Архитектура Барнаула

Барнаул с самого своего основания в 1730-е годы застраивался по единому «регулярному» плану: параллельно-перпендикулярное расположение улиц дало повод назвать их линиями, как в Санкт-Петербурге. Профессиональные архитекторы А. И. Молчанов и Я. Н. Попов, которые формировали облик Барнаула, были учениками и последователями известных русских архитекторов Д. Кваренги и К. Росси. Историческая часть города проходит от улицы Радищева до левого берега реки Оби с запада на восток и от улицы Партизанской до Нагорного парка с севера на юг и насчитывает 169 памятников архитектуры — свидетелей появления и развития города.

Горнозаводской период

В городе более двух десятков памятников архитектуры и истории XVIII и первой половины XIX века, выдержанных в традициях классицизма. Частично сохранился комплекс меде-сереброплавильного завода (с 1899 года в его корпусах размещалась спичечная фабрика), включавший в себя плотину, пруд, плавильные фабрики, кузницу, административное здание. Существуют планы по его реконструкции в качестве историко-культурного или музейного комплекса. Вокруг комплекса зданий градообразующего предприятия появлялись слободы и городские кварталы. Ансамбль Демидовской площади, прозванный барнаульцами «уголок Петербурга», был создан в 1820—1850 годах и сохранился практически без изменений. Название площади дал обелиск в честь 100-летия горного дела на Алтае — 14-метровый Демидовский столп, сложенный из блоков серого гранита, обработанного на Алтае.

Через Демидовскую площадь проходит одна из старейших улиц города — Ползунова. На ней сохранились постройки конца XVIII и первой половины XIX века. Здание Канцелярии Колывано-Воскресенских заводов (Ползунова, 41), переведённой в Барнаул из Колывани, было построено в 1794 году. Оно является редким в Сибири памятником общественной архитектуры конца XVIII века. Рядом с Канцелярией находится здание бывшего инструментального магазина Барнаульского завода (Ползунова, 39). Авторами этой двухэтажной кирпичной постройки жёлтого цвета (1-я половина XIX века) являются архитекторы А. И. Молчанов и Я. Н. Попов. Магазин предназначался для хранения заводских инструментов, материалов и заводской казны. Рядом по проекту Я. Н. Попова была построена каменная ограда с декоративными портиками, их можно увидеть и сегодня. На этой же улице (Ползунова, 46) расположено здание бывшей Горной лаборатории (1845—1848). Сегодня в двухэтажном кирпичном доме, построенном архитектором Я. Н. Поповым, располагается Алтайский государственный краеведческий музей, старейший музей Сибири. По этой же стороне улицы сохранилось здание горной аптеки (Ползунова, 42), возведенной в 1794 году. Далее улица Ползунова пересекает площадь Свободы, где установлен памятный знак в честь И. И. Ползунова. Раньше на этой площади стоял первый каменный собор Барнаула — Петропавловский. Он был построен в 70-х годах XVIII века на месте более старой деревянной церкви. Автором проекта стал архитектор Д. П. Маулов, приверженец стиля барокко. Храм разобран в 1935 году.

В XVIII и XIX веках жилые постройки были в основном деревянными. На протяжении всего XVIII века строения при горных заводах состояли из «клетских и пятистенных изб», из домов «со связью» в конструкциях и декоре, характерных для народного зодчества. Все кварталы разделялись на прямоугольные участки 16—25 м на 42 м, где возводились дома со службами и огородами. Дома ставились «гнёздами» — по два смежных дома, а позднее участки застраивались одиночными дворами, разделёнными друг от друга на 20—35 м. Вопреки образцовым чертежам на улицу часто выходили торцы жилых домов. Но с начала XIX века заводские жилые здания ставились своими фасадами вдоль улицы. Парадные крыльца выходили на улицу. Деревянный город производил цельное впечатление благодаря однородности строительного материала, типологичности построек, элементов конструкций и композиций, определяемых единым модулем — шестиметровым бревном. К настоящему времени не сохранилось ни одного жилого дома первой половины XIX века. Они были уничтожены многочисленными пожарами или разрушены от времени.

