Аскаров, Асанбай Аскарулы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Асанбай Аскарулы Аскаров<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Джамбулского облисполкома
1958 год — 1959 год
5-й Первый секретарь Джамбулского обкома КП Казахстана
1959 год — 1965 года
Предшественник: Махмуд Сапаргалиевич Сапаргалиев
Преемник: Бименде Садвакасович Садвакасов
22-й Первый секретарь Алма-Атинского обкома КП Казахстана
1965 год — 1978 года
Предшественник: Сабир Билялович Ниязбеков
Преемник: Кенес Мустаханович Аухадиев
15-й Первый секретарь Чимкентского обкома КП Казахстана
1978 год — 1985 года
Предшественник: Аманулла Габдулхаевич Рамазанов
Преемник: Рысбек Мырзашев
 
Рождение: 15 сентября 1922(1922-09-15)
Мерке, Туркестанская АССР, РСФСР (ныне — Меркенский район, Жамбылская область, Казахстан)
Смерть: 13 августа 2001(2001-08-13) (78 лет)
Алма-Ата, Казахстан
Партия: КПСС
Образование: Фрунзенское педагогическое училище (1939)
Высшая партийная школа при ЦК КПСС
 
Награды:

Асанбай Аскарулы Аскаров (1922—2001) — советский и казахский государственный и партийный деятель. Член ЦК КПСС (1966—1986). Депутат Совета Союза Верховного Совета СССР 7-11 созыва от Чимкентской области[1]. Герой Социалистического Труда (1982).



Биография

Родился 15 сентября 1922 года в селе Мерке ныне Меркенского района Джамбулской области в семье крестьянина-бедняка. Казах. Трудовую деятельность начал с 14 лет. В 1939 году окончил Фрунзенское педагогическое училище. Работал пионервожатым в школе, потом стал комсоргом.

В 1942 году был призван в Красную Армию. Участник Великой Отечественной войны. Окончил военное училище. Член компартии с 1944 года. Был парторгом взвода, комсоргом батальона, комсоргом полка. После демобилизации в 1946 году вернулся домой.

С 1946 года на комсомольской и партийной работе. В 1946—1951 годах работал первым секретарем Меркенского райкома комсомола, секретарем обкома комсомола, затем первым секретарем Джамбульского обкома ЛКСМ Казахстана. В 1954 году окончил Высшую партийную школу при ЦК КПСС.

В 1954—1958 годах избирался первым секретарем Красногорского, Меркенского райкомов Компартии Казахстана.

В 1958—1959 — председатель исполкома Джамбульского областного Совета депутатов трудящихся. В 1959—1965 годах — первый секретарь Джамбулского обкома КП Казахстана.

В 1965—1978 годах — первый секретарь Алма-Атинского обкома КП Казахстана. При нём с размахом было начато освоение Акдалинского и Шенгельдинского орошаемых массивов в Куртинской и Капчагайской зонах под Алматы. Опыт работы в столице стал для Аскарова основой для преобразований на новом посту.

Весной 1978 года А. Аскаров назначен первым секретарём Чимкентского обкома КП Казахстана. При нём в городе построены ТЭЦ-3, сооружены многоэтажные дома, украсившие центр Чимкента. В области началось возведение Газалкентского канала, освоен Келесский массив. По-прежнему любимыми местами отдыха шымкентцев остаются дендропарк, зона отдыха, озеро Тулпар, детская железная дорога.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 февраля 1982 года за достижение высоких результатов и трудовой героизм, проявленный в выполнении планов и социалистических обязательств по увеличению производства и продажи государству зерна и других сельскохозяйственных продуктов в 1981 году, Аскарову Асанбаю присвоено звание Герой Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот»:

Около 30 лет избирался депутатом Верховного Совета СССР, 7-11 созывов. В 1966—1986 годы был членом ЦК КПСС.

В 1985 году Аскарову поставили в вину строительство ряда внеплановых объектов, позже — участие в событиях 17-18 декабря 1986 года в Алма-Ате, затем обвинили в получении крупных взяток, сняли с работы и исключили из партии. В 1987 году был арестован и осужден, около пяти лет Аскаров провел в следственных изоляторах МВД и тюрьмах. В 1991 году Аскаров был освобожден после вмешательства президента Казахстана Н. А. Назарбаева, и реабилитирован.

Жил в городе Алма-Ате. Скончался 13 августа 2001 года. Похоронен на Кенсайском кладбище города Алматы.

Награждён пятью орденами Ленина, орденом Октябрьской революции, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденом «Отан», медалями.

В Алматы, на доме где последние годы жил А. Аскаров (ул. Зенкова, д. 96), установлена мемориальная доска и в честь него названа улица. В городе Шымкенте (Чимкенте) имя Аскарова носят улица и школа № 77, на доме где он жил установлена мемориальная доска, в декабре 2007 года открыты музей и памятник Асанбаю Аскарову. Его имя носит улица в городе Таразе.

Напишите отзыв о статье "Аскаров, Асанбай Аскарулы"

Примечания

  1. [www.knowbysight.info/1_SSSR/07797.asp Список депутатов Верховного Совета СССР 11 созыва]

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id= Аскаров, Асанбай Аскарулы]. Сайт «Герои Страны».

  • [www.az-libr.ru/index.shtml?Persons&0HA/6f992623/index Сведения на сайте «AzLibr»]

Отрывок, характеризующий Аскаров, Асанбай Аскарулы

– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.