Аслонов, Кадриддин Аслонович

Кадриддин Аслонович Аслонов тадж. Қадриддин Аслонович Аслонов
Председатель Верховного Совета Таджикской ССР
30 ноября 1990 — 23 сентября 1991
Предшественник:	Кахар Махкамович Махкамов
Преемник:	Рахмон Набиевич Набиев
Вероисповедание:	Ислам, суннитского толка
Рождение:	29 мая 1947(1947-05-29) Гармский район, Таджикская ССР
Смерть:	1992(1992) Курган-Тюбе, Хатлонская область, Таджикистан
Профессия:	политик
Награды:

Кадриддин Аслонович Аслонов (тадж. Қадриддин Аслонович Аслонов; 29 мая 1947 года — ноябрь 1992 года) — советский и таджикский государственный и партийный деятель, Председатель Верховного Совета Таджикской ССР (1990—1991).

Биография

Кадриддин Аслонов родился 29 мая 1947 года в Гармском районе Таджикистана.

Образование и трудовая деятельность

Окончил Таджикский сельскохозяйственный институт в 1969 году, АОН при ЦК КПСС в 1989 году.

Трудовую деятельность начал заведующим мастерским. Работал бригадным механиком колхоза с 1969 по 1973 год.

Был вторым, затем первым секретарём Колхозабадского райкома ЛКСМ Таджикистана, управляющим объединением «Сельхозтехника», председателем Курган-Тюбинского областного объединения по производственно-техническому обеспечению сельского хозяйства с 1973 по 1983 год.

Политическая деятельность

С 1983 по 1988 год — первый секретарь Пянджского райкома Компартии Таджикистана. Был первым заместителем председателя Госагропрома Таджикистана с 1988 по 1989 года.

С 1989 по 1990 год — секретарь ЦК Компартии Таджикистана. Был первым заместителем председателя Верховного Совета Таджикистана в 1990 году, председателем Верховного Совета Таджикистана с 30 ноября 1990 года по 23 сентября 1991 года. На этом посту Аслонов своим указом запретил республиканскую Компартию и национализировал её имущество.

Депутат ВС Таджикистана 12-го созыва.

В сентябре 1991 года — и. о. Президента Таджикистана. 21 сентября Кадриддин Аслонов подписал указы о сносе памятника Владимиру Ленину на площади Озоди в Душанбе и о запрете Компартии Таджикистана", а также наложил арест на её собственность. Сторонники компартии устроили 23 сентября митинг, протестуя против указа. В Душанбе открылась чрезвычайная сессия Верховного Совета, на котором обсуждались вопросы о незаконных действиях Аслонова и о политической ситуации в столице. Газета «Вечерний Душанбе» от 24 сентября 1991 года писала:

«Выступившие обвинили К. Аслонова в том, что он издал противозаконный Указ о запрещении деятельности Компартии и национализации её имущества. …Прокурор республики Н. Хувайдуллоев сообщил, что по факту демонтажа памятника Ленину возбуждено уголовное дело. Делегация от митингующих на Озоди вручила председательствующему обращение о незаконных действиях со стороны К. Аслонова и председателя исполнительного комитета Душанбинского городского Совета народных депутатов Максуда Икрамова. Затем слово взял сам Кадриддин Аслонов. Он сказал, что чувствует вину за то, что подписал этот указ. Но, по его словам, это было сделано для сохранения спокойствия в республике. Касаясь вопроса о памятнике Ленину, он заявил, что не имеет никакого отношения к этому делу и считает, что организаторов произошедшего следует строго наказать. В связи с тем, что большинство депутатов высказали недоверие К. Аслонову, он подал в отставку. На сессии также были приняты решение об отмене указа о запрете деятельности Компартии и постановление об избрании Рахмона Набиева на должность председателя ВС РТ.».

Был председателем Курган-Тюбинского облисполкома, назначен т. н. «правительством национального примирения», контролируемого Объединённой таджикской оппозицией (1992 год).

Гибель

Убит в ноябре 1992 года (точная дата неизвестна) Сангаком Сафаровым. Аслонов был захвачен участниками Народного фронта и повешен на памятнике Ленину на центральной площади Курган-Тюбе.

Награды

• Орден «Знак Почёта»

Ссылки

• [www.centrasia.ru/person2.php?&st=1013880931 АСЛОНОВ Кадриддин Аслонович]

Отрывок, характеризующий Аслонов, Кадриддин Аслонович

– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.