Купеческий период

С середины XIX и вплоть до начала XX века в городской застройке доминировала эклектика. Образцом Барнаульской эклектики может служить застройка ул. Толстого, на которой были выстроены магазины купцов Морозова, Смирнова.

Самым крупным торговым зданием в Барнауле в этот период был пассаж Смирнова. П-образное в плане, здание занимало целый квартал на Московском проспекте, выходя двумя другими фасадами на улицы Иркутскую (ныне ул. Пушкина) и Кузнецкую (ныне ул. Гоголя). Двухэтажный в центре, трехэтажный в боковых крыльях, увенчанный куполами, со шпилями, с большими витражами пассаж был типичным образцом эклектики. Однако здание не сохранилось.

Другими примерами эклектики служат гимназия Будкевич, усадьба инженера А. Лесневского, а также торговый дом Полякова (универмаг «Красный»). Последнее является памятником архитектуры начала XX века, построенное в 1913 году (пр. Ленина, 12) — двухэтажное П-образное в плане не оштукатуренное здание из красного кирпича. Высокое качество и разнообразные способы кладки, цвет красного кирпича, древнерусские формы, тактично примененные в силуэте здания и в пластике главных фасадов, их симметрия и ритм, металлические ажурные кронштейны и балюстрады — всё это создает целостный и достаточно выразительный образ в русском национальном стиле. При постройке здания были использованы железобетонные конструкции перекрытий и перемычек.

Здание Народного дома в Барнауле, объединявшего театр, библиотеку, студии, строило «Общее попечение о начальном образовании». Проект был заказан столичному академику И. П. Ропету — приверженцу русского национального стиля. Фасад решен в русском стиле, декорирован кокошниками, мелкими витыми колонками, «плетёнкой», наличниками, сложно профилированными тягами и другими мотивами, заимствованными в архитектуре Руси XVII века. Строительство велось без авторского надзора, с отклонениями от проекта. Первоначально фасад был отделан красным кирпичом. Здание многократно перестраивалось, последняя реконструкция проведена в 2007 году.

Стиль модерн проникает в Барнаул на рубеже XIX — XX веков. Наиболее полно черты модерна проявились в некоторых кирпичных зданиях: телефонной станции (Интернациональная, 74), в ряде купеческих особняков, жилых зданий (Никитина, 90, Никитина, 78).

Типичным образцом жилой архитектуры начала XX века в формах эклектики с элементами модерна является дом на пересечении улицы Никитина, 78 и проспект Ленина. Жилой дом 1917 года постройки имеет градостроительное значение, поскольку оформляет угол двух ведущих магистралей города. Двухэтажное, кирпичное, с цоколем, почти квадратное в плане, с небольшим внутренним двориком со стороны северного фасада. Кровля железная.

Одной из заметных построек XX века в стиле модерн является бывший дом купцов Яковлева С. Я. и Полякова И. И. (памятник федерального значения) на пересечении улиц Горького и Короленко. Это двухэтажное здание с полуподвалом каменной постройки на ленточном фундаменте и сложной крышей. Оно хорошо вписывалось в кварталы купеческих застроек исторической части города и в своем угловом решении являлось необходимой доминантой градостроительной архитектурной планировки.

Поздние постройки внесли некоторые нарушения в восприятие эстетики здания неадекватными масштабами и стилистикой объектов. Особенно пристройка 1977 года по ул. Горького, где четырёхэтажная коробка нового здания поставлена вплотную к старому, подавляет его массой объёма, высотой и отсутствием стилистического архитектурного перехода. Подавляет доминантную нагрузку этого памятника и выдвинутое в улицу напротив сооружение стадиона «Динамо». Таким образом, градостроительный узел вокруг данного архитектурного объекта был нарушен. Фасад оформлен на цветном контрасте белого и красного (сохранена старая кладка, которая привносит некий оттенок благородства). Арочные и круглые окна, эркеры и угловая башня придают зданию неповторимый облик. Восстановленный купол — башенка с декоративным элементом в стиле барокко и шпилем являются заключительной доминантой здания. Кованые оградки, решётки, ограждения изящных балконов, цепи, поддерживающие козырёк, решётки на окнах воссоздают облик старины.

