Архитектура Нидерландов

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Архитектура Нидерландов (нидерл. Nederlandse Architectuur).

Развитие архитектуры на территории современного западно-европейского государства Нидерланды как составляющая искусства Нидерландов началось и активно продолжалось во 2-м тысячелетии н. э., пройдя в той или иной степени все этапы европейской архитектуры, а также во многом повлияло на общеевропейское развитие жилищного и промышленного зодчества.

Однозначного ответа относительно определения нидерландского национального стиля в архитектуре нет, но бесспорным остается факт, что именно нидерландская готика имеет наибольшую историческую преемственность на территории страны, её больше использовали строители-искатели и последователи историзма и XIX веке; своеобразными на нидерландских землях были ренессанс и классицизм. Так, считается, что период наивысшего развития архитектуры Нидерландов совпал с политическим триумфом государства — так называемым «золотым веком» Республики Соединенных провинций, и в частности XVII веком, когда в стране активно застраивались города, осуществлялись амбициозные градостроительные проекты, в частности строились многочисленные каналы, как в Амстердаме (см. каналы Амстердама), тогда же в стране творили известные местные архитекторы, во многом в это время сформировался современный архитектурный облик нидерландских городов. Архитектура Нидерландов ХХ века — это творческие поиски, оригинальность, новаторство, нередко в мировом масштабе.





Разграничение понятий и общие характеристики

Будучи частью искусства Нидерландов, архитектура страны имеет общую историю с этой художественной школой. В этой связи следует разграничить понятия архитектура Нидерландов и нидерландская архитектура. Первое понятие имеет синонимичную замену — голландская архитектура; второе же понятие значительно шире, ведь нидерландская архитектура в Средневековье развивалось на территории исторических Нидерландов. До Нидерландской буржуазной революции XVI века архитектурные школы голландская и фламандская (см. Архитектура Бельгии) развивались совместно, затем — как отдельные. Хотя, бесспорно, основы различий в архитектуре Нидерландов и Бельгии были заложены как раз в Средние века.

Среди факторов, которые привели к этим процессам, — как сугубо объективные (географическое положение, разные природные условия, близость к воздействиям соседних государств и т. п.), так и субъективные (разницы в развитии образовательных центров, наличие архитекторов и строителей школ и т. д.). Кроме того, географическими Нидерландами нидерландская архитектура не ограничивалась и после образования Республики Соединенных провинций, ведь будучи колониальной метрополией, Нидерланды насаждали свои администрацию, культуру, язык и архитектуру в том числе в колониях, в частности, в больших колониальных ячейках Индонезии, на ряде карибских островов — к примеру, историческое ядро Виллемстада на Кюрасао, что представляет удивительно яркое «прочтение на месте» нидерландской архитектуры, именно благодаря оригинальности занесено в Всемирного наследия ЮНЕСКО.

К общим характеристикам архитектуры Нидерландов, присущим ей на протяжении всей истории, принадлежат её открытость и способность поглотить иностранный опыт и выработать собственный стиль. Бесспорно, на развитие зодчества на территории современных Нидерландов имели огромное влияние ранняя урбанизация, высокая (исторически одна из самых высоких в мире) плотность населения и постоянная борьба за землю (осушки земель, строительство каналов); также на архитектуру влияло общее историческое развитие — войны, иностранное господство, Реформация, экономические подъемы и стагнации.

К сущностных характеристик архитектуры Нидерландов в ХХ веке добавилось её новаторство — среди современных нидерландских архитекторов не только последователи, а в первую очередь зачинатели, теоретики и проводники таких современных художественных, и в том числе архитектурных течений, как функционализма («международный стиль»), деконструктивизма, неопластицизма.

Доготика, готика и «пламенеющая» готика

На территории Нидерландов сохранились мегалитические сооружения эпохи неолита, кельтское поселение (1-е тыс. до н. э., древнеримские здания (I—III века).

