Астон, Билл

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Билл Астон
Выступления в «Формуле-1»
Сезоны

1 (1952)

Автомобили

Aston

Гран-при

3 (1 старт)

Дебют

Великобритания 1952

Последний Гран-при

Италия 1952

Лучший финиш Лучший старт
21 (Германия 1952)
Подиумы Очки БК
0 0 0

Билл Астон (англ. Bill Aston, 29 марта 1900 года — 4 марта 1974 года) — английский автогонщик-любитель, участвовавший в чемпионате Формулы-1 в 1952 году. Один из немногих пилотов, выступавших на автомобиле собственной конструкции, за три Гран-при смог лишь единожды выйти на старт, но в гонке прошёл всего пару кругов. Также участвовал в мотогонках, гонках Формулы-2 и Формулы-3. Установил рекорд скорости для автомобилей с двигателем в 500 см3. После окончания короткой формульной карьеры участвовал в различных клубных гонках до весьма преклонного возраста.





Биография

Начало карьеры

Гоночную карьеру Астон начал после Второй мировой войны с выступлений на мотоциклах. В скором времени он сменил два колеса на четыре, перейдя в Формулу-3, где в конце 40-х годов оказался одним из лидеров — несмотря на то, что борьбы в классе было предостаточно. За рулем «Купера» с поллитровым двигателем JAP он неоднократно побеждал на домашних соревнованиях, кроме того, в 1949 году он смог победить в гонке на континенте — в Брюсселе, а в голландском Зандворте стал вторым.

Сменив двигатель своего автомобиля на чуть больший — объёмом 1100 см3, он перешёл в Формулу-2, иногда участвуя и в гонках совместно с автомобилями Формулы-1. Добиться успеха в сколь-нибудь продолжительных соревнованиях не удавалось — подводила надежность, но скорость он проявлял неплохую. Кубки Лаванта и Мажвика в 1950 году он легко выиграл — просто потому что оба представляли собой очень короткие пятикруговые соревнования на и без того коротком треке Гудвуда. Для человека в его возрасте, да ещё и любителя, это было совсем неплохо. Попытался он выиграть оба соревнования и на следующий год, но к этому моменту появился Стирлинг Мосс, и Биллу досталось лишь третье место в кубке Лаванта. Чуть ранее в Гран-при Освобожденных в Шимэ он смог блеснуть, лидируя в первом из заездов, но за круг до финиша двигатель его машины сгорел. В конце года он участвовал в постройке Куперами скоростной версии их поллитрового автомобиля, а затем на трассе в Монлери установил за его рулем мировой рекорд скорости в соответствующей категории.

Автомобиль собственной конструкции

Желая не только помогать семейству Куперов, но и построить что-то своё, к гоночному сезону 1952 года Астон решил построить собственный автомобиль — тем более что инженерные навыки присутствовали, а выращивание и продажа фруктов позволили накопить необходимые средства. Автомобиль, разработанный Биллом, был в основном повторением конструкции Куперов, но в некоторых узлах Астон применил инженерные решения, до которых Куперы додумались не сразу. Двигатель ему предоставил инженер Арчи Баттеруорт, адаптировавший для этой цели рядный четырёхцилиндровый мотор собственной конструкции, который ранее использовал в собственном полноприводном (!) автомобиле Формулы-1.

Несмотря на заимствование многих идей, автомобиль оказался совсем непохожим на «Куперы». Конфигурация мотора позволила снизить центр тяжести, что в сочетании с некоторыми другими улучшениями позволило сделать авто весьма невысоким, по своему виду напоминающим скорее машину Формулы-3. Построено было две машины — одна для самого Билла, другая для Робина Монтгомери-Черрингтона, выступившего также спонсором мероприятия. Окрашенные в американские бело-голубые цвета, машины были готовы к участию в гонках Формулы-2, но неожиданный переход Формулы-1 к спецификациям классом ниже позволил выставить их на высшем уровне.

