Архив популярной музыки

Архив популярной музыки — серия пластинок, выпущенных фирмой грамзаписи «Мелодия» в 1988—1990 годах. Каждый диск представлял собой сборник песен одного из наиболее известных представителей англо-американской поп- и рок-музыки 1950-х—1970-х годов.

История существования серии

Данная серия начала своё существование с выпуска в 1987 г. менее известной серии «Рок-архив», состоявшей всего из трёх пластинок, которые позже были переизданы как выпуски «Архива популярной музыки» № 8, № 9 и № 7. Идентичными были не только списки песен на этих параллельных выпусках и тексты сопроводительных статей к ним, но и каталожные индексы пластинок; единственное отличие заключалось в оформлении конвертов серий (художником в обоих случаях выступал А. Гусев). Отличались серии и ценой: пластинки «Рок-архива» стоили 2 рубля 50 копеек, т. е. как пластинки советских исполнителей; пластинки «Архива популярной музыки» продавались по цене с надбавкой за зарубежную лицензию — 3 рубля 50 копеек (обоснованность такого ценообразования сомнительна, см. ниже Вопрос авторского права). По классификации фирмы «Мелодия», обозначенной в каталожных индексах пластинок (С60… или М60…), обе серии относились к жанру «эстрада».

Составитель выпусков и автор сопроводительных статей к ним Андрей Гаврилов в интервью газете «Румба» поделился следующими подробностями о выборе названия серии:

Когда я предложил «Мелодии» эту серию, я думал, что она будет называться «Поп-архив». Именно «поп», а не «рок», потому что я хотел включить в неё и блюз, и ритм-энд-блюз, и кантри, и соул, — словом, всё то, что в Америке называется популярной музыкой. Конечно же, и собственно рок… Однако после многочасовых споров на студии я всё же согласился на «Рок-архив», ибо, на мой взгляд, не в названии дело, пусть называют, как им подсказывает «текущий момент». Главное — содержание пластинок. …Первые три пластинки вышли в свет именно под маркой «Рок-архива»… И вдруг… по непонятным до сих пор для меня причинам было решено изменить название серии и повысить цену на пластинки.

Тираж выпусков «Рок-архива» был намного меньше тиража «Архива популярной музыки», в связи с чем пластинки «Рок-архива» оказались практически недоступны массовому покупателю.

Хотя имя Андрея Гаврилова как автора-составителя указано на каждой пластинке, иногда в качестве автора серии ошибочно называют других людей, связанных с данным направлением в музыке — Дмитрия Ухова (в 1980-е годы он также писал аннотации к пластинкам западных рок-музыкантов, состоя в Художественном совете «Мелодии»), Артемия Троицкого, и др.

В рамках «Архива Популярной Музыки» вышло всего двенадцать выпусков, но статья, сопровождавшая последний из них, позволяет предположить, что в планы издателей входило продолжение серии («В дальнейшем вы сможете познакомиться…»). Это же подтверждает Андрей Гаврилов в интервью 1989 г.:

Готовы три диска Элвиса Пресли… Готовы три диска дуэта Саймона и Гарфанкеля… Подписаны к выпуску первая пластинка Джоан Баэз, четвёртая — «Роллинг Стоунз». Сейчас идёт работа над дисками Дженис Джоплин, Сэма Кука, Джими Хендрикса, «Дип Пёрпл», «Лед Зеппелин», «Энималз», Боба Дилана, Донована, «Трефик».

Однако, новых выпусков серии не последовало, хотя тиражи первых двенадцати выпусков допечатывались «Мелодией» и в начале 1990-х годов.

