Архитектура Ахеменидов

Архитектура Ахеменидов (перс. معماری هخامنشیان‎) — относится к архитектурным достижениям Державы Ахеменидов, проявляющийся в строительстве красивейших городов того периода, такие как: Персеполь, Сузы и Экбатана. Архитектура Ахеменидов в основном была направлена на постройку храмов для поклонения и здания общественных мероприятий, таких как Зороастрийские храмы, мавзолеи воздвигнутые в честь погибших царей, например, мавзолей Кира Великого. Особенность персидско-ахеменидской архитектуры была в её эклектичном характере с элементами мидийской, ассирийской, и греко-азиатской архитектуры. Тем не менее, архитектура тех времен сохраняла уникальную персидскую идентичность.

Архитектурное наследие Ахеменидов, начиная с расширения империи около 550 года до нашей эры, было периодом творческого расцвета, которые оставили невероятное обилие архитектурного наследия, начиная с мавзолея Кира Великого в Пасаргадах и красивейших сооружений в процветающем те эпохи городе Персеполь. С появлением второй персидской империи, то есть династии Сасанидов в 224—624 годах, традиции Ахеменидской архитектуры возродились в строительстве храмов посвященных огню и монументальных дворцов.

Пожалуй, наиболее ярким из дошедших до нас сооружений времен Ахеменидов на сегодняшний день это руины Персеполя, некогда процветающего города, основанный Ахеменидским царем Дарием Великим для государственных и церемониальных функций. Персеполь выступал также в качестве одного из четырёх столиц огромной империи. Подобные архитектурные объекты инфраструктуры были также возведены в Сузах и Экбатане, выступающих в аналогичных функциях как Персеполис.

Гробница Кира Великого

Несмотря на то, что Кир Великий правил большой частью древнего мира, по дизайну гробница изображает крайнюю простоту и скромность по сравнению с мавзолеями и гробницами других древних царей и правителей, у которых мавзолеи были величественными. Простота конструкции имеет мощный эффект на зрителя, поскольку за исключением нескольких камней под крышей и небольшой розеткой над его входом, нет других стилистических отвлекающих факторов и это является уникальным явлением для той эпохи.

Описание

После его смерти Кира Великого, его останки были преданы земле в его столице Пасаргадах, именно в этом мавзолее. Геометрическая форма гробницы почти не изменилось за эти годы. Большой камень четырёхугольной формы в основании (сорок пять футов на сорок два фута), не нем семь пирамидальных камней, нерегулярных небольших прямоугольных камней (возможно, как отсылка к семи планетам из солнечной системы) достигающая высоты в восемнадцать футов. Далее, структура свернувшись образует кубическую постройку с маленьким отверстием или окном на одной стороне, где даже самые стройные и худые люди едва могут протиснуться.

Здание, или так называемый «домик» представляет собой прямоугольный, вытянутый куб, который находится прямо на вершине пирамидальных каменных ступеней, и составляет два метра в ширину, два метра в высоту и в три метра в длину. Внутренняя часть здания имеет небольшую камеру на несколько метров в ширину и высоту, и около четырёх метров в глубину. В этой камере и находится гроб Кира Великого. Крыша здания имеет одинаковую длину и ширину, как и само здание. Вокруг могилы были ряд колонн, которые не сохранились до наших дней. Древний греческий историк Арриан указывал на то, что Кир Великий был действительно похоронен в камере внутри здания. Он описывает как Александр Макдонский, увидев во время своего визита в Пасаргады эту гробницу, узнал что тело Кира Великого были преданы земле внизу структуры, и видел, что сама гробница на самом деле кенотаф или ложная гробница. Также говорится что изначально там был золотой гроб внутри мавзолея, поставленная на стол с золотыми опорами, внутри которого тело Кира Великого был предан земле.

История мавзолея

Перевод древних греческих источников описывают что, гробница была построена в саде Пасаргады, в окружении деревьев и декоративных кустарников. В окружении гробницы находились Ахеменидские протекторы (или волхвы), которые защищали здание от краж или повреждений. Волхвы были группой Зороастрийских наблюдателей, живущие в своих отдельных комнатах, возможно, в караван-сарае. Они были на попечении государства Ахеменидов, а по некоторым данным они получали каждый день в качестве зарплаты хлеб или муку, а также одну овцу. Несколько лет спустя в ходе последовавшего хаоса, созданного Александром Македонским во время вторжения в Персию, и потерь централизованной власти и волхвов, гробница Кира Великого была взломана и большинство его драгоценностей были разграблены. Когда Александр добрался до гробницы, он был в ужасе от того, каким образом гробница сохранялся так идеально. Несмотря на разграбление гробницы, Александр приказал Аристобулу из Кассандрии улучшить состояние гробницы и восстановить его прежний облик.

