Асикага Ёсидзуми
Поделись знанием:
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
Асикага-но Ёсидзуми (яп. 足利義澄; 15 января 1481 — 6 сентября 1511) — 11-й сёгун сёгуната Асикага в Японии, правивший в период Муромати.
Асикага Ёсидзуми был сыном Асикага-но Масатомо и внуком Асикага-но Ёсинори, 6-го сёгуна рода Асикага. Был усыновлён и воспитан 8-м сёгуном из рода Асикага — Асикага-но Ёсимаса — и позднее, при помощи Хосокавы Масомото, стал сэёи-тайсёгуном. Правил Японией с 1494 по 1508 год, когда был свергнут 10-м сёгуном, Асикага-но Ёситанэ. Таким образом, время правления Асикага Ёсидзуми приходится на три периода японского летоисчисления: эпохи Мэйо (1492—1501), Бунки (1501—1504) и Эйсё (1504—1521).
Сын Асикага Ёсидзуми, Асикага-но Ёсихару стал в 1521 году 12-м сёгуном династии Асикага.
Источник
- Isaac Titsingh. Annales des empereurs du japon. — 1834.
| ||||||
Напишите отзыв о статье "Асикага Ёсидзуми"
Отрывок, характеризующий Асикага Ёсидзуми
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
