Арцыбашевы
| Арцыбашевы | |
 | |
|
Описание герба: см. текст | |
| Том и лист Общего гербовника: |
IV, 51 |
|---|---|
Подданство: | |
 Великое княжество Московское
| |
 Царство Русское
| |
 Российская империя
| |
| Имения: | |
Арцыбашевы — дворянский род, владевший в XVIII веке поместьем Пущино-на-Оке (ныне город Пущино).
Известия об этой фамилии начинаются с Петра, Кашпарова сына, Арцыбашева, немца по происхождению, переселившегося из Германии в Литву, а из Литвы в Россию при в. к. Василии Ивановиче, в начале XVI в. От него произошли три почти сходные фамилии:
- Арцыбашевых, как сказано выше;
- Арцыбышевых (Гербовник VIII, 17) и
- Арцыбушевых (Гербовник Х, 51).
Пётр Арцыбашев имел двух сыновей, из которых один, Андрей Петрович, был дьяком, а другой, Григорий Петрович, убит при взятии Казани 2 октября 1552 г., и его имя вместе с другими вписано в синодик московского Успенского собора на вечное поминовение.
- Андрей Гаврилович сопровождал в 1573 г. князя Захария Ивановича Сугорского в его посольстве к императору Максимилиану II
Внук Андрея Петровича, Фёдор Михайлович, как выборный от серпуховских дворян, участвовал в 1613 г. в избрании царя Михаила Федоровича. Сыновья Григория Петровича, Василий Невзор и Матвей Торопец, дети боярские Бологовского погоста, в Вотской пятине, в земле новгородской, жалованы от Иоанна Грозного поместьями в Московском уезде 2 октября 1550 г.
В XVII в. Арцыбашевы находились в городовых дворянах, стольниках и стряпчих (Михаил и Назарий Иевлевичи были стольниками ц. Евдокии Федоровны в последней четверти XVII в.). Правнук Василия Невзора, Иван Иванович, убит под Чудновым в 1659 г., а правнуки Торопца, Демид и Прокофий Перфильевичи, убиты под Конотопом в 1660 г.. Тринадцать Арцыбашевых, Арцыбышевых и Арцыбушевых владели населенными имениями в 1699 г.
- Арцыбашев, Михаил Петрович (1878—1927) — русский писатель, драматург, публицист
- Арцыбашев, Борис Михайлович (1899—1965) — американский художник, дизайнер, иллюстратор, сын предыдущего
- Арцыбашев, Дмитрий Александрович (1803—1831) — историк, декабрист
- Арцыбашев, Николай Сергеевич (1773—1841) — русский историк, поэт и прозаик
Описание герба
Щит разделён перпендикулярно на две части, из коих в правой в голубом поле изображено Дерево и на нём сидящая Птица, а в левой в красном поле положены крестообразно две серебряных Шпаги остриём вверх.
Щит увенчан обыкновенным дворянским шлемом с дворянскою на нём короною и тремя Страусовыми перьями. Намёт на щите голубого и красного, подложенный серебром. Герб рода Арцыбашевых внесён в Часть 4 Общего гербовника дворянских родов Всероссийской империи, стр. 51[1].
Щит разделён на четыре части, из коих в первой и четвёртой в красном поле изображено по одной руке в серебряных латах, держащие поднятые мечи, во второй части в голубом поле три золотых лилии, а в третьей части в голубом поле три хлебных колоса. Щит увенчан дворянскими шлемом с дворянскою на нём короною, на которой находятся два чеёрных орлиных крыла и между ними золотая лилия. Герб рода Арцыбушевых внесён в Часть 10 Общего гербовника дворянских родов Всероссийской империи, стр. 51.
Напишите отзыв о статье "Арцыбашевы"
Примечания
Литература
- Арцыбашевы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- [ru.rodovid.org/wk/Род:Арцыбашевы Род:Арцыбашевы] на Родоводе
- Долгоруков П. В. Российская родословная книга. — СПб.: Тип. 3 Отд. Собств. Е. И. В. Канцелярии, 1857. — Т. 4. — С. 255.
Отрывок, характеризующий Арцыбашевы
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
