Архитектура барокко

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Архитектура барокко — период в развитии архитектуры стран Европы и Америки (особенно в Центральной и Южной), охвативший примерно 150—200 лет. Период начался в конце XVI века и завершился в конце XVIII. Барокко (как стиль) охватило все виды искусства, но наиболее ярко отразилось в живописи, театре (и связанной с ним литературе, музыке) и архитектуре.





Истоки архитектуры барокко

Корни барокко уходят в архитектуру эпохи Возрождения. Первый, действительно большой и величественный ансамбль создал в Ватикане Браманте. Это двор Бельведер протяжением 300 метров, который был построен в едином стиле при сохранении различных функций зданий (Бельведер с античными скульптурами, регулярный сад, Ватиканская библиотека и театр под открытым небом.) Но все формы архитектуры довольно спокойные, уравновешенные. Это ещё не барокко.

Идею Браманте по созданию ансамбля из нескольких зданий подхватил Виньола (1507—1573). Он не имел таких возможностей как Браманте в использовании многих стройматериалов и площадей. Поэтому его ансамбль виллы Джулия для папы римского Юлия III (понтифик в 1550—1555 годах) был небольших размеров. Вилле присущи уже все черты барокко — единый ансамбль с павильонами, садом, фонтаном, ступеньками различных типов, связывающие террасы разного уровня. Вилла ещё сильно отделена от окружающей среды, замкнута на себя, как большинство зданий Возрождения, а её архитектура тоже уравновешена, как и большинство сооружений эпохи Возрождения.

Напряжённость, гигантские размеры и эмоциональную насыщенность архитектуре привьёт Микеланджело. Именно в произведениях Виньола и позднего Микеланджело исследователи видят истоки архитектуры барокко.

Маньеризм и барокко

Свой вклад в архитектуру барокко сделал и маньеризм. Несмотря на все недостатки и капризы, мастера маньеризма подхватили эстафету интеллектуальных поисков, высокой эрудиции, виртуозного мастерства, научности и передали её архитекторам раннего барокко (Джакомо Делла Порта, Доменико Фонтана, Карло Мадерна).

Именно в это время (по потребностям общества) возникают типы величественного городского дворца, барочного монастыря, загородной виллы с дворцом и барочным садом. Фасад церкви Иль Джезу в Риме (архитектор Джакомо делла Порта) стал образцом для строительства многих церквей как в Италии, так и далеко за её пределами (Париж, Гродно, Львов и др.)

От маньеризма барокко унаследовало также влечение к необычному, удивительному, поразительному. Особенно это отразилось в ландшафтной архитектуре, садах и парках барокко (гигантская скульптура или гигантская же гротескная маска, театр под открытым небом, необычное здание с экзотическими деталями и т. п.) Ещё большим влечением к необычному обозначенные коллекции — гравюр, минералов, иностранных растений (и оранжереи для них), создание кабинетов с первыми музейными коллекциями.

Архитектура барокко в Италии

Следующее поколение архитекторов барокко воспитает великого итальянского архитектора Борромини.

Именно Борромини смело отходил от классических канонов, авторитетных решений, прежних правил, проектировал помещения невиданной сложности. Это Борромини настоящий наследник эмоциональной насыщенной архитектуры Микеланджело Буонарроти, больший, чем Лоренцо Бернини или Пьетро да Кортона.

Интересный путь как архитектор барокко прошёл Ювара. Он начинал как сценограф и помощник в перестройке театральных зданий. Не все его проекты нашли своё воплощение. Но от здания к зданию он набрал опыт. Если Доменико Фонтана (1543—1607) или Франческо Каратти (?—1675) использовали тип удлинённого дворца-блока без игры объёмов, Ювара усиливает выразительность своих дворцов диагональными построениями, ризалитами, игрой различных объёмов. Декор становится всё более сдержанным, не избегает руста, пилястр и колонн, таких привычных для классицизма. Но здания не становятся образцами классицизма, сохраняя величие, разнообразие и красоту именно барокко. Важным отличием архитектурного стиля Ювары стали чрезвычайно выразительные силуэты зданий (замок Ступиниджи, Мадридский королевский дворец, особенно базилика Суперга).

Многие мастера Италии, не находили на родине ни заказов, ни применение своим знаниям. Известно участие мастеров Италии ещё в построении готических соборов Франции. В XVII веке архитекторы Италии развезли новые архитектурные идеи по всей Западной Европе.