Со времен господства Каролингов на территории исторических Нидерландов начали возникать и строиться города. У них в период так называемого «Каролингского Возрождения» возводили церкви-базилики — например, Базилика святого Серватия в Маастрихте (Х—XVI века), что является старейшим действующим храмом Нидерландов и редким образцом романского стиля; реже возводили центрические капеллы (капелла дворца Валкгоф в Неймегене, которая была построена, вероятно, в VIII—IX веках, нынешний вид — с XI века). Романский стиль складывался под влиянием рейнских областей, Ломбардии и Северной Франции, царившем на Нижних землях в XI — середине XIII веках. Центрами его были долины рек Мааса — то есть приграничье современных Нидерландов и Бельгии.

В XIII веке архитектурными центрами стали также Брабант, приморская Фландрия. Убранства храмов (по французским образцам) характеризовалось символичностью содержания, условностью формы (капители церквей в Маастрихте, на рубеже XII—XIII веков).

В ХIII—XV веках выросли города вокруг замков и рыночных площадей с домами гильдий и цехов, городской башней и ратушей; преобладала радиально-кольцевая планировка. Строились городские стены с мощными башнями и воротами, укрепленные мосты, деревянные и каменные дома с узкими фасадами, обычно в несколькими (чаще с 3) этажами с фронтонами, нередко довольно красочно оформленными. Скупость и традиционность планирования с одной стороны, богатое убранство и сложный декор с другой, явственно свидетельствовали о сочетании черт романского стиля и готики. Однако господствующей в нидерландских городах неотвратимо становилась готика (замок Риддерзаал, Гаага XIII века; Аудекерк, Делфт, XIII—XIV века) В Северных Нидерландах с их болотистыми грунтами и нехваткой природного камня получила значительное развитие так называемая «кирпичная готика», были разработаны облегченные покрытия, в том числе деревянные своды (Синт-Якобскерк, Гаага; Аудекерк, Амстердам).

В XIV — первой трети XVI века возводились зальные церкви (Утрехтский собор, XIII—XVI века) Одновременно на юге современных Нидерландов — в Брабанте расцвела поздняя, «пламенеющая» готика, которая все же является более присущей для Бельгии, в Нидерландах же она представлена единичными образцами в Алкмаре, Мидделбурге (Мидделбургская ратуша, 1452—1520, архитекторы — семья Келдермансов, более известная по творчеству в Бельгии) и т. д. По сути пламенеющая готика свидетельствовала о наступлении Возрождения в нидерландской архитектуре.

Нидерландские Возрождение и классицизм (1500—1800)

В XVI веке из Италии и Франции в архитектуру Нидерландов проникают классические принципы Возрождения, нидерландские архитекторы начинают приобретать профессиональное образование, писать теоретические сочинения. Первым нидерландским теоретиком архитектуры был живописец и гравер Питер Кук ван Альстом (1502—1550). Ему принадлежат переводы Витрувия (изданы в 1539 г.) и трактатов Серлио (1540-е гг).

Интересно, что это перенимание (не заимствование) ренессансного искусства, в том числе и в архитектуре, было косвенным, ведь итальянцы или французы не работали в нидерландских городах, как скажем в Германии, то есть абсорбция нового происходила на местной почве силами местных же строителей, что неизбежно вело к трансформации архитектурных форм итальянского Ренессанса в нидерландской архитектуре. Формы эти, воспринимаемые извне и основательно переработанные, использовались для декоративного убранства, не затрагивая старой, привычной готической конструкции зданий. Ордерные элементы, ренессансные тяги, карнизы наносились на обычные, по сути средневековые, здания, результатом чего стало значительное изменение «классических» пропорций. Очень высокие фронтоны зданий сохраняли ступенчатую форму, на фасадах по-прежнему выделялись эркеры. Типичными в этом отношении являются многочисленные здания ратуш, цехов, купеческих корпораций, весов и т. п.

На архитектуру Нидерландов этого периода так называемого северного (или нидерландского) Возрождения значительно повлияли внешние и внутренние политические, экономические и религиозные факторы. Так, подъем экономики и политики вел к обогащению и росту нидерландских городов, их развитию, и первую очередь, строительству светских сооружений (ратуши, склады, торговые ряды и др.), обособлению национальных художественных, в том числе и архитектурных традиций; Реформация привела к возведению новых — протестантских храмов, которые уже не несли в себе значительный готический элемент, а были ренессансными (Зюдеркерк, Амстердам, 1603 — 11 , первая реформистская церковь в городе; арх. Хендрик де Кейзер).