Гробница выдержало испытание времен в течение около 2500 лет. После арабского вторжения в Персию и распада Сасанидской Империи, арабская армия хотела уничтожить этот уникальный исторический артефакт, на том основании, что это было против исламских догматов. Но активное сопротивление со стороны местных персов предотвратил разрушение мавзолея. В то время, персы переименовали могилу, и представили арабам как гробницу матери царя Соломона.

Шах Ирана Мохаммед реза Пехлеви, последний официальный монарх Персии, во время 2,500 летнего юбилея празднования Персидской Империи почитал Ахеменидских царей, особенно Кира Великого. Как и Александр Македонский, Шах Ирана хотел реконструировать и реставрировать это наследие Кира Великого. Кроме того, Шах Ирана, был заинтересован в защите всех имперских исторических артефактов.

После иранской революции, гробница Кира Великого пережил первоначальный хаос и вандализм со стороны исламских революционных сторонников, которые приравняли персидские имперские исторические артефактов с периодом Шахского Ирана. ЮНЕСКО включил гробницу Кира Великого и древний город Пасаргадах в список Всемирного наследия.

Персеполис

Панорама руин Персеполиса

Название «Персеполис», это латинизированное название старой персидской имени Парса, который в буквальном смысле означает как город персов. Этот древний город также является выдающим архитектурным достижением Державы Ахеменидов. Город Персеполис являлся одним из четырёх столиц империи. Город был основан около 560 году до н. э. Царь Дарий I перенёс сюда столицу после 520 года до н. э., затеяв масштабное строительство.

В ту эпоху, город быстро развивается и станет центром торжественных праздников и культурных мероприятий, центром для почетных гостей и посетителей на поклон к царю, является частной резиденцией персидских царей, жилища сатрапов. Также в этом городе впервые пройдет весной праздник Новруз. Престиж и великое богатство Персеполиса были хорошо известны в древнем мире, и это лучше всего описывает греческий историк Диодор Сицилийский как: «самый богатый город под солнцем».

Сегодня археологические остатки этого некогда процветающего города расположены в 70 километров к северо-востоку от современного иранского города Шираз, в провинции Парс, что на юго-западе Ирана. Древний Персеполис это широкий комплекс высотой 40 футов, шириной 100 футов, и длиной треть мили, состоящий из нескольких залов, коридоров, широких террас, и особой, двойной, симметричной лестницой, которая обеспечивала доступ к верхней террасе. В лестницах очертают рельефы сцен различных мотивов из повседневной жизни людей или природы, включая некоторые, которые как метафорические; некоторые сцены описывают природные акты, таких как лев нападающий на свою добычу или символика весны и Навруза медведи. Другие сцены изображают, послов из других царств, преподносящих царю дары, а также сцены с изображением королевских гвардейцев, или сцен социальных взаимодействий между охранниками или сановниками. Эту лестницу иногда называют как «весь мир».

Ападана

Центром комплекса является Ападана Дария, приподнятая над террасой на высоту 4 метра. К ней ведут две парадные лестницы, настолько пологие, что по ним можно было проехать на колесницах. Главную же ценность этих лестниц и всей террасы Ападаны составляют рельефы, высеченные на каменных плитах. По внешней стороне лестницы они изображают торжественное шествие царской гвардии, а по внутренней — шествие слуг, несущих баранов, сосуды, бурдюки с вином. Такое же действие запечатлено и на рельефах самой Ападаны: здесь в процессию выстроены представители покорённых народов. Структура была первоначально закрытым и состояла из элементов глинобитных стен более 5 метров и длиной более 20 метров. Колонны были уникальны в том, что на каждом складочном камне часто изображались быки или животные. Эти колонны в портиках обладали круговым основанием.

Многие исследователи давно считают, что процессии данников, украшающие лестницы Ападаны, буквально воспроизводят некое ежегодное мероприятие, возможно, приуроченное к празднованию Нового года. У восточной двери Ападаны изображён восседающий на троне царь царей Дарий I, за ним стоит наследник престола Ксеркс. Сама ападана представляла собой большой зал, окружённый вестибюлями. Крыша сооружения, вероятно, была деревянной и поддерживалась семьюдесятью двумя каменными колоннами, тринадцать из которых сохранились.

Трипилион и стоколонный зал

За Ападаной Приблизительно в центре террасы находился Трипилон, вероятно, главный парадный зал в Персеполе. Его лестница украшена рельефными изображениями сановников, на его восточных воротах имелся ещё один рельеф, изображающий Дария I на троне и наследника Ксеркса. Далее располагалось огромное помещение, названное археологами Залом ста колонн, по количеству найденных оснований колонн. По бокам северного портика стояли большие каменные быки, восемь каменных ворот были украшены сценами из царской жизни и сражений царя с демонами. Оба парадных помещения — Ападана и Зал ста колонн — почти квадратной формы; к зданиям, где они расположены, сзади примыкали лабиринты сокровищниц, кладовых и жилых помещений, от которых сохранились практически только одни фундаменты.

Гарем Ксеркса

В южной части платформы были дворец Ксеркса, жилые и подсобные помещения, а также царская сокровищница, украшенная прекрасными рельефными изображениями Дария и Ксеркса. Наиболее интересным из них является здание, названное первым персепольским археологом Херцфельдом Гаремом Ксеркса. Оно состояло из двадцати двух небольших двух-трех-комнатных помещений, где могли проживать множество женщин с малолетними детьми.

Тачара

Справа от ападаны находился тачара (жилой дворец) Дария I. Дворец был украшен рельефными изображениями. Во дворце имеется надпись их создателя: «Я, Дарий, великий царь, царь царей, царь стран, сын Гистаспа, Ахеменид, построил этот дворец». Сегодня от тахары остались только фундамент, каменные порталы с дверными проемами и нижние части стен с уцелевшими барельефами.

Водная система Персеполиса

Канализационные сети Персеполиса были одним из самых сложных в древнем мире. Персеполис построен у подножия горы Рахмат, из-за этого люди соединили город к подножиям горы. Персеплис был важным культурным центром важный, и поэтому часто во время праздников, например в начале весны во время праздника Новруз город затоплялся из-за больших осадков и стоков воды от растаявшего льда и снега. Поэтому канализационные сети приобретали большое значение в этот критический момент. Канализация использовалась для направления потока воды сверху вниз от северных областей, а также для обслуживания жителей города в и их потребности в воде.

В целях предотвращения затопления, Ахемениды использовали две техники, чтобы направить в другую сторону растаявший снег и горные стоки: первая техникой было сбор стоков в резервуар, квадратное отверстие с размерами 4,2 метра и глубиной до 60 метров, что позволяла собрать до 554 куба-метров или 554,000 литров воды и стока. Вода направлялась в сторону водохранилища через несколько кладок желобов расположенных вокруг конструкции. Вторая стратегия была для отвода воды от зданий. Для этого резервуары должны были быть заполнены полностью; этот метод использовался в резервуаре размеров в 180 метров в длину, 7 метров в ширину и 2,6 метра глубину, который находился в западной части города.

Системы водоснабжения, однако, было гораздо сложнее, чем техника сборов воды в водохранилища и резервуары. По древним временам система закрытых труб была очень сложной. Ирригационная трубы была разделена на пять зон, две трубы в северной части строения и три в южной части. Удивительно, но в то время оросительная система была разработана. Она работала таким образом: чтобы вода текла одинаково, на местах существовали центральные дренажные каналы в центре колонны и небольшие сточные отверстия и проводники на каждом этаже, и отдельная труба что бы брать воду из крыши. Пять труб обладали стоком производительностью в 260 литров в секунду, которая заведомо больше, чем сумма, необходимая для обработки горных стоков указывая, что система также используется для водоснабжения жителей, удаления и очистки сточных вод, и даже для орошения садов вокруг конструкции.

Структурные технологии Персеполиса

Для того, чтобы такая массивная конструкция, функционировала должным образом, как например вес кровли, колонны и террасы, они должны были быть распределены равномерно. Строительство у подножия горы была хорошо продумана, так как часть подножия горы поддерживает эту тяжелую структуру. Для строительства крыши и потолка использовалось равномерно дерево и камень, тем самым понижая её общий вес. Широкое использование камня в Персеполисе, не только гарантировали её структурную целостность в течение всего срока её использования и сохранения.

Ссылки

• [www.youtube.com/watch?v=Ghe2LPbKz6Y Лекции по истории архитектуры: Персидская империя. Иран. Пасаргады. Персеполь. Сузы (YouTube)]
• [www.youtube.com/watch?v=eHlWjxH5Bik ЮНЕСКО: Древний город Персеполь (YouTube)]

Отрывок, характеризующий Архитектура Ахеменидов

Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.