Астемиров, Анзор Эльдарович

Анзо́р Эльда́рович Астеми́ров
Анзор Астемиров (амир Сейфуллах)
Род деятельности:	исламист
Место рождения:	Кременчуг, Полтавская область, Украинская ССР, СССР
Гражданство:	СССР СССР→ Россия Россия→ Кавказский эмират Кавказский эмират
Место смерти:	Нальчик, Кабардино-Балкария, Россия
Отец:	Эльдар Астемиров

Анзор Эльдарович Астемиров, амир Сейфуллах Абу Имран (3 декабря 1976 года, г. Кременчуг, Украина — 24 марта 2010 года, Нальчик, Кабардино-Балкария, убит) — один из лидеров исламистского подполья на Северном Кавказе, лидер Кабардино-Балкарского джамаата (вместе с М. Мукожевым), кадий (шариатский судья) Имарата Кавказ (верховный, с 2007 года) и валий его Объединенного Вилайята Кабарды, Балкарии и Карачая.

Один из организаторов и вместе с И. Горчхановым непосредственный руководитель нападения на Нальчик 13 октября 2005 года, вместе с ним же организатор нападения на управление Госнаркоконтроля РФ по Кабардино-Балкарии в Нальчике в декабре 2004 года. После нападения на Нальчик в 2005 году — амир Кабардино-Балкарского сектора Кавказского фронта.

Находился в международном розыске с 2006 года за совершение преступлений, предусмотренных статьями 105, 205, 209, 210, 222, 279 и 317 УК РФ (убийство, террористический акт, бандитизм, организация преступного сообщества, незаконный оборот оружия и взрывчатки, вооруженный мятеж, посягательство на жизнь сотрудников правоохранительных органов).

Биография

Сын Эльдара Астемирова, родился в городе Кременчуг Украинской ССР, куда в 1930-х годах переехал его дед, опасаясь репрессий за принадлежность к дворянскому роду. По национальности адыг (кабардинец). Происходил из дворянского кабардинского рода, потомок черкесских князей. В одном из интервью указывал на своё родство и близость с Султаном Сосналиевым (см. также).

В 1980-х годах семья Астемировых вернулась в Кабардино-Балкарию в город Тырныауз. Позже они переехали в Нальчик.

В начале 1990-х годов по направлению Духовного управления мусульман (ДУМ) Кабардино-Балкарской Республики Анзор был направлен в университет имени имама Мухаммад бен Сауда в г. Эр-Рияд (Саудовская Аравия) для получения духовного образования.

В 1992 году университет имени имама Мухаммеда ибн Сауда в Эр-Рияде провел в Нальчике двухнедельные курсы по основам ислама, по результатам которых вызвал на обучение 12 человек из КБР, в числе которых были Руслан Одижев и Анзор Астемиров. Как вспоминал он сам: "Мы были самые первые ученики с постсоветского пространства, правда, из 12 человек окончили факультет шариата только двое. Один умер, остальные не могли учиться из-за солидного возраста - память была уже плохая. Руслан не закончил учебу по болезни, а я - из-за бюрократических препон в 1998 году, когда приехал на каникулы домой...".

С 1998 года Астемиров был заместителем главы Кабардино-Балкарского джамаата Мусы Мукожева, читал проповеди в одной из мечетей Нальчика.

В декабре 1999 года был задержан на границе Северной Осетии при попытке перегнать из Грузии в Чечню джип «Тойота», который, по данным МВД КБР, предназначался для Хаттаба. Против Астемирова было возбуждено уголовное дело, однако доказать его вину не удалось.

В 2001 году вместе с Мукожевым он был задержан по подозрению в причастности к террористическим актам, совершенным на территории Ставропольского края и Карачаево-Черкесии (см.). Они провели три месяца в следственном изоляторе «Белый лебедь» Пятигорска, однако затем "за недоказанностью" были освобождены.

В 2002 году в Нальчике Русланом Нахушевым была создана общественная организация Институт исламских исследований, которая, как он сам заявлял, должна была наладить контакты между представителями официального мусульманского духовенства и радикально настроенной исламской молодежью. Своими заместителями Нахушев назначил Мукожева и Астемирова, который занял должность заместителя директора по научной работе. Нахушев впоследствии называл его "интеллигентным человеком".

По свидетельству Х. Емкужева, Астемиров и Мукожев не были в первоначальный период радикально настроенными и не высказывались за силовые методы, а изменили свои взгляды после возвращения с американской тюрьмы в Гуантанамо Руслана Одижева. (Тот был взят в плен американскими военными на территории Афганистана в начале 2000-х годов, в первой половине 2004 года передан России и после содержания в СИЗО г. Пятигорска "Белый лебедь" без суда освобожден.) Кавказовед Игорь Добаев также отмечал, что Астемиров в 1990-е годы стоял на умеренно радикальных позициях.

В 2003 и 2004 годах Астемиров принимал участие в двух научно-практических конференциях в Москве.

Осенью 2004 года чтобы предотвратить его отъезд за рубеж у него был конфискован паспорт.