В светских сооружениях этого времени был создан новый, очень живописный стиль, где все же готическая традиционная основа-структура сочеталась (когда органично, когда не очень) с огромным количеством ренессансных архитектурных мотивов. В отдельных местах сложилась традиция кирпичной кладки («Мясные ряды», Харлем, около 1600), в том числе с белокаменными классическими деталями (городская канцелярия, Леуварден).

Выдающимися архитекторами Голландии, творившими в этот период, были Якоб ван Кампен (Jacob van Campen, 1595—1657), Ливен де Кей (Lieven de Key, около 1560—1627) и Хендрик де Кейзер (Hendrik de Keyser, 1565—1621). Всего нидерландская архитектура Ренессанса оказала значительное влияние на зодчество других стран, прежде всего Германии и Англии.

XVII век стал также периодом разработки и возведения многочисленных каналов в нидерландских городах (см. Каналы Амстердама) — как с целью осушения земель, защиты, так и в транспортных целях. По берегам каналов в XVII—XVIII веках активно строились и реконструировались дома купцов и богатых бюргеров (см. Дом на канале).

В этот период в Нидерландах ощутимым стало проникновение европейского (французского) классицизма как в общественной и жилой, так и в сакральной архитектуре — от переходных форм к чистому подражанию (Амстердамская ратуша, 1648—55; Нивекерк, Гаага, 1649—56; дворец Гюгетан, Гаага, 1734—36).

XIX век: поиск национального стиля

Хотя традиционно XIX век в нидерландской архитектуре искусствоведами обозначается как «проходное» время, когда не создавались выдающиеся архитектурные памятники, в действительности утверждать это однозначно было бы совершенно ошибочным.

Ведь нидерландские города, как и большинство исторических европейских, обязаны в большой степени своему архитектурному лицу именно деятельности строителей XIX века. Это было время, когда активно росли города, развивалась промышленность (заложены основы промдизайна), происходил культурный и образовательный подъем, строились и реконструировались городские очаги культуры — музеи, театры, публичные библиотеки). Общеевропейский романтизм, пустив корни и в Нидерландах, в области архитектуры выдал на-гора яркий и осязаемый результат — был определен нидерландский национальный стиль.

Ещё до середины XIX века в Нидерландах строили преимущественно по французским (в основном в стиле классицизма) образцам, в дальнейшем начало появляться немало эклектических зданий, но именно нидерландская неоготика, дополненная неоренессансными деталями, в исполнении ведущих зодчих страны понимается как нидерландский национальный архитектурный стиль.

В этот период (вторая пловина XIX века), в частности, «столпами» нидерландской архитектуры, спроектировавшими и построившими яркие сооружения, были Адольф Леонард ван Гендт (Концертгебау, новое здание Городского театра, оба — Амстердам) и Питер Кейперс (Рейксмузей; Центральный вокзал в Амстердаме). Последний, будучи главной фигурой архитектурного историзма в Нидерландах, также осуществил колоссальное влияние в области изучения и исследования, реставрации, реконструкции, а иногда и перестройке культовых сооружений в Нидерландах, нередко строил новые неоготические церкви (Собор св. Йозефа, Гронинген, 1886).

Без понимания архитектуры Нидерландов XIX века трудно понять тот настоящий голландский архитектурный «бум», который проходил в 1910—1930 годах, поскольку, например педагогом функционалиста Я. Ауда был тот самый традиционалист Питер Кейперс, а в бюро его племянника Эдуарда оформилось ядро Амстердамской архитектурной школы.

От 1900 до настоящего времени: модернизм и постмодернизм

В ХХ веке голландские зодчие сыграли важную роль в развитии современной архитектуры. Уже в начале века основы рационалистического взгляда на возведение полифункциональных помещений закрепил Хендрик Берлаге (Гаагский муниципальный музей).

В 1920—1930 годах в Нидерландах архитектура стала одним из видов искусства, развивавшихся динамично. В стране возникло множество арт-групп, которые продвигали свои взгляды на развитие искусства, в частности и архитектуры.

