расширив семейное владение. В начале XIX века палаты перешли в собственность бригадира Василия Левашова. В пожаре 1812 года сгорел второй деревянный этаж, в 1834 году Левашов выстроил второй этаж в камне.

Основа планировки первого этажа уцелела при поздних перестройках. Двухэтажное здание, выстроенное из большемерного кирпича, соединялось с соседним домом галереей. Главный фасад выходит на глубокий двор, обращённый в сторону Потаповского переулка. Первоначальный декор фасадов с поребриком в карнизах и сложными кирпичными наличниками окон был частично срублен и закрыт штукатуркой (в настоящее время два наличника раскрыты). Ранняя часть здания, прямоугольная в плане, образована палатами различной величины. Подвал, обе палаты которого соединены типичным для XVII века арочным проёмом, и лестница, ведущая к нему — белокаменные. Во втором этаже здания в XVIII веке была устроена анфилада высоких парадных комнат с плоскими перекрытиями. Лепные карнизы, изразцовые печи и ажурное чугунное ограждение каменной лестницы относятся к XIX веку. Ограда участка в виде сложных в плане каменных столбов, украшенных трехчастными филёнками и увенчанных пирамидами с профилированным основанием — второй половины XIX века.

№ 12/8, стр. 1, флигель усадьбы Е. П. Кашкина — А. А. Дурасовой

 памятник архитектуры (федеральный), выходящее на Чистопрудный бульвар двухэтажное здание начала XVIII века, второй этаж надстроен между 1802 и 1806 годами. Реставрировалось в 1981—1982 годах.

Транспорт

Переулок находится неподалёку от станции метрополитена «Чистые пруды» и конечной остановки трамвая маршрута «А».

Примечания

Источники

Комментарии

Литература

Виктор Сорокин. Переулки между улицами Мясницкая и Покровка // «Наука и жизнь», 01.09.2004

Ссылки

• [maps.yandex.ru Карты Яндекс] — [maps.yandex.ru/map.xml?mapID=100&slices=1&mapX=8801&mapY=10575&descx=8801&descy=10575&scale=10 Архангельский переулок]

Отрывок, характеризующий Архангельский переулок (Москва)

«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать: