Архелай Македонский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Архелай
Άρχέλαος<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Статеры македонского царя Архелая</td></tr>

Македонский царь
413 — 399 год до н. э.
Предшественник: Пердикка II
Преемник: Орест Македонский
 
Смерть: 399 до н. э.(-399)
Отец: Пердикка II

Архела́й (др.-греч. Άρχέλαος, лат. Archelaus) — македонский царь, правивший в 413399 годах до н. э.[1]



Биография

Архелай был незаконным сыном царя Пердикки II от рабыни Симихи. Платон так рассказал о захвате Архелаем власти:

«Он не имел ни малейших прав на власть, коей ныне владеет, потому что родился от рабыни Алкета, брата Пердикки, и, рассуждая по справедливости, сам был Алкетовым рабом, а если бы пожелал соблюдать справедливость, то и поныне оставался бы в рабстве у Алкета…. Начал он с того, что пригласил к себе господина своего и дядю [Алкета], пообещав вернуть ему власть, которой того лишил Пердикка, и, напоив гостей допьяна — и самого Алкета, и сына его Александра, своего двоюродного брата и почти ровесника,- взвалил обоих на телегу, вывез среди ночи в поле и зарезал, а трупы исчезли бесследно. Совершив такую несправедливость, он даже не заметил, что стал несчастнейшим из людей, и никакого раскаяния не испытывал, а немного спустя не пожелал стать счастливым, потому что не воспитал в согласии со справедливостью своего брата, мальчика лет семи, законного сына Пердикки, и не передал ему власть, которая тому принадлежала по справедливости, но утопил ребенка в колодце, матери же его, Клеопатре, объявил, что тот гонялся за гусем, упал в воду и захлебнулся.»[2]

Закон или обычай престолонаследования не соблюдался у македонцев, не был освящен религией. Однако сын рабыни Архелай, бесчестно захватив царство, оказался способным государем. Архелай построил много крепостей и укреплений, велел проложить прямые дороги и провел различные преобразования для улучшения военного дела. При этом для подготовки македонского войска и военного снаряжения, Архелай сделал больше, чем все предшествовавшие ему цари.[3]

В 410 до н. э. он осадил Пидну, и после сдачи перенёс город на 3 км от моря, чтобы легче было удерживать его в своей власти, ведь Македония не располагала флотом.[4] Был захвачен город Ларисса в Фессалии на севере Эллады. Велась нескончаемая война с племенами из Верхней Македонии. С Афинами, ослабленными после сицилийской катастрофы и не представлявшими опасности для Македонии, Архелай поддерживал добрососедские отношения, в первую очередь выразившиеся в организации торговли между обеими странами. Из Македонии афиняне получали продукты животноводства, земледелия, металлы и смолу. Крушение сицилийской экспедиции и гибель флота вызвали большую потребность в стройматериалах. Архелай в связи с этим отпускал афинянам большое количество кораблестроительного леса. Афинское народное собрание высказало благодарность Архелаю за его заслуги перед Афинами и присвоило ему и наследникам титул «проксен».

Архелай приглашал в Македонию самых образованных людей Греции: архитекторов, музыкантов, писателей и поэтов, врачей, философов, историков и военных специалистов. Известно, что среди них были Еврипид, поэты Агафон и Херил, историк Фукидид и другие. Сын знаменитого Гиппократа долгое время был в Македонии царским врачом. Греческие архитекторы построили Архелаю величественный дворец в Пелле, новой столице Македонии. Художник Зевксис, находившийся при македонском дворе, создал великолепные произведения, украшавшие резиденцию македонского правителя и привлекавшие в столицу Македонии много иностранцев. Сократ говорил об Архелае, что к нему ездят не ради его самого, а ради того, чтобы посмотреть на его дворец, на который он издержал 400 мин, тогда как на собственное образование он ничего не истратил. В Македонии Еврипид находился около полутора лет, до своей смерти в 406 до н. э.. Пользовался большим уважением царя и даже занимал официальную должность. Из «Изречений» Плутарха: «Архелай на пиру, когда один из лучших его застольников попросил у него золотую чашу, велел рабу поднести её Еврипиду; а в ответ на удивление просившего сказал: 'Тебе пристало просить, а Еврипиду — получать без просьбы'».

Диодор пишет, что Архелай был случайно ранен на охоте своим любовником Кратером и умер, хотя Аристотель считал, что Архелай пал жертвой заговора:

«Часто покушения совершаются из-за того, что некоторые из монархов опозорили человека плотской связью. Таково покушение Кратера на Архелая. Кратер всегда тяготился этой связью, так что оказалось достаточно ничтожного предлога, а именно: тот обещал выдать за него одну из своих дочерей, но обещания своего не сдержал… однако главной причиной неприязненного отношения Кратера к Архелаю все-таки послужило то, что он тяготился любовной связью с ним. К этому заговору по той же причине примкнул и Гелленократ из Лариссы. Архелай пользовался его молодостью, но не сдержал своего обещания и не вернул его на родину; тогда тот решил, что Архелай состоял с ним в связи не по любовному увлечению, а просто проявляя свою наглость… Руководил покушением на Архелая Декамних; он первый настраивал против него заговорщиков; причиной его гнева было то, что Архелай выдал его для бичевания поэту Еврипиду.»[5]

Платон придерживается 3-й версии, наиболее правдоподобной: заговорщики убили царя ради власти и провозгласили Кратера царем, но через несколько дней он сам был убит другим заговорщиком.

Престол Македонии унаследовал сын Архелая Орест, который был ещё ребёнком.

Предшественник:
Пердикка II
Македонский царь
413 — 399 г. до н. э.
Преемник:
Орест

Напишите отзыв о статье "Архелай Македонский"

Примечания

Библиография

  • Дройзен И. История эллинизма. — Ростов-на-Дону, 1995.
  • Фукидид. История. — М., 1993.

Отрывок, характеризующий Архелай Македонский

Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.