Асаф-хан

Абдул Хасан Асаф-хан عبدل حسان اصف خان<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Вакил-и-Мутлак Империи Великих Моголов
1628 — 1632
Субадар Лахора
1625 — 1641
Рождение:	1569(1569)
Смерть:	12 июня 1641(1641-06-12)
Место погребения:	Гробница Асаф-хана, Лахор
Отец:	Мирза Гийас-Бег
Супруга:	Диванджи-бегум Сахиба
Дети:	Шаиста-хан, Мумтаз-Махал

Наваб Абдул Хасан Асаф-хан Бахадур, носивший также мансабы Йамин ад-Даула и Хан-и-Ханан (1569 — 12 июня 1641) — государственный деятель империи Великих Моголов первой половины XVII века персидского происхождения, брат главной жены падишаха Джахангира Нур-Джахан и отец главной жены падишаха Шах Джахана I Мумтаз-Махал, дед по материнской линии падишаха Аламгира I. Вакил-и-Мутлак (первый министр) падишахов Джахангира и Шах Джахана I (до 1632 года).

Возвышение

Началом своей политической карьеры Асаф-хан обязан своей сестре Нур-Джахан, любимой жене Джахангира, и своему отцу Мирзе Гийас-Бегу (ум. 1622), первому министру падишаха, удостоенному за свои заслуги мансаба Итимад ад-Даула («Опора государства»). Асаф-хан занял среди официальных советников падишаха Джахангира второе по значению место после своего отца. В 1612 году Асаф-хан выдал свою дочь Арджуманд Бану Кадсия-бегум, более известную под своим мансабом Мумтаз-Махал («Украшение Дворца»), за наследника престола шахзаде Шах Джахана Бахадура.

Начиная с 1611 года, когда падишах Джахангир взял в жёны Нур-Джахан, её семья (собственно Нур-Джахан, её отец и Асаф-хан) приобрела огромное влияние на падишаха и на принятие решений по ключевым государственным вопросам. Власть Нур-Джахан и Асаф-хана стала фактически безраздельной после того как в 1620 году здоровье падишаха, серьёзно злоупотреблявшего алкоголем и опиумом, пошатнулось настолько, что ему стало трудно заниматься непосредственным управлением государством. В 1625 году Асаф-хан был назначен субадаром Лахора.

Борьба за власть

Когда наследник престола, зять Асаф-хана, шахзаде Шах Джахан Бахадур начал выходить из-под влияния Нур-Джахан и становиться самостоятельной политической фигурой, Нур-Джахан решила лишить его права престолонаследия и сделать наследником другого шахзаде, слабого и безвольного Султан Шахрияра-мирзу, четвёртого сына Джахангира. В апреле 1621 года Нур-Джахан устроила свадьбу шахзаде Султан Шахрияра-мирзы с её дочерью от первого брака Ладили Бегум. После того как в январе 1622 года скончался Итимад ад-Даула Мирза Гийас-Бег отношения между его детьми Нур-Джахан и Асаф-ханом начали постепенно портиться.

В марте 1626 года поднявший мятеж военачальник Махабат-хан, старый враг Асаф-хана, пленил следовавших в Кабул падишаха Джахангира, Нур-Джахан и самого Асаф-хана. Захват падишаха Махабат-ханом произошёл после того как Асаф-хан, знавший о приближении своего недруга с отрядом из пяти тысяч раджпутов, неосмотрительно переправился с основной частью армии через реку, оставив падишаха на восточном берегу с незначительным отрядом телохранителей. После неудачной попытки переправиться обратно через реку и освободить Джахангира Асаф-хан в панике бежал в Аттокскую крепость. Когда Махабат-хан подступил к крепости, Асаф-хан вынужден был сдаться на милость победителя.

Через несколько месяцев мятеж Махабат-хана был подавлен (сам Махабат-хан бежал к шахзаде Шах Джахану Бахадуру), а примерно через год, осенью 1627 года, падишах Джахангир скончался по дороге из Кашмира в Лахор. Асаф-хан немедленно послал гонца к Шах Джахану Бахадуру с новостью о кончине его отца.