Выступления Астон начал все с того же Кубка Лаванта, который все ещё сохранял формат короткого спринта. По сравнению с предыдущими выступлениями результат оказался не очень — Билл стал лишь восьмым. Вообще же машина, обладавшая неплохими задатками, оказалась пугающе ненадежной — так, в мае в гонке на приз BRDC он продержался лишь семь кругов, столько же прошёл в Гран-при Освобожденных, а в Гран-при Монцы в июле и вовсе прошёл лишь четыре круга. Добиться подобающей надежности в основном из-за нехватки как денег, так и просто достаточного количества рабочих рук. В квалификации Гран-при Великобритании он и вовсе уступил почти полторы минуты даже наихудшему из соперников, при том что круг Сильверстоуна обычно проходился приблизительно за две минуты — поэтому перед стартом гонки он снял свою заявку, понимая, что будет просто не допущен.

Наконец, на Гран-при Германии он смог стартовать в гонке, причем сделал это с неплохого 21-го места — правда, неясно, была ли этому причиной его скорость или просто повезло со жребием, так как принцип расстановки гонщиков с третьего ряда не совсем ясен. Так или иначе, на гигантском кольце Нюрбургринга, в несколько раз превышающем по длине обычные для Астона трассы, Билл продержался всего лишь до третьего круга — после этого упало давление масла и он был вынужден сойти.

Пропустив Гран-при Нидерландов, Билл заявился на Гран-при Италии — но большое количество участников вынудило организаторов ввести лимит на стартовое поле. Ограничения оказались весьма суровыми — из 35 заявок на старт могли выйти лишь 24 машины, и Астон, показавший в принципе неплохое, но лишь 31-е время, оказался не у дел. Ещё через две недели он принял участие в традиционном для себя Кубке Магвика — но до финиша удлиненного до семи кругов соревнования ненадежная машина вновь не добралась, протянув всего пять из них.

На следующий год он ещё четырежды участвовал в разного рода малозначительных гонках Формулы-2, добившись хоть какого-то успеха лишь в двух соревнованиях на трассе «Кристал Пэлас» — в мае на «Кубке Коронации» он занял пятое место в первом полуфинале и восьмое — в финале, а в июле на «Елизаветинском кубке» стал седьмым. После этого выступать на своих автомобилях он перестал, а в 1957 году и вовсе продал их. Первую машину (NB41), которой одно время управлял Монтгомери-Черрингтон, новый владелец Морис Гомм переделал в спорткар и заменил ей двигатель. Впоследствии автомобиль ещё несколько раз менял двигатель, переходил из рук в руки и в настоящее время его владелец участвует на нём в соревнованиях исторических автомобилей. Вторая же машина (NB42) и по сей день сохраняет первозданный вид.

После Формулы-1

Закончив свою короткую во всех смыслах карьеру гонок Гран-при, Астон вплоть до преклонного возраста участвовал в гонках спортивных автомобилей за рулем Mini, Jaguar D-Type и Aston Martin DBR1, зачастую побеждая в своем классе. Последние свои победы он одержал, уже будучи в возрасте за шестьдесят, а закончил карьеру почти в семьдесят. Умер Билл Астон, не дожив меньше месяца до своего 74-го дня рождения, в 1974 году.

Результаты выступлений в Формуле-1

Год Команда Шасси Двигатель Ш 1 2 3 4 5 6 7 8 Место Очки
1952 Частная
заявка
Aston
NB41
Butterworth
2,0 L4
D ШВА
500
БЕЛ
ФРА
ВЕЛ
НС
ГЕР
Сход
НИД
ИТА
НКВ
0

Напишите отзыв о статье "Астон, Билл"

Ссылки

  • [wildsoft.ru/drv.php?l=%C0&id=195205002 Билл Астон]  (рус.) на сайте wildsoft.ru
  • [www.grandprix.com/gpe/drv-astbil.html Билл Астон]  (англ.) на сайте grandprix.com
  • [www.historicracing.com/driver_detail.cfm?driverID=1653 Астон, Билл]  (англ.) на сайте historicracing.com
  • [www.500race.org/Men/Aston.htm Билл Астон]  (англ.) на сайте 500race.org

Отрывок, характеризующий Астон, Билл

– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.