Архитектура Тибета

Архитектура Тибета начала развиваться во времена культуры Бон. Однако строения той эпохи не сохранились до наших дней.

С приходом буддизма в Тибет архитектура получила мощный толчок для развития. Буддизм, пришедший из Индии, привнёс с собой и индийский архитектурный стиль в строительстве храмов, монастырей и светских зданий.

Позже, в местный архитектурный стиль вошло много китайских элементов. Сплав индийского и китайского стилей, собственные наработки тибетских архитекторов дали миру самобытное и уникальное строительное искусство этой горной страны. Вершиной тибетской архитектуры стал дворец Потала в Лхасе.

Самобытность в тибетскую архитектуру принёс и холодный, засушливый климат Тибета, высокогорный характер местности, ограниченный ресурс дерева, скотоводческий образ жизни тибетцев. Тибетские строители использовали при строительстве камень, высушенный на солнце красный кирпич, реже дерево.

Для украшения внутренних частей монастырей и светских домов тибетские архитекторы часто использовали разноцветные ткани, которыми обивали стены.

Современная архитектура Тибета идёт в ногу со временем, имеет космополитический характер. Все больше при строительстве используется бетон. Много строится домов, торговых центров и общественных зданий в современном стиле, главным достоинством которых является быстрота возведения, дешевизна и функциональность.

Религиозная архитектура

Первые культовые сооружения появились в эпоху Бон. Однако ни одного из этих строений не сохранилось до наших дней. Новый этап в тибетской архитектуре начался с приходом из Индии буддизма. Первый буддистские храмы в индийском стиле были построены в VII веке при царе Сонгцэн Гампо. Все они были построены в Лхасе, в городе, который тоже основал Сонгцэн Гампо. Индийский стиль характеризовался массивностью и монолитностью. Эти первые храмы также не дошли до нашего времени. На их месте позже были возведены новые храмы и монастыри.

Со временем в Тибете начали возводить храмы в китайском стиле: здания, как правило, в три уровня, каждый верхний уровень меньше по площади нижнего, крыши имеют загнутые вверх законцовки. Именно этот стиль из Тибета проник сначала в Монголию, а затем в Бурятию.

Стены храмов и монастырей строились из прессованной земли, грязевых блоков или камней. Внутри зданий сооружалась система деревянных колонн и балок. Пол строился из прессованной земли с небольшим добавление дерева.

Монастыри состоят из жилищ монахов, библиотеки рукописей, мастерских, буддистской школы и нескольких храмов. Перед главным храмом устроена мощёная площадь, где происходят религиозные представления.

Большая часть храмов построена в трёх уровнях. Это связано с буддийской нумерологией, где цифра 3 имеет сакральный смысл и указывает на буддийскую триаду: учитель — Будда, учение — Дхарма и религиозное общество — Сангха.

Тибетский стиль проявляется в чортенах, религиозных ступах, посвящённых Будде Шакьямуни. Позже чортены начали использовать в качестве усыпальниц для буддистских лам. Чортены возводили перед храмом.

Перед входом в храм по обе стороны парадной лестницы установлены стилизованный фигуры тигров и драконов. Внутри храм также имеет богатые украшения: вырезанные из дерева фигуры различных божеств, скульптуры Будды, живописные картины (танка) на религиозные темы.

Всемирно известными тибетскими храмами и монастырями являются Кумбум, Сэра, Дрепунг, Ганден, Ташилунпо, Рамоче, Самье.

Во время культурной революции в Китае пострадали многие значительные храмы Тибета. В последние годы идет их реставрация.

Дворец Потала

Наиболее известным во всём мире архитектурным сооружением Тибета является дворец Потала, резиденция Далай-лам. Первый дворец на месте современной Поталы построил царь Сонгцен Гампо в 637 году. Во второй половине VIII века в деревянный дворец попала молния и здание полностью сгорело.

Далай-ламы V Нгаванг Лобсанг Гьяцо (1617—1682) в 1645 году начал возводить новый дворец, который строился на протяжении более чем полувека. Комплекс состоит из двух дворцов: Белого и Красного.

Здание имеет ступенчатую структуру: в горе вырубали террасу и на этом месте возводили «этаж», затем выше вырубали вторую террасу и строили следующий «этаж». Таким образом дворец поднимается от подножия горы до самой её вершины.

Белый дворец состоит из двух павильонов: Восточного и Солнечного. Красный дворец также состоит из нескольких павильонов, здесь проводили молитвы и ритуалы. В настоящее время дворец Потала является музеем.

Дворец Потала стала вершиной в творчестве тибетских архитекторов. Здание потрясающе удачно вписано в окружающий ландшафт. Здесь человеческая фантазия, инженерный расчёт и строительное мастерство достигли своего апогея. Потала является одним из самых значительных в мире примеров религиозной архитектуры.

В 1994 году дворец Потала внесён в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.

Светская архитектура

Традиционная тибетская архитектура жилых домов отличается накренёнными во внутреннюю сторону стенами и плоскими крышами. Дома красятся в белый цвет и окаймляются по периметру тёмной краской.

Дома в городах строили в два или три этажа. Дома имели множество окон прямоугольной формы, расположенных высоко над землей. В центре здания помещается двор, невидимый снаружи и образующий сквозной колодец. Жилые дома в горной местности возводились амфитеатром, используя склоны гор.

В сельской местности дома обычно имеют уютный маленький дворик. Дома строили из камня, кирпича и дерева. Стены внутренних помещений тибетцы обивают разноцветными тканями, что придаёт интерьеру уют и дополнительную теплоизоляцию.

В последнее время в архитектуре жилых и общественных зданий всё больше используются современные строительные материалы и конструкции, например железобетон, металлочерепица и пластиковые окна. В Лхасе построены кварталы, где имеются современные дома, широкие улицы, пешеходные зоны, большие магазины.

Галерея

Монастырь Ташилунпо	Ташилунпо	Монастырь Сэра

Монастырь и университет Дрепунг	Дрепунг	Храм Кумбум

См.также

• Культура Тибета

Ссылки

• [www.orientalart.ru/artarticle3.html/ Архитектура Тибета]
• [www.tibetheritagefund.org/pages/research/buddhist-architecture.php/ Tibet Heritage Fund. Buddhist Architecture]
• [gingertea.ru/tibetan-houses-2/ Архитектура в Тибете – 2]

Отрывок, характеризующий Архитектура Тибета

Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»