Барокко в Священной Римской империи

В XVII веке Священная Римская империя как государство имела недолгий период подъёма. Он связан как с положительными, так и отрицательными факторами. Положительными были победы над Турцией и высвобождение европейских территорий от чуждой, не европейской культуры, поскольку Турция и её культура тогда не воспринималась частью Европы. Негативным было присоединено промышленных территорий[неизвестный термин] в Австрию и формирования Австрийской империи. Она и до этого была конгломератом разных по культуре и истории областей. Теперь областей стало больше. Этот процесс продлится до конца XVIII века. Началось с присоединения насилием Венгрии в 1686. Закончилось присоединением северной Италии, что спровоцировало Национально-освободительную войну сначала в Венгрии в начале XVIII века, в XIX веке — в Италии. Победу одержали светская и церковная власти Австрии. Именно эти могущественные и богатые круги стали заказчиками и главными потребителями достижений эпохи барокко. Из стратегических соображений в 1683 австрийцы сожгли все пригороды Вены, чтобы ничего не досталось воинам-туркам. Примерно с 1690 года начался строительный бум — на сожжённых территориях возникают роскошные загородные усадьбы, барочные монастыри, барочные церкви в разных городах.

Строительство в стиле барокко началось задолго до 1690-х годов. Один из первых образцов-барочный собор в городе Зальцбург возник в 1611—1628 годах. Уже тогда широко использовались проекты и труд архитекторов Италии, потому барокко Австрии развилось под мощным влиянием барокко Италии. Так, собор в Зальцбурге строил итальянец Сантино Солари. А в захваченной и покорённой Австрией Праге по заказу австрийцев-победителей работала целая армия архитекторов, декораторов и художников Италии (от архитектора Каратти до садовника Себрегонди).

Ученический период закончился примерно через 70 лет. Уже самое барочное сооружение Вены — дворец Шёнбрунн — строится австрийцами Иоганном Бернхард Фишером фон Эрлахом и его сыном Йозефом Эммануэлем. При этом Шёнбрунн не похож ни на один из дворцов Италии. В самой Вене строят барочные — дворец принца Евгения, Богемскую канцелярию, Придворную библиотеку, церковь Св. Карла Борромео (Карлскирхе), дворцы аристократов. Австрийская провинция гордится настоящим шедевром — барочным монастырем в местечке Мельк (арх. Я. Прандтауер, И. Мунгенаст).

Наиболее одаренным среди первого поколения мастеров барокко в Праге был Франческо Каратти, спроектировавший колоссальный Чернинский дворец. Длина готического собора Св. Вита в Праге равнялась 124 метра. Чернинский дворец уже имел длину 150 метров.

Барокко в Речи Посполитой

Первый в Речи Посполитой памятник с элементами предбарокко — Фарный костёл в Несвиже — был возведён в 1580-е годы итальянским мастером Джованни Бернардони по образцу Иль-Джезу. В подражание этой римской церкви было выстроено впоследствии бесчисленное множество костёлов. Во Львове приход барокко связан с возведением Сретенского костёла босых кармелиток (1642—1644) по образу и подобию римской церкви Санта-Сусанна (арх. Карло Мадерна, 1603). Однако на протяжении XVII века польские шляхтичи ценили вовсе не характерные для барокко грузные, упрощённые архитектурные формы, получившие название сарматского стиля. Это в известной степени сдерживало дальнейшее освоение архитектурного словаря барокко и его распространение в польско-литовских провинциях.

Постепенно эрудиция и таланты архитекторов быстро дали возможность отойти от копирования итальянских образцов и создавать оригинальные сооружения (костёл и монастырь кармелитов босых, Бердичев). Наиболее крупные заказы — костелы, монастыри, часовни — поступали от католической церкви. Только в самом конце XVIII века под западноевропейским влиянием началось возведение масштабных дворцовых резиденций, таких, как Вилянувский дворец в Варшаве. Тогда же в барочном духе были перестроены многие храмы Кракова и Вильнюса, а в Гродно был выстроен богато украшенный скульптурой Ксавериевский костёл. К поздним памятникам светского барокко относятся дворец Браницких в Белостоке, дворец Сангушек в Изяславе, дворец греко-католических митрополитов в комплексе собора Св. Юра во Львове, загородная резиденция митрополитов в Оброшине.

