Архив внешней политики Российской империи

Архив внешней политики Российской Федерации
Тип организации:	архивное учреждение
Руководители
Ирина Владимировна Попова
город Москва, улица Большая Серпуховская, дом 15.

Архив внешней политики Российской Федерации (сокр. АВПРИ) — хранилище документов внешней политики Российской империи.

Адрес: город Москва, улица Большая Серпуховская, дом 15. Почтовый индекс 115093.

История

Пётр I 28 февраля (10 марта) 1720 года указал о «Генеральный регламент государственных коллегий». Одна из глав повествовала об собрании всех документов Российской империи, кроме финансовых. Они должны были быть помещены в Коллегии иностранных дел. Это считается началом образования Московского и Санкт-Петербургского архива Коллегии. Московский архив Коллегии иностранных дел (МАКИД) включал в себя документы, срок которых уже закончен, Посольского приказа, часть Московского великокняжеского и царского архивов XIV—XVI века, о дипломатических связях русского государства в период XV — начала XVIII века, а также библиотека, в которой находились книги авторов русских и западноевропейских.

Архив в Санкт-Петербурге (ПКИД) имел документы с активным сроком и дипломатическая переписка, срок которых составил три года.

В 1720 году в КИДе создана инструкция для архивариуса «О разборке и описании дел архивов Коллегии». Первым стал переводчик А. Д. Пойчанов. Он должен был навести порядок сначала в КИДе, потом в МАКИДе, где все документы должны были переплетены в книги:

Тамо обретающиеся в Посольском приказе государственные и прочие старинные дела, взяв ведомость, что по прежним указам там разобрано, разобрать и учинить оным обстоятельное описание по государствам и регистрам с нумерами.

Кроме того в инструкции указывался адрес ПКИДа: на Васильевском острове, в доме «Двенадцати коллегий»:

И занять на архив канцелярии Коллегии иностранных дел исподние палаты и в них один стол с сукном, а прочие - простые, и сделать шафы, столы и скамей и что потребно будет и дать двух сторожей для хранения. И которые подъячие к делам архива определены будут, оных к другим делам не иметь, а быть им при том деле безотлучно.

Также определено и географическое расположение МАКИДа. В первой половине XVIII века он находил в здании Приказов в Кремле, после переехал на Ростовское подворье. Затем — до 1870-х годов в палаты Е. Украинцева на по адресу: Хохловский переулок, дом 7.

Все документы, срок которых закончился, из КИДа перевозились в МАКИД. Штат МАКИДа состоял из шести людей, в большинстве переводчики, так как документы имелись на разных языках. Также в коллегии говорилось:

К архиву нужно определить чиновников из Московской конторы Коллегии, также и из посторонних, сколько необходимо надобно набрать способных и надежных людей, пересмотр, разбор и порядочное описание дел в архиве довольно времени требует, то, вероятно, только надобно старание иметь, чтоб не проходило время напрасно

С 1740 года по 1760 год глава МАКИДа — М. Г. Собакин. Он провёл активный разбор и опись документов, вследствие чего архив стал до 1825-х историко-культурным центром города. Также МАКИД был первым архивом в России, кто начал публиковать документы. В 1770-е годы здесь работал Н. И. Новиков. В 1811 году Н. П. Румянцев, министр иностранных дел России, поспособствовал, чтобы здесь образовалась Комиссия печатания государственных грамот и договоров, где печатались дипломатические бумаги гос. важности. За XIX век комиссия выпустила 5 томов, где находились государственные грамоты и договоры. После работы в МАКИДе была возможность уехать в другие страны для получения образования.

10 апреля 1832 года, согласно указу, архив МИДа России разделился на три части: два находились в Санкт-Петербурге, другой в Москве. В Московском главном архиве МИД (МГАМИД) находились документы с 1256 года по 1801 год.

В 1870 году МИД получил помещение Московского горного правления на Воздвиженке. Затем здание перестроено и 1875 году здесь размещён Московский Главный архив МИД.

3 июля 1914 года принят закон о Министерстве иностранных дел, где утверждены функции архивов. Согласно которому, в главном архиве в Санкт Петербурге стали храниться документы с 1801 года по 1832 года и МИДа, а в Московском главном архиве должны были быть документы с 1256 года по 1801 год. До 1917 года здесь делали справки для МИДа России. В 1916 году в МГАМИДе работал 110 исследователей.

В сентябре 1917 года Временное правительство разделило из архива в Петрограде документы на три пути: в МГАМИД, в Кирилло-Белозёрский монастырь в городе Кириллов, другая осталось в городе. В 1921 году документы из Кирилло-Белозёрского монастыря перевезены в архив в Москву, а в 1922 году из Петрограда. Таким образом, архивы МИДа собраны в Москве.

С 1920 года до 1925 года архивы находились под контролем Госархива РСФСР, затем — Древлехранилища. В 1933 году архив поделён на два обособленных архива.

