Архелай (полководец)
| Архелай | |
| Άρχέλαος | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Дети: |
Диоген, Архелай |
Архелай (греч. Άρχέλαος) — один из самых известных военачальников Первой Митридатовой войны (89—85 до н. э.), между силами Митридата VI и древнеримской армией[1]. Он был каппадокийцем македонского происхождения. Архелай также был командиром понтийских войск во время вторжения в Грецию, во время которого понтийская армия понесла тяжёлые потери, что вынудило Митридата начать переговоры о мире.
После завоевания Митридатом в первую войну с римлянами Малой Азии, Архелай был в 88 году до нашей эры послан с сильным флотом и многочисленным войском в Грецию и склонил греческие провинции вплоть до Фессалии к отделению от Рима, на что Афины уже раньше изъявили согласие.
В 87 году до нашей эры в Грецию с целью обуздать деятельность Архелая был отправлен один из лучших римских полководцев Луций Корнелий Сулла, который со своим войском осадил Архелая в укреплённой гавани в Пирее и в 86 году до нашей эры завоевал город Пирей. Однако он так и не смог овладеть крепостью Мунихиею, которую обороняла армия Архелая. Наконец Архелай сам, по приказанию своего царя, оставил эту крепость и перешел в Беотию, где сосредоточил свои главные силы, получив от Митридата значительное подкрепление. Луций Корнелий Сулла последовал за своим противником, и в сражении при Херонее римские легионы одержали блестящую победу. Только недостаток кораблей помешал окончательному разгрому войск Архелая, вновь стянувшихся к Халкиде, пока Митридат не выслал в Грецию свежее восьмидесятитысячное войско. В 85 году до нашей эры противоборствующие армии вновь сошлись в битве при Орхомене, где Сулла после двухдневного боя почти полностью уничтожил войско Архелая. Сам Архелай чудом спасся на челноке, на котором переехал в Халкиду.
В результате зимой 85—84 годов до н. э. Митридат VI был вынужден начать с Суллой переговоры о мире, который был заключен после личного свидания обоих полководцев в Дарданоне. Луций Корнелий Сулла обложил Митридата данью и, конфисковав часть кораблей, заставил его покинуть Азию и все другие провинции, которые Митридат занял силой оружия. Рим освободил пленников, покарал перебежчиков и преступников, и приказал, чтобы царь довольствовался границами предков, то есть непосредственно Понтом.
Архелай после этих событий впал в немилость у царя Митридата; существует мнение, что когда началась Вторая Митридатова война, он перебежал к римлянам, однако ряд историков отрицают эту версию и считают, что Архелай стал жертвой придворных сплетен завистников и врагов[2].
Потомки
- Сын (или пасынок) Диоген погиб в битве при Орхомене[3].
- Сын Архелай от Атенаиды (дочери Ариобарзана I Каппадокийского), верховный жрец в Беллоне и Комане (в Каппадокии), царь Египта в 56—55 годах до н. э. благодаря второму браку с Береникой IV Клеопатрой[4].
Напишите отзыв о статье "Архелай (полководец)"
Примечания
- ↑ Архелай, полководец // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ [samlib.ru/o/orhus_d/arhelajstrategmitridataewpatora.shtml Архелай, стратег Митридата Евпатора]
- ↑ «Из вражеского войска погибло 15000, из них приблизительно 10000 всадников, в том числе сын Архелая Диоген. Пехота бежала в лагерь» (App. Mithr. 49)
- ↑ Архелай, жрец // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Архелай (полководец)
В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
