Аскелёф, Иоган Кристофер
| Иоган Кристофер Аскелёф | |
| швед. Johan Christoffer Askelöf | |
 | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Подданство: | |
| Дата смерти: | |
Иоган Кристофер Аскелёф (1787—1848) — шведский издатель и публицист XIX века.
Биография
Иоган Кристофер Аскелёф родился 13 февраля 1787 года на юге Швеции в провинции Сконе.
Образование получил в Лундском университете, по окончании которого в 1805 году со степенью доктора философии поступил в королевскую канцелярию в столице Швеции городе Стокгольме.
Публицистическое поприще он начал изданием еженедельной газеты на шведском языке «Polyfem» (1809—1812), которая преимущественно ратовала против шведской Академии и классицизма во французском вкусе. Аскелёф следовал за штаб-квартирой кронпринца, в 1813—1814, в качестве гражданского чиновника.
По окончании войны под руководством президента Бильберга занимался ликвидацией в местностях, где стояли шведские войска, а позже, начиная с 1819 года, ему поручено было регулирование померанских уделов.
В то же время он издавал журнал «Lifvet och Döden» (1815—1816), а вместе с графом Шверином и генеральным директором Ливийном — другое политическое периодическое издание: «Läsning till utbredande of me dborgerliga Kunskaper» (1816—1817).
В 1829 году Иоган Кристофер Аскелёф начал издание еженедельной газеты «Den objudne Gästen», которое с 1830 года выходило под именем «Svenska Minerva» до самой его смерти. Газета всегда боролась с либеральным движением, представителем которого был «Aftonbladet». Начиная с 1840 года, когда власть перешла в руки либерального министерства, и Аскелёф находился в рядах оппозиции.
Иоган Кристофер Аскелёф скончался 12 июня 1848 года. В некрологе он рассматривается как один из 1800 наиболее талантливых издателей. Значительная коллекция писем и Аскелёфа была приобретена после его смерти Королевской библиотекой.
В конце XIX — начале XX века на страницах Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона о нём были написаны следующие слова:
|
Остроумие, ирония, полемическая ядовитость и прекрасный слог характеризуют его статьи. Аскелёф // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
|
|
Напишите отзыв о статье "Аскелёф, Иоган Кристофер"
Отрывок, характеризующий Аскелёф, Иоган Кристофер
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
