Аршинцев, Борис Никитович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Аршинцев, Борис Никитич»)
Перейти к: навигация, поиск
Борис Никитович Аршинцев
Дата рождения

28 июля (10 августа) 1903(1903-08-10)

Место рождения

Грозный

Дата смерти

15 января 1944(1944-01-15) (40 лет)

Место смерти

Керчь

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

Пехота

Годы службы

19201944 годы

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

16-я стрелковая бригада
30-я стрелковая дивизия
55-я гвардейская стрелковая дивизия
11-й гвардейский стрелковый корпус

Сражения/войны

Хасанские бои (1938)
Бои на Халхин-Голе
Великая Отечественная война

Награды и премии

Бори́с Ники́тович[1] Арши́нцев (28 июля (10 августа) 1903 года, Грозный — 15 января 1944 года, район Керчи) — советский военный деятель, Генерал-майор (23 января 1943 года). Герой Советского Союза (16 мая 1944 года).





Начальная биография

Борис Никитович Аршинцев родился 28 июля (10 августа) 1903 года в Грозном в семье рабочего-плотника.

Военная служба

Довоенное время

В августе 1920 года был призван в ряды РККА.

По окончании 12-х Владикавказских командных курсов с марта 1922 года служил на должностях командира взводами в 1-м Петроградском полку ЧОН и 1-й Петроградской отдельной роте ЧОН. В 1923 году закончил повторные курсы командиров частей особого назначения (ЧОН) и в декабре 1923 года был назначен на должность командира взвода и пулемётной команды в 522-м Владикавказском полку ЧОН. Принимал участие в боевых действиях против вооружённых формирований на Северном Кавказе.

В 1925 году окончил повторное отделение при Владикавказской пехотной школе и в июле 1925 года был назначен на должность командира взвода 84-го стрелкового полка 23-й стрелковой дивизии, в октябре — на должность командира взвода, а затем — на должность курсового командира Владикавказской пехотной школы.

В 1929 году принимал участие в подавлении антисоветского восстания в Чечне.

В декабре 1929 года Аршинцев был назначен на должность курсового командира Школы имени ЦИК БССР, а с июля 1930 года последовательно назначался на должности командира роты, помощника командира батальона, начальника полковой школы и командира батальона 109-го стрелкового полка (37-я стрелковая дивизия, Белорусский военный округ). С января 1934 года служил на должности помощника начальника 1-й части штаба дивизии.

В 1938 году окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе и в сентябре того же года был назначен на должность начальника первого отделения штаба, а в июле 1939 года — на должность начальника штаба 39-го стрелкового корпуса 1-й Отдельной Краснознамённой армии.

Участвовал в ходе боёв у озера Хасан в 1938 году и на реке Халхин-Гол в 1939 году.

В ноябре 1940 года Борис Никитович Аршинцев был назначен на должность преподавателя на кафедре общей тактики, а в мае 1941 года — на должность преподавателя на кафедре службы штабов Военной академии имени М. В. Фрунзе.

Великая Отечественная война

В июле 1941 года был назначен на должность начальника штаба 211-й стрелковой дивизии (Московский военный округ). В сентябре дивизия была включена в состав 43-й армии (Резервный фронт) и занимала оборону на реке Десна южнее города Ельня, где участвовала в ходе Смоленского сражения, Вяземской и Можайско-Малоярославецкой операций и в контрнаступлении под Москвой.

16 декабря 1941 года Аршинцев был назначен на должность начальника штаба оперативной группы 56-й армии (Южный фронт), 24 марта 1942 года — на должность командира 16-й стрелковой бригады этой же армии, ведшей оборону в районе Таганрога, а 14 июня 1942 года — на должность командира 30-й стрелковой дивизии этой же армии. Дивизия под командованием Аршинцева принимала участие в ходе Армавиро-Майкопской и Туапсинской оборонительных операций, в ходе которых дивизия, находясь в полуокружении, обороняла Краснодар и оставила его по приказу только 12 августа 1942 года. В ноябре 1942 года за образцовое выполнение заданий командования, доблесть и героизм личного состава дивизия была удостоена гвардейского звания и преобразована в 55-ю гвардейскую стрелковую дивизию.

Под командованием Аршинцева дивизия участвовала в освобождении Северного Кавказа, в ходе которого освободила Краснодар, наступая на Горячий Ключ и станицы Калужская и Новодмитриевская. В сентябре и октябре 1943 года дивизия участвовала в ходе Новороссийско-Таманской наступательной операции.

В ходе Керченско-Эльтигенской десантной операции 55-я гвардейская стрелковая дивизия под командованием Аршинцева 3 ноября 1943 года форсировала Керченский пролив и захватила плацдарм в районе населенного пункта Опасная, после чего освободила населённые пункты Капканы, Опасная и Еникале (ныне в черте Керчи) и продвинулась вглубь обороны противника на 12 километров.

14 декабря 1943 года Борис Никитович Аршинцев был назначен на должность командира 11-го гвардейского стрелкового корпуса (Отдельная Приморская армия), ведшего наступление по расширению керченского плацдарма. 15 января 1944 года генерал-майор Борис Никитович Аршинцев погиб на высоте 115,5 в районе Керчи от прямого попадания вражеского снаряда в блиндаж. Был похоронен в Керчи.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 мая 1944 года за умелое руководство войсками и проявленную при этом храбрость при форсировании Керченского пролива, гвардии генерал-майору Борису Никитовичу Аршинцеву посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Награды

Память

В Керчи в честь Аршинцева установлен памятник и названы микрорайон, рыбоконсервный завод, школа № 14 и клуб, в Грозном — улица и школа № 15, в Краснодаре — улица, а также судно-рудовоз и танкер Министерства Морского Флота.

Герой Советского Союза Б. Н. Аршинцев зачислен в списки почётных рабочих Камышбурунского железорудного комбината.

8 мая 2010 года в Грозном был открыт мемориальный комплекс «Аллея Славы», где установлены барельеф и памятная доска в честь Героя.

Напишите отзыв о статье "Аршинцев, Борис Никитович"

Примечания

  1. Отчество Никитович приводится в официальных документах и других авторитетных источниках, однако отчества от русских имен на -а с морфом -овыч (Никитович, Саввович) противоречат литературной норме. В данном случае, отчество, соответствующее правилам грамматики русского языка, Никитич. См. «Русская грамматика. Существительные, мотивированные существительными»; § 336. [rusgram.narod.ru/328-379.html] (Проверено 10 февраля 2010)

Литература

  • Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 53—54. — ISBN 5-901679-08-3.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=4176 Аршинцев, Борис Никитович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Аршинцев, Борис Никитович

– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.