Выпуски

Выпуски серии «Архив популярной музыки»

№	Русскоязычное название	Параллельное англоязычное название	Д	К	№ пластинки
1	Группа «Дорз». Зажги во мне огонь	Doors — Light My Fire	41:57	8	СТЕРЕО С60 26467 007
2	Стиви Уандер. Солнце моей жизни	Stevie Wonder — Sunshine of My Life	35:30	12	СТЕРЕО С60 26825 009
3	Группа «Криденс». Бродячий оркестр	Creedence Clearwater Revival — Traveling Band	37:32	11	СТЕРЕО С60 27093 009
4	Группа «Роллинг Стоунз». Игра с огнём	Rolling Stones — Play with Fire	39:27	15	МОНО М60 48371 000
5	Группа «Роллинг Стоунз». Леди Джейн	Rolling Stones — Lady Jane	40:57	12	СТЕРЕО С60 27411 006
6	Группа «Лед Зеппелин». Лестница на небеса	Led Zeppelin — Stairway to Heaven	38:22	7	СТЕРЕО С60 27501 005
7	Элтон Джон. Городской бродяга	Elton John — Honky Cat	38:38	8	СТЕРЕО С60 26123 006
8	Группа «Дип Пёрпл». Дым над водой	Deep Purple — Smoke on the Water	41:54	8	СТЕРЕО С60 26033 007
9	Элтон Джон. Твоя песня	Elton John — Your Song	42:04	10	СТЕРЕО С60 26031 002
10	Дэвид Боуи. Человек со звёзд	David Bowie — Starman	38:03	16	СТЕРЕО С60 26469 001
11	Элвис Пресли. Всё в порядке	Elvis Presley — That’s All Right	36:18	16	МОНО М60 48919 003
12	Группа «Роллинг Стоунз». Все вместе	Rolling Stones — All Together	34:43	10	СТЕРЕО С60 28807 006

Примечания

1. В сортируемой таблице сохранены орфография, пунктуация и варианты перевода английских имён исполнителей и названий альбомов на русский язык, использовавшиеся студией «Мелодия».
2. Указана чистая длительность проигрывания сборника (без межтрековых пауз), рассчитанная на основе информации, представленной на обложках пластинок.

Вопрос авторского права

Существуют противоречивые точки зрения на соблюдение студией «Мелодия» авторских прав при выпуске данной серии. Судя по информации на конвертах и лейблах, лицензии на выпуск музыкального материала не приобретались: на пластинках отсутствовали какие-либо упоминания о правообладателях, при этом некоторые из выпусков сопровождались следующим комментарием о происхождении материала:

При составлении пластинки были использованы записи из коллекций

(далее идёт перечень фамилий — например, А. Белявцева и М. Гулина),

которым Студия выражает благодарность.

В связи с этим, с точки зрения международного авторского права, серию следует относить к «пиратским» изданиям. Иногда серию относят к «бутлегам», но поскольку на пластинках-сборниках издавался материал, выпущенный официально до выхода серии и с сохранением авторских прав, такая классификация может быть неправомерной.

Согласно другой точке зрения , в виду того факта, что СССР подписал Женевскую конвенцию по авторскому праву только в 1973 г. (и то лишь частично), «Мелодии», действовавшей в Советском правовом пространстве, формально не требовалось платить за издание материала, записанного до этого временно́го «рубежа».

Значение серии для меломанов в СССР

В СССР доступность записей в жанре «рок» была очень ограниченной: «Мелодия», фирма-монополист, выпускала такой материал как правило в сборниках, среди образцов музыки, мало похожих по характеру и стилю, иногда искажая информацию о названиях или авторстве материала. Тираж этих пластинок чаще всего не был в состоянии удовлетворить спрос на них.

Массовое распространение рок-музыки осуществлялось подпольным копированием с пластинок, которые в частном порядке привозились с Запада. Музыка переписывалась у знакомых магнитофонным способом, и до большинства слушателей доходила далеко не первая магнитофонная копия. После многократного переписывания качество получаемых записей неизбежно страдало.

На этом фоне серия «Архив популярной музыки» отличалась сравнительно высоким «виниловым» качеством записи (хотя и вызвавшим нарекания со стороны филофонистов, у которых имелись «фирменные» пластинки), и была выпущена достаточно большим тиражом, в связи с чем изданная музыка оказалась доступна массовому покупателю легально и в основном по официальным ценам.

Кроме того, каждая пластинка серии сопровождалась подробной статьёй о творческой истории представленных в данном выпуске музыкантов. Журналы и книги с информацией о рок-музыкантах, ввезённые из-за рубежа или напечатанные способом самиздата, также представляли в СССР редкость, поэтому информация с конвертов данной серии оказались для многих меломанов своеобразным введением в историю рок-музыки.

Отрывок, характеризующий Архив популярной музыки

– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.