Асмаев, Виктор Карпович

Виктор Карпович Асмаев
Личная информация
Полное имя	Валерий Яковлевич Волков
Гражданство	СССР СССР → Россия Россия
Специализация	конный спорт
Дата рождения	16 ноября 1947(1947-11-16)
Место рождения	Ростов-на-Дону, РСФСР, СССР
Дата смерти	12 октября 2002(2002-10-12) (54 года)
Место смерти	Ростов-на-Дону, Российская Федерация
Награды и медали Конный спорт (конкур) Олимпийские игры Золото Москва 1980 Командное первенство Государственные награды Почётные спортивные звания

Ви́ктор Ка́рпович Асма́ев (16 ноября 1947 года, Ростов-на-Дону, СССР — 12 октября 2002 года, Ростов-на-Дону, Россия) — советский спортсмен-конник, олимпийский чемпион 1980 года в командном конкуре, заслуженный мастер спорта СССР (1980).

Биография и достижения

В 1961 году пришёл заниматься конным спортом в ростовскую спортивную школу ДСО «Урожай» и уже в 1964 году начал участвовать в чемпионатах страны, а с 1965 года входил в сборную СССР по конкуру.

Ученик известного спортсмена, восьмикратного чемпиона СССР по конному спорту А. А. Жагорова, Виктор Асмаев был участником и неоднократным призёром международных и всесоюзных соревнований по преодолению препятствий. В 1980 году со своим знаменитым рыжим будённовцем Рейсом Виктор Карпович стал чемпионом XXII Олимпийских игр в Москве в командном зачёте.

Награды

• Медаль «За трудовое отличие»
• Почётный знак «За заслуги в развитии физической культуры и спорта» 2000.

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/as/viktor-asmayev-1.html Виктор Асмаев на Олимпийских играх]  (англ.)
• [www.horse-rostov.ru/news/asmaev.htm Некролог]

Отрывок, характеризующий Асмаев, Виктор Карпович

Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.