В подполье

Вместе с И. Горчхановым организовал нападение на дежурную часть управления Госнаркоконтроля в Нальчике в декабре 2004 года. Все погибшие тогда - четверо наркополицейских - были убиты Горчхановым, боевики захватили более 250 единиц оружия. После этого лидеров джамаата, в том числе Астемирова, объявили в розыск, он ушёл в подполье. К тому времени в правоохранительных органах его считали главным идеологом джамаата "Ярмук", он проходил как подозреваемый по нескольким уголовным делам.

Имя «Сейфуллах» (от араб. سيف الله‎ — меч Аллаха) Астемиров взял после гибели 25 января 2005 года лидера кабардино-балкарского джамаата (Джамаат Ярмук) Муслима Атаева, носившего его.

Летом 2005 года Астемиров присутствовал на военном маджлисе в Нальчике, тогда решался вопрос о присоединении джамаатов Ингушетии и Кабардино-Балкарии к Кавказскому Фронту.

Вместе с И. Горчхановым непосредственно руководил нападением на Нальчик 13 октября 2005 года, в ходе которого Горчханов погиб. Поступали сообщения и о гибели Астемирова, но они не подтвердились, ему удалось скрыться и его вновь объявили в розыск, назначив вознаграждение за информацию о его местонахождении. Провал выступления в Нальчике привёл Кабардино-Балкарский джамаат к краху.

По свидетельству Х. Емкужева, после нападения на Нальчик Астемиров был назначен командиром Кабардино-Балкарского сектора Кавказского фронта, а Мукожев стал его заместителем.

В ноябре 2006 года Астемиров выступил с обращением к властям России, обещая масштабные теракты в Кабардино-Балкарии, начало которым положат акции по уничтожению крупных чиновников республики, лояльных властям священнослужителей и бизнесменов.

Мы не признаем никаких законов, кроме законов Аллаха, а те, кто не желает покориться Аллаху и жить по его законам, будут наказаны

Анзор Астемиров

Главред Caucasustimes.com И. Текушев тогда отмечал, что «Анзор Астемиров известен, прежде всего, как один из самых эрудированных и тонких богословов в области ислама на Кавказе. Большинство его текстов, которые периодически появляются на сайте "Кавказ-центр", посвящены теории и практике джихада».

В сентябре 2007 года президентом Чеченской Республики Ичкерия Д. Умаровым назначен и. о. главы Высшего шариатского суда республики (указ № 148), а с провозглашением в октябре того же года Умаровым Имарата Кавказ стал его верховным кадием. Являлся главным идеологом провозглашения Кавказского Имарата. Одновременно валий Объединенного Вилайята Кабарды, Балкарии и Карачая Имарата Кавказ.

Доку Умаров вспоминал, что перед провозглашением им Имарата Кавказ он получил кассету из Нальчика от амира Сайфуллах, в которой тот заявлял:

Брат, мы договаривались с нашим братом Абу-Идрисом (Шамилем), что в этом году, когда он придёт, провозгласим Имарат. Абу-Идрис договаривался с нашим братом Абдул-Халимом, а вы сегодня этот договор не соблюдаете, и вопрос уже стоит о правильности вашей акиды. Если вы не провозглашаете Имарат, я вынужден его провозгласить сам, и призвать братьев воюющих на Кавказе сделать байат мне.

Умаров отмечал, что провозглашение Сайфуллахом Имарата означало бы раскол в лагере кавказского сопротивления: «я знаю, что дагестанцы сделали бы байат Сайфуллах, и ингуши сделали бы байат, а мы остались бы. Уже было видно, что за нами люди не пойдут, наши ряды не пополняются под флагом Ичкерии…».

Был в числе подозреваемых в убийстве в ноябре 2007 года девяти охотников и егерей в Чегемском районе Кабардино-Балкарии.

В 2005 году был расторгнут его брак с женой, имел одного ребенка.

Гибель

Согласно информации ФСБ, выйти на него удалось после убийства его ближайшего помощника Валерия Этезова, при котором были найдены документы, по которым удалось вычислить предположительные местонахождения Анзора Астемирова. Вечером 24 марта 2010 года в Нальчике на углу улиц Тарчокова и Байсултанова в микрорайоне «Горный» Анзор Астемиров и его сопровождающий были остановлены сотрудниками правоохранительных органов для проверки документов, в ответ на что они открыли огонь. В ходе перестрелки Анзор Астемиров был убит, а его спутнику удалось скрыться; один сотрудник управления ФСБ был легко ранен. По данным следственного комитета, Астемиров отстреливался от сотрудников ФСБ во дворе строящегося торгового комплекса из нарезного оружия калибра девять миллиметров, пока не был убит. Его личность подтвердила дактилоскопическая экспертиза.

Преемником Анзора Астемирова во главе объединённого вилаята Кабарды, Балкарии и Карачая согласно его собственному завещанию стал Аскер Джаппуев.

Политолог и журналист Ислам Текушев, главный редактор интернет-сайта CaucasusTimes.com, в 2011 году отмечал: "Анзор Астемиров действительно верил в то, за что он боролся. Это был своего рода фанатик".

Ссылки

• [www.strana.ru/doc.html?id=81415 Биография Анзора Астемирова]
• [lenta.ru/articles/2010/03/25/anzor/ Проповедник с автоматом]

Отрывок, характеризующий Астемиров, Анзор Эльдарович

– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.