В формах эклектики и модерна выполнены дома по улице Пушкина. Во второй половине XIX — начале XX веков на Алтае работали строительные артели из Владимирской, Костромской, Вятской губерний, этим можно объяснить обилие домовой резьбы в купеческих зданиях Барнаула. Над двухэтажным деревянным домом № 60 — остроконечная надстройка-терраса. Дом № 62 — бывший купеческий торговый дом в формах эклектики и с элементами модерна в оформлении окон первого этажа. В доме № 64 с резным аттиком и балконом когда-то располагалась аптека Э. Ф. Крюгера, немецкого предпринимателя. Дом № 66 с необычной угловой башенкой — бывшая казенная женская гимназия (открыта в 1877 году как прогимназия). В доме № 68 находилась богадельня, построенная барнаульским купцом Пуртовым ещё в 1811 году. Сейчас в здании располагается Краевая поликлиника. Недалеко от богадельни находилась лучшая гостиница Барнаула «Первоклассная Центральная гостиница К. П. Саас». Её строительство было закончено в мае 1908 года. Это было трехэтажное кирпичное здание с балконами, украшенными оригинальной фигурной ковкой, с 40 меблированными номерами, электрическим освещением, ванными комнатами и телефонами. В 1920—1930-х годах в здании гостиницы Саас размещалась гостиница «Комхоз», затем — гостиница «Алтай», в конце 1970-х годов здание было разрушено, сейчас на этом месте пустырь.

В Барнауле сохранилось множество деревянных купеческих особняков. Наиболее интересным примером деревянного зодчества является Дом купцов Шадриных, построенный в конце XIX — начало XX веков, оформленный богатой резьбой. Выше по Красноармейскому проспекту находится бывшая гимназия бийской предпринимательницы М. Ф. Будкевич (построена в начале XX века). В 1912 году здание было перестроено, после чего появился двухэтажный эркер с башенкой и шпилем. Интересны ажурная декоративная резьба и наличники, пострадавшие от времени. Другие деревянные дома с резьбой сохранились на улицах Анатолия и Интернациональной. Заслуживает внимания здание Союза архитекторов на улице Анатолия, 106а и дом с остроконечным флигелем — бывший «Дом Носовича» (ул. Анатолия, 106). Соседний дом № 104 также интересен своим угловым куполом и балконом на втором этаже. В доме № 102 с беседкой располагается Дом литераторов им. В. М. Шукшина.

Советский период

2 мая 1917 произошёл крупный пожар, уничтоживший многие деревянные постройки, украшенные выразительной домовой резьбой. Пострадали и кирпичные здания. В 1930-е годы были разрушены или перестроены большинство храмов и соборов Барнаула, поэтому первоначальный облик исторической части города не сохранился.

В 1910—1930-е годы существовал план застройки Барнаула по принципу «города-сада», где центром должна была быть идеально круглая площадь, от которой отходило бы шесть по длине симметричных радиусов — бульваров. Основными компонентами проекта — было устройство большой парковой зоны в центре города и строительство деревянных домов.

С 1930-х по 1950-е годы сформировался ансамбль центрального проспекта в городе — проспекта Ленина, который был спроектирован, в основном, ленинградскими проектными институтами. Одно из значительных зданий этого времени — «Дом под шпилем» 1953 года постройки.

Это время новых для СССР архитектурных стилей — конструктивизма и ар-деко.

Конструктивизм как стиль представлен жилым массивов меланжевого комбината, прозванный в народе «Бомбеем», госпиталь, швейная фабрика на улице Воровского и прилегающие постройки. Но в 1980-х — 1990-е годы произошло стремительное ветшание этой застройки. В упадок пришли фасады жилых домов, имевших ведомственную принадлежность. Постройки в стиле ар-деко долгое время относили к советской классике, что верно отчасти. Очевидно, что зодчие середины 30-х годов, переориентированные с «конструктивизма» на «классику» в директивном порядке не могли проектировать, пользуясь исключительно классическими шаблонами. Примером ар-деко в Барнауле можно назвать бывший клуб Меланжевого комбината, застройка самого Меланжевого комбината, жилой квартал по проезду 9 мая и другие.