В Виленской епархии в архитектуре костёлов ценились стройность силуэта, ажурность декора, порыв ввысь. Крупнейший мастер позднего барокко на землях великого княжества Литовского — Ян Кристоф Глаубиц — создал особый тип двухбашенного барочного костёла, получивший название виленского. Архитектура Левобережной Украины, отделившейся от Речи Посполитой после восстания Хмельницкого, пошла своим путём. Местные зодчие творчески перерабатывали структуру православных храмов домонгольской эпохи в русле народного деревянного зодчества, обогащая её барочной декорировкой. Повсеместное распространение получили многосрубные храмы с грушевидными главами. Местная архитектурная школа известна под названием украинского барокко.

Барокко в России

В России развитие искусства барокко, отразившего рост и укрепление дворянской абсолютной монархии, приходится на первую половину XVIII века[1]. Стиль барокко в России обладал рядом национальных особенностей. Русское зрелое барокко отличалось от западного, в частности, наиболее ярко выраженного — итальянского, структурной ясностью и простотой плановых построений, тесной связью конструктивной основы и декорирующих её элементов. Другой отличительной особенностью русского барокко был его мажорный характер, активное использование ярких цветов в окраске, смелых колористических контрастов, включая золочение[2].

Исследователь древнерусского зодчества Николай Султанов ввёл термин «русское барокко», обозначив им допетровскую архитектуру Руси XVII века. Фактически под этим термином понималось «московское узорочье», сложившееся в 1640-х годах. Современные искусствоведы видят в узорочье скорее аналог маньеризма, а отсчёт истории русского барокко ведут с распространения в московской строительной практике восьмериков на четверике (церковь царевича Иоасафа, 1678). В эволюции русского барокко выделяют стадии «московского барокко» конца XVII века (различают нарышкинский, строгановский, голицынский стили) , «петровское барокко» первой четверти XVIII в., «зрелое русское барокко» елизаветинского времени[3].

Русская архитектура барокко, достигшая величественного размаха в городских и усадебных ансамблях Петербурга, Петергофа, Царского Села и других, отличается торжественной ясностью и цельностью композиции зданий и архитектурных комплексов (арх. М. Г. Земцов, В. В. Растрелли , Д. В. Ухтомский ). Сравнительно малоизвестную страницу в истории барокко составляет храмовое зодчество уральских заводов и Сибири; применительно к нему бытуют такие термины, как «уральское барокко» и «сибирское барокко».

Архитектурно-декоративные системы восточноевропейского барокко

Сарматское барокко • Украинское барокко • Виленское барокко
Русское барокко: Московское • Петровское • Елизаветинское • Сибирское
Нарышкинский стиль • Строгановский стиль • Голицынский стиль

Напишите отзыв о статье "Архитектура барокко"

Примечания

  1. Барокко — статья из Большой советской энциклопедии (3-е издание).
  2. [www.arhitekto.ru/txt/6ross06.shtml Русское зрелое барокко / Барокко в России / История архитектуры / www.Arhitekto.ru]
  3. [www.rusbarokko.ru/info.htm Русское Барокко : Информация о русском барокко]

Источники

  • сборник «Барокко в России», М., 1926
  • сборник «Барокко в славянских странах», М., «Наука», 1982
  • Виппер Б. Р. «Архитектура русского барокко», М., «Наука», 1978
  • «История русского искусства», т. 5, М., изд. АН СССР, 1960
  • «Декоративное искусство СССР», № 3, 1986 (статья В. Локтева «О втором призвании зодчества»)
  • «Архитектура СССР», № 9, 1982 (статья В. Локтева «Этот непонятный отец барокко»)

Отрывок, характеризующий Архитектура барокко

В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.
Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела.
Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое…
– Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия.
Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.
– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.


Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.
Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.
На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного.
Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь.
– Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.
Билибин, не утративший репутации умнейшего человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comite [маленьком интимном кружке] высказал своему другу Элен взгляд свой на все это дело.
– Ecoutez, Bilibine (Элен таких друзей, как Билибин, всегда называла по фамилии), – и она дотронулась своей белой в кольцах рукой до рукава его фрака. – Dites moi comme vous diriez a une s?ur, que dois je faire? Lequel des deux? [Послушайте, Билибин: скажите мне, как бы сказали вы сестре, что мне делать? Которого из двух?]
Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался.
– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.
– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.