Аскольдова могила

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 50°26′38″ с. ш. 30°33′05″ в. д. / 50.44389° с. ш. 30.55139° в. д. / 50.44389; 30.55139 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=50.44389&mlon=30.55139&zoom=17 (O)] (Я) Аскольдова могила — урочище на правом берегу Днепра в Киеве, где, по преданию, похоронен киевский правитель Аскольд.

Ныне это часть паркового комплекса, разбитого в 19341936 годах на месте древнего Угорского урочища. Примыкает к Парку Вечной Славы.





Угорское урочище

По известию «Повести временных лет», во время переселения из Поволжья на берега Дуная в конце IX в. в урочище останавливались мадьяры (угры): «Идоша угры мимо Киева, горою еже ся зовёт ныне Угорское, и пришедше к Днепру, сташа вежами». В память об этом событии по проекту Яноша Вига в урочище был в 1997 г. установлен памятный знак. Раскопки на территории урочища обнаружили следы хозяйственной деятельности IX века, а также клад дирхемов. В 1151 г. в Угорском предместье держал свой двор князь Изяслав Мстиславич.

Могила Аскольда

«Повесть временных лет» сообщает, что Аскольд и Дир, бывшие бояре новгородского князя Олега, с его разрешения отправились в поход на Царьград, но по дороге захватили Киев и вокняжились там. Впоследствии Олег сам прибыл с войском в Киев и умертвил Аскольда и Дира за самозванное присвоение княжеских полномочий. Согласно другой версии, Аскольд и Дир были законными киевскими правителями, потомками Кия, но стали жертвами захвата Киева Олегом. Летопись гласит, что Аскольд был погребён на месте его кончины, а Дир — за Ирининским монастырём. По сведениям, восходящим к византийским источникам, Аскольд принял крещение с именем Николая и над его могилой была построена деревянная церковь. В Словаре Брокгауза и Ефрона могила описана следующим образом:

Могила Аскольда находится под церковью, в подвальном помещении, в которое ведёт спуск с наружной стороны церкви, и имеет вид каменного саркофага глубокой древности. В том же помещении покоится прах князя Димитрия Кантакузена (+ 1820 г.). Со времени исполнившегося в 1866 году тысячелетия кончины Аскольда к его могиле ежегодно совершается 2 июля крестный ход из близлежащего Никольского мужского монастыря, в ведении которого и состоит Аскольдова могила.

Николаевская пустынь

С XV века на месте Аскольдовой могилы существовал Пустынно-Николаевский монастырь, переведённый Мазепой на место Николаевского военного собора. В 18091810 годах по проекту архитектора А. И. Меленского на этом месте возведена каменная церковь-ротонда. В 1936 году церковь была превращена в парковый павильон, над которым по проекту архитектора П. Г. Юрченко в 1938 году была надстроена колоннада. С 1990-х годов — действующий храм (УГКЦ), в 1998 году восстановленный в первоначальном виде.

В 2002 г. на Днепровском взвозе был освящен храм-часовня Андрея Первозванного (архитектор Н. Жариков, художница Л. Мешкова), в облике которого сочетаются мотивы украинского барокко и украинского модерна.

Кладбище

В рамках екатерининской городской реформы вокруг крупных городов стали создаваться распланированные кладбища. Киев не стал исключением. С 1786 до 1935 г. вокруг Аскольдовой могилы существовало кладбище, где находились захоронения многих именитых киевлян. В конце XIX — начале XX века кладбище «Аскольдова могила» считалось особо престижным некрополем. Здесь были устроены многочисленные художественные надгробия и внушительные склепы.

В 1918 г. на кладбище были погребены украинские юноши-патриоты, павшие в бою с большевиками возле станции Круты. Об этом напоминает деревянный крест с каменной мемориальной плитой, установленный в парке в 1995 году. На этом кладбище также были похоронены лётчики П. Н. Нестеров и Е. Н. Крутень — первые российские асы (впоследствии перезахоронены на Лукьяновском кладбище).

В декабре 1934 г. Киевский горсовет постановил уничтожить кладбище под предлогом того, что оно мешало созданию парка[1]. Единичные могилы были перенесены, остальные в 1935—1936 годах были варварски уничтожены. Часть надгробных памятников передали в Художественный институт для занятий студентов.

Во время оккупации на Аскольдовой могиле было немецкое кладбище, ликвидированное после освобождения Киева в 1944 году. После 1945 года Аскольдова могила стала одним из мест захоронения солдат и офицеров, погибших при освобождении Киева от немецких оккупантов. В 1957 году их прах был перенесён в Парк Вечной Славы.

На территории Аскольдовой могилы сохранились единичные случайные захоронения и остатки двух склепов. Один из них — место захоронения генерал-майора Кубанского казачьего войска Н. М. Демидовского — в 1990-е годы использовался как храм-часовня.

Известные люди, похороненные на кладбище «Аскольдова могила»

См. также

Иллюстрации

Напишите отзыв о статье "Аскольдова могила"

Примечания

  1. Проценко Л. А. Некрополь «Аскольдова могила» в Киеве // Памятник культуры. Новые открытия: Ежегодник. 1988 — Москва: Наука, 1989. — С.499
  2. [skatarina.ru/library/dict/mering.htm Библиотека «СЛАВЯНСКОЕ ЛЮТЕРАНСТВО» — ПРОФЕССОР МЕДИЦИНЫ ФРИДРИХ МЕРИНГ (1822—1887)]
  3. [rusdeutsch-panorama.ru/jencik_statja.php?mode=view&site_id=34&own_menu_id=4377 Немцы России — МЕРИНГ Федор Федорович]

Ссылки

Публикации

  • [oko.kiev.ua/Monument.jsp?monumentId=183 Пам’ятка історії: Аскольдова могила (комплекс) (IX—XX ст.)]
  • [spelesto.nn.ru/lib.php?book=kiev&ch=10 Толочко П. П. Таємниці Київських підземель: Печери аскольдової могили.]
  • [www.pravoslavie.ru/put/051006110306 Широков А. Аскольдова могила: взгляд через столетья]

Иллюстрации

  • [oko.kiev.ua/img/Kyiv/Pecherskyy/1862--timm_~183.jpg Аскольдова могила. Художник В. Тимм. 1862 год.]
  • [nostalgia2.kiev.ua/askold.shtml Подборка современных фотографий Аскольдовой могилы]
  • [naklua2005.narod.ru/photo158.jpg Церковь Святого Николая Чудотворца на Аскольдовой могиле (современное фото)]
  • [www.photostranger.com/gallery/gallery_ukraine/kiev/images/061kiev03h.jpg Церковь Святого Николая Чудотворца на Аскольдовой могиле (современное фото)]
  • [wek.kiev.ua/wiki/images/5/51/Askold_Rotonda_old.jpg Церковь Святого Николая на Аскольдовой могиле, превращенная в парковый павильон (фото конца 1980-х годов)]
  • [photonau.kiev.ua/img/photo/2/inet/foto9.jpg Часовня св. Андрея Первозванного около Аскольдовой могилы (современное фото)]
  • [www.ua4you.com/img/kiev/ex_108.jpg Памятная стела древним венграм на Аскольдовой могиле (современное фото)]

Отрывок, характеризующий Аскольдова могила

Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.