С 1941 года Центральному государственному архиву древних актов и происходит объединение^{[уточнить]}. Архив эвакуирован в Самару.

С 1992 года Российскому государственному архиву древних актов^{[уточнить]}. Впоследствии стал называться Архив внешней политики Российской империи.

В 2015 году прошла реконструкция. Реконструкция завершена в сентябре 2016 г. В церемонии открытия нового здания принимал участие министр иностранных дел РФ С.В. Лавров.

На данный момент в АВПРИ сосредоточено 400 фондов (путеводитель по фондам выпущен ограниченным тиражом в 1996 г.) и коллекций общим объемом около 600.000 единиц хранения (дел), которые представляют собой дипломатические документы, в основном, в подлинниках, в т.ч. доклады на “высочайшее имя”, рескрипты по вопросам внешней политики, инструкции дипломатическим и консульским представителям, их донесения в МИД, отчеты о международных конференциях с участием России, нотная переписка, годовые отчеты МИД и т.д. В Архиве имеются коллекции документальных материалов видных русских дипломатов, государственных и общественных деятелей, военачальников, ученых, писателей, а также коллекция микрофильмов, полученных в рамках международного обмена.

Публикаторская деятельность

Начало исследованиям архивных материалов положил Указ императрицы Екатерины II от 28 января 1779 г. управляющему архивом академику Г.Ф.Миллеру "учредить собрание всех российских трактатов, конвенций и прочих тому подобных актов".

В 1811 г. по инициативе министра иностранных дел Н.П.Румянцева была создана "Коллегия печатания государственных грамот и договоров". Уже в 1813 году Н.Н.Бантыш-Каменский выпустил первую часть собрания "Обзор внешних сношений России (по 1800 г.)" (всего 4 т.).

В 1861 – 1862 гг. вышли в свет 4 выпуска "Письма русских государей и других особ царского семейства".

С 1867 по 1916 гг. было издано 148 томом "Сборника Русского исторического общества".

С 1874 – 1896 гг. – 15 томов "Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с иностранными державами" под руководством профессора Ф.Ф.Мартенса.

В декабре 1917 г. были опубликованы "Сборники секретных договоров из архива бывшего Министерства иностранных дел". В 30-х годах было осуществлено издание 20-томной серии "Международные отношения в эпоху империализма, Документы и материалы их архивов царского и Временного правительства 1878 – 1917 гг.".

С 1957 г. по настоящее время издается "Внешняя политика России XIX – начала ХХ века. Документы российского министерства иностранных дел" (16 томов) и др.

АВПРИ имеет широкие международные связи в области публикаторской деятельности – издание совместных сборников, в проведении двусторонних выставок о дружественных связях с той или иной страной, в обмене копиями исторических документов с зарубежными архивами.

Известные работники

С 1770 года по 1850-й год здесь работали: Н. И. Новиков, П. Б. Козловский, Д. П. Северин, братья Киреевские, П. М. Строев, К. Ф. Калайдович, М. П. Погодин, Д. В. Веневитинов, А. К. Толстой, декабрист Н. И. Тургенев, Н. П. Огарев, А. Н. Афанасьев.

А. С. Пушкин в мае 1836 года работал в архивах Москвы. С 1831 года по 1837 год в Санкт-Петербурге, в котором искал материалы об Емельяне Пугачёве.

А. И. Кошелёв говорил об архиве:

Архив прослыл сборищем блестящей московской молодёжи, и звание “архивного юноши” сделалось весьма почетным, так, что впоследствии мы даже попали в стихи начинавшего тогда входить в большую славу А.С.Пушкина.

Литература

Здесь работали юноши из многих богатых семей: Голицыны, Долгорукие, Волконские, Трубецкие, Гагарины, Новосильцевы, Толстые, Булгаковы — их называли «архивные юноши». А. С. Пушкин использовал это выражение в романе «Евгений Онегин» в седьмой главе:

Архивны юноши толпою на Таню чопорно глядят

Доступ в архив

На данный момент доступ в архив могут получить российские и зарубежные исследователи. Российские исследователи обязаны предоставить официальное рекомендательное письмо от направляющей организации (учебного заведения, СМИ и т.д.) с указанием хронологических рамок и темы работы, дополнительно желательно указывать номера тех фондов с которыми исследователю предстоит работать. Что касается зарубежных исследователей, они также обязаны предоставить рекомендательное письмо, но от "известной научной, учебной или общественной организации", при этом при работе в архиве обязательно указывать адрес временной регистрации или проживания в г. Москве. Решение о допуске каждого исследователя принимается в течение месяца, но может быть принято и в более короткие сроки.

Новый читальный зал рассчитан примерно на 15-20 рабочих мест

См. также

• Архив внешней политики Российской Федерации
• Московский главный архив

Отрывок, характеризующий Архив внешней политики Российской империи

Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…