С конца 50-х годов XX века в Барнауле, как и повсюду по стране, начали бороться с «архитектурными излишками». Смена стиля, продиктованная государством в целях экономии, привнесла двоякие последствия. С одной стороны, началось массовое строительство жилья, с другой — безликие одинаковые жилые массивы. В 60-х годах в городе появились свои Черёмушки, а в 1970-х и 1980-х годах в городе строились целые микрорайоны из различных серий 9-этажных жилых домов. Общественные сооружения этих времён также не отличаются изысканностью. В это время были построены, к примеру, такие здания как: Алтайский краевой театр драмы, Дворец зрелищ и спорта, бассейн «Обь», а также Главпочтамт, гостиница «Центральная» и «ЦУМ».

Современная архитектура

С середины 1990-х годов архитекторы города получили независимость, что немедленно отразилось в архитектуре — появилось множество помпезных и вычурных зданий в духе краснокирпичных купеческих особняков конца XIX века. Примерами могут служить: главный офис «Сбербанка», жилой дом с куполами, прозванный «Три богатыря». А также элитные жилые дома на Социалистическом проспекте, построенные в конце 90-х годов — самым первым и самым ярким является дом, расположенный по пр. Социалистический 38. Он находится в исторической части города поквартальной малоэтажной застройки. Характерной особенностью является — кирпичная кладка, где применяется орнаментация белого кирпича на фоне красного и комбинирование с красным кирпичом штукатурных фрагментов, окрашенных в серый цвет. Здание решено в классическом стиле с симметричным построением фасада и акцентированными углами, а также с трехчастным членением по горизонтали. Средняя часть украшена портиками, имеется аттиковый этаж. Сочетание больших арочных окон и окон прямоугольной формы вносит разнообразие в решение фасада. Белые пластические детали четко выделяются на фоне красных стен, что придает зданию торжественность и праздничность. Парадные входы подчеркнуты выступающими плоскостями и арками. Оси здания подчеркнуты куполами. Эта особенность заимствована как раз у характерных для модерна конца XIX столетия зданий. Центральный купол увенчан ротондой, дополняющий классическую композицию здания.

В последние годы строятся дома в более сдержанном стиле, учитывая местные культурные традиции и историческое наследие — заметно и влияние мировых архитектурных тенденций: постмодернизм, деконструктивизм, созданы объекты в формах неоклассицизма и неомодернизма. Широко применяются навесные вентилируемые фасады из керамогранита и алюминия.

С начала 2000-х годов Барнаул один из первых городов в Сибири начал застраиваться высотными зданиями, которые формируют его неповторимый облик, так называемый «скайлайн». Основные «высотки» построены между Красноармейским проспектом и проспектом Ленина, а также в районе Комсомольского проспекта. В 2003 году завершено строительство 15-этажного дома на Социалистическом проспекте (за бассейном «Обь»), прозванного в народе за близость к «воде» и круглые окна-иллюминаторы «Титаником». Недалеко от «Титаника» — на улице Папанинцев напротив клуба «Зебра» — компания «Горизонт» построила 16-этажный жилой дом с округлым фасадом из коричневого стекла. Спроектирован он бийскими архитекторами Евгением Тоскиным и Яном Рогино, а в 2001 году отмечен жюри регионального смотра-конкурса «Золотая капитель». Там, где с Социалистическим проспектом пересекается улица Партизанская, построено здание краевой налоговой инспекции силами «Стройгаза» по проекту Владимира Бутакова и Владимира Золотова. На пересечении проспекта Ленина с улицей Профинтентерна в 2004 году сдана оригинальная тринадцатиэтажка по проекту архитектора Ли Джи-дзуна. Первое в Барнауле сооружение с круглой ротондой появилось в 2003 году благодаря архитектору Владимиру Золотову и строительной компании «Жилищная инициатива». На пересечении проспекта Комсомольского с улицей Анатолия в 2002 году сдан 12-этажный жилой, в 2005 году 16-этажный жилой дом у юридического института, оба спроектированы Евгенией Реутовой в эклектическом стиле. В конце 2007 года построен первый 25-этажный жилой дом в Сибири на пересечении улицы Папанинцев и Красноармейского проспекта, возводившегося с 2003 года компанией Горизонт. Это жилой комплекс «Анастасия» высотой 86 метров.