Так, архитекторы-экспрессионисты Мишель де Клерк и Пит Крамер были тесно связаны с «Амстердамской школой». Другая группа состояла из более функционалистских зодчих — Март Стам, Лендерт ван дер Флюгт (Leendert van der Vlugt) и Иоганнес Дейкер (Johannes Duiker). Ярым приверженцем рационализма в архитектуре Нидерландов был также И. А. Бринкман (завод Неллефабрик, Роттердам, 1931).

Выдающимся явлением в нидерландском искусстве стала работа членов арт-группы «Стиль», которые, начав с создания собственного стиля неопластицизма, наконец, присоединились к функционализму — Геррит Ритвельд (Дом Шредер, Утрехт, 1924) и Якобус Ауд, который был главным архитектором Роттердама, где построил много жилых комплексов и концептуальные дома.

Вторая мировая война и последующее восстановление обеспечили Роттердаму удивительное разнообразие стилей. Нынешний архитектурный стиль в городе широко представлен многочисленными небоскребами (наивысшим является башня Маас, 164,75 м), всемирно известными «кубическими домами» (1984, арх. Пит Блом), бизнес-сооружениями (штаб-квартира «Unilever NL»), а также символом города — мостом Эразма.

В послевоенную эпоху, в 1950-60-х годах нидерландские архитекторы молодого поколения А. ван Эйк (Aldo van Eyck), Я. Б. Барем и Г. Герцбергер (Herman Hertzberger; Министерство общественных дел и занятости, Гаага), известное как «Форум поколение» (Forum generation, по названию программного журнала), обеспечило интернационализацию голландской архитектуры.

Начиная с 1960-70-х годов архитектура Нидерландов тесно связана с дизайном (аэропорт Схипхол в Амстердаме, 1963 — 67 , арх. М. Ф. Дейнтьер).

С 1980-х и до настоящего времени Рем Колхас и его архитектурное бюро (Office for Metropolitan Architecture (OMA)) является ведущей силой в мировой архитектуре, которое формирует новое, постмодернистское поколение нидерландских архитекторов.

Современная архитектура в Нидерландах характеризуется многообразием форм, практичностью, экологической направленностью и оригинальностью — это в частности касается отдельных проектов. Молодым архитекторам предоставляется возможность экспериментировать при строительстве и расширении городов. Государство оказывает своё влияние на архитектуру, выступая в роли заказчика. Последними примерами являются модернистское здание Министерства жилищного обеспечения, планирования пространства и охраны окружающей среды (архитектор Хоохстад / Hoogstad) и постмодернистское здание Министерства здравоохранения, благосостояния и спорта (архитекторы Хравес / Graves) и Сутерс / Soeters). Из самых современных работ голландских архитекторов — проекты архитектурного бюро MVRDV — название образовано от инициалов создателей компании: Винни Мааса (Winy Maas, * 1959), Якоба ван Рейса (Jacob van Rijs, * 1964) и Натали де Врис (Nathalie de Vries, * 1965), которое воплощает свои идеи по всему миру и отличается оригинальным подходом, который уже повлиял на современную архитектуру в целом.

Источники, ссылки и литература

  • Загайкевич М. П. Архітектура (розділ) у ст. Нідерланди // Українська Радянська Енциклопедія — с. 360
  • [bse.sci-lib.com/article081582.html Нидерландское искусство] в БСЭ  (рус.)
  • Крашенинников Н. Л. Современная архитектура Нидерландов (Голландия). Под общей редакцией д. и. С. О. Хан-Магомедова. М.: Издательство литературы по строительству, 1971. — 126 с., илл.  (рус.)
  • Всеобщая история искусств, т. 2, кн. 1, М., 1960, т. 3, М., 1962  (рус.)
  • Всеобщая история архитектуры, т. 3, М., 1966, т. 4, М., 1966  (рус.)
  • Гершензон-Чегодаева Н. М. Возрождение в нидерландском искусстве // у зб. Ренессанс. Барокко. Классицизм, [сб. ст.], М., 1966  (рус.)
  • Бенеш О., Искусство Северного Возрождения, пер. с англ., М., 1973  (рус.)

Напишите отзыв о статье "Архитектура Нидерландов"

Отрывок, характеризующий Архитектура Нидерландов

– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.