Астров, Павел Иванович

Павел Иванович Астров

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Па́вел Ива́нович А́стров (1866, Москва — после 1919 ?) — российский юрист, общественный деятель.

Семья

• Отец — Иван Николаевич, сын сельского священника Николая Яковлевича (который первоначально имел фамилию Островский, но на экзамене у архиерея за интерес к астрономии был «переименован» в Астрова), московский врач, преподаватель Военно-фельдшерской школы. Был врачом в Межевом институте.
• Мать — Елизавета Павловна, урождённая Кобелева, дочь генерала Павла Денисовича.
• Брат — Николай (1868—1934).
• Брат — Александр (1870—1919)
• Брат — Владимир, окончил юридический факультет Московского университета, мировой судья в Москве, в 1919 — инспектор по финансовой части Центрального союза потребителей. Расстрелян по делу «Национального центра» в 1919 вместе с сыном Борисом, студентом, служившим для поручений при Московском окружном артиллерийском управлении.
• Сын — Михаил (1900—1936), диакон, новомученик. Рукоположен 2 января 1925 года. Духовный отец — о. Алексей Мечёв. С 1925 по 1930 служил в церкви Сошествия Святого Духа, что у Пречистенских ворот. В 1930 году был арестован вместе с настоятелем храма, о. Илией Зотиковым, и выслан во Владимир. По возвращении в Москву вновь служил в храме, но в 1932 году был вновь арестован и по приговору тройки при ПП ОГПУ осуждён на 5 лет ссылки в Казахстан. В 1933 году отправлен в Темниковские лагеря (Мордовская АССР), затем в Красновишерские лагеря (Пермская область). В 1934 году лагеря были заменёны ссылкой в Семипалатинск. В 1936 году скончался от туберкулёза лёгких в городе Каркаралинске Семипалатинской обл. Похоронен там же, на городском кладбище.

Деятельность

В 1885 году поступил на юридический факультет Московского университета, который окончил со степенью кандидата прав. Был кандидатом на судебные должности при Московском городском суде, исполнял обязанности городского судьи в Твери, служил судебным следователем в Подольске, членом Московского окружного суда по гражданскому отделению. Преподавал право на юридических курсах Полторацкой в Москве. Выступал с докладами в Юридическом обществе. Автор ряда публикаций по социальной и религиозно-философской проблематике. Писал о судьбе беспризорных детей, о проблеме защиты рабочих на опасных для здоровья производствах.

В начале XX века организовал в своём доме в Москве религиозно-философский кружок, в работе которого участвовали А. Белый, Эллис (Л. Л. Кобылинский), Н. А. Бердяев, Ф. А. Степун, священники К. М. Аггеев и Г. С. Петров и др. Был далёк от политической деятельности.

В 1917 году был членом Предсоборного совета, затем членом Поместного собора Русской православной церкви. По воспоминаниям своего брата Николая Ивановича, «вера в Бога, верность русскому православию, служение людям — вот что было обретёно им в его мучительных исканиях».

Также Н. И. Астров сообщает такую характеристику его брата, данную Кобылинским-Эллисом:

Вся сущность его личности и его пути заключалась в тревожном и серьёзном искании внутреннего примирения трёх начал, а именно: 1) совершенно цельной религиозности (церковности и догматической истины), 2