Асаф-хан решил, что пробил его звёздный час, и начал действовать с неожиданной решимостью и знанием дела. Поскольку в момент смерти падишаха в его лагере отсутствовали и Шах Джахан Бахадур, и Султан Шахрияр-мирза, Асаф-хан разными способами привлёк на свою сторону большинство влиятельных сановников и провозгласил новым падишахом четырнадцатилетнего Султан Давар Бахша, сына убитого Султан Хусрау-мирзы, мятежного старшего сына Джахангира. На короткое время Асаф-хан стал фактически единоличным правителем при юном падишахе.

Однако такой поворот событий совершенно не устраивал его сестру Нур-Джахан и она срочно отправила письмо в Лахор, где пребывал в депрессии шахзаде Султан Шахрияр-мирза, пытавшийся излечиться от проказы. Нур-Джахан потребовала от шахзаде немедленно привести верные войска в боевую готовность. Однако вскоре Асаф-хан, предвидя противодействие со стороны сестры, приказал заключить Нур-Джахан под домашний арест и забрал к себе находившихся на её попечении шахзаде Дара Шикоха и Аурангзеба, сыновей Шах Джахана Бахадура.

Во главе имперских войск Асаф-хан и Султан Давар Бахш выступили на Лахор, где Султан Шахрияр-мирза на казённые деньги набирал огромную, но необученную армию. Вскоре Асаф-хан разгромил неопытные наёмные войска Султан Шахрияр-мирзы под Лахором, а его самого принудил сдаться в плен и приказал ослепить. После победы над Шахрияр-мирзой Асаф-хан получил от двигавшегося в Агру Шах Джахана письмо с приказанием отправить в мир иной Султан Давар Бахша, Султан Шахрияр-мирзу, а также двух сыновей шахзаде Султан Даниала-мирзы (сына падишаха Акбара), Таймурасп-мирзу и Хушанг-мирзу. В январе 1628 года Асаф-хан послушно исполнил приказание нового падишаха.

На службе у Шах Джахана I

В феврале 1628 года Асаф-хан в сопровождении двух сыновей нового падишаха, шахзаде Дара Шикоха и Аурангзеба, прибыл в Агру, где Шах Джахан I пожаловал ему должность первого министра. Асаф-хан пребывал на этой должности до 1632 года, когда после провальной осады Биджапура потерял благосклонность падишаха.

Асаф-хан умер 12 июня 1641 года во время восстания раджи Джагат-Сингха Падхании. Его сын Шаиста-хан впоследствии также занял должность первого министра и сделался ближайшим сподвижником падишаха Аламгира I.

Асаф-хан был похоронен в Лахоре, в построенной для него падишахом Шах Джаханом великолепной гробнице, которая в настоящее время вместе с расположенным неподалёку мавзолеем Джахангира входит в предварительный список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО в Пакистане.

Литература

• Гаскойн, Бэмбер. [historylib.org/historybooks/Velikie-Mogoly--Potomki-CHingiskhana-i-Tamerlana-/5 Великие Моголы. Потомки Чингисхана и Тамерлана]. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2003. — 271 с. — (Загадки древних цивилизаций). — ISBN 5-9524-0393-Х.
• Kumar, Anil. [books.google.ru/books?id=whQhAAAAMAAJ&q=Asaf+Khan+and+His+Times&dq=Asaf+Khan+and+His+Times&hl=ru&sa=X&ei=o13sU8PZM_T34QSpu4GIDA&ved=0CCUQ6AEwAA Asaf Khan and his times]. — Kashi Prasad Jayaswal Research Institute, 1986. — 253 с. — (Historical researches series).
• Rapson, Edward James; ‎Haig, Wolseley; Burn, ‎Richard. [books.google.ru/books?id=yoI8AAAAIAAJ&pg=PA175&lpg=PA175&dq=History+of+Asaf+Khan&source=bl&ots=iR-zd-TRB9&sig=PesOvUWbTwlklkC3N0F6ebHk0QM&hl=ru&sa=X&ei=hxvrU6_2GIXXyQOCyYDYBw&ved=0CEIQ6AEwBQ#v=onepage&q=History%20of%20Asaf%20Khan&f=false The Cambridge History of India. Vol. 4, The Mughul period]. — Delhi: S. Chand & Co., 1957.
• [www.royalark.net/India4/delhi6.htm The Timurid Dynasty// www.royalark.net]

Отрывок, характеризующий Асаф-хан

– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.


Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»
Митенька стремглав слетел с шести ступеней и убежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников в Отрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, и многие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этой клумбы.)
Жена Митеньки и свояченицы с испуганными лицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар и возвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым из коротких кусочков.
Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.


Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.