Религиозные сооружения

До 30-х годов XX века в Барнауле насчитывалось 16 христианских храмов. Были разрушены или перестроены под другие нужды: белокаменный барочный Петропавловский собор, церкви во имя святых Дмитрия Ростовского и Иоанна Крестителя, Знаменская, Троицкая, Одигитриевская, кладбищенская церковь Иоанна Предтечи (в Нагорной части) и другие. Были разгромлены лютеранская и католическая церковь, мусульманская мечеть и еврейская синагога. Почти не пострадал лишь Покровский кафедральный собор, построенный в 1904 году. Потерявшие свой первоначальный облик — Знаменская церковь (1859) и Храм Димитрия Ростовского (1831). Никольская церковь (1906) к своему 100-летию приобрела практически первозданный вид. В 1990-е годы был построен Богоявленский крестильный храм Александро-Невского собора. В последние годы были построены или воссозданы часовни на проспекте Ленина (Владимирская и Александра Невского), ведётся строительство ряда храмов. В 2006 году состоялась закладка камня храма Иоанна Предтечи на месте разрушенного.

В 2004 году мусульманами города была открыта Соборная мечеть и библиотека с книгами на арабском и русском языках. А в ноябре 2006 года был освящён храм Армянской апостольской церкви.

См. также список Храмы Барнаула.

Памятники архитектуры федерального значения

Список памятников архитектуры федерального значения:

Историческое наименование	Архитектор	Адрес	Примечание
Дом Яковлева и Полякова, 1912 год		ул. Короленко, 50
Дом Шадрина (дер.), конец XIX — начало XX веков		пр. Красноармейский, 8
Здание гостиницы «Империал» (дер.), 1916 год		ул. Малая Олонская, 28	не сохранилось
Ансамбль горнозаводской Демидовской площади, 1819—1862 годы Горный (заводской) госпиталь, 1810—1845 годы Богадельня заводская, 1830—1840 годы Церковь Дмитрия Ростовского, 1833—1840 годы Горное училище, 1828—1861 годы Обелиск в честь 100-летия горного производства на Алтае, 1825—1839 годы	Молчанов А. И., Иванов Л. И., Попов Я. Н.	Демидовская площадь
Комплекс сооружений сереброплавильного завода, конец XVIII — начало XIX веков Первая плавильная фабрика, 1820—1830 годы Рудоприёмная контора (башня), последняя треть XVIII века Кузница, XVIII век Вторая плавильная фабрика, 1810—1830 годы Заводская ограда с воротами, XIX век Плотина на реке Барнаулке, 1739 год Обжигательная фабрика, 1780-е годы	Фролов П. К., Молчанов А. И., Иванов Л. И., Попов Я. Н.	ул. Ползунова, 37	комплекс сохранился частично
Здание инструментального магазина, 1819—1824 годы	Молчанов А. И, Попов Я. Н.	ул. Ползунова, 39
Здание канцелярии Колывано-Воскресенского завода, конец XVIII века	Молчанов А.И, Попов Я. Н.	ул. Ползунова, 41
Здание горной аптеки, 1794, 1844	Молчанов А.И, Попов Я. Н.	ул. Ползунова, 42
Здание горной лаборатории, 1844—1851 годы	Евреинов, Попов Я. Н., Злобин И.М	ул. Ползунова, 46	реконструкция в 1913 году
Дом жилой (дом А. А. Лесневского) (дер.), 1907		ул. Ползунова, 56	утрачен первоначальный облик

См. также

• Памятники Барнаула

Литература

• [www.culture22.ru/pic/file/kniga.pdf Памятники деревянного зодчества города Барнаула] / А. А. Ситникова, Е. Г. Кабанова и др.. — Барнаул: НПЦ «Наследие», 2012. — 88 с.

Ссылки

• [arhbarnaul.dering.ru/ Архитектурный Барнаул]
• [barneapol.ru Барнеаполь.ру :: Архитектура и фотографии Барнаула]
• [www.emporis.com/en/wm/ci/?id=106853 Страница Барнаула на сайте о высотной архитектуре Emporis] (на английском языке)
• [barnaul-gi.ru/client/projects/index.html Проект застройки правого берега Оби на сайте компании «Жилищная инициатива»]

Отрывок, характеризующий Архитектура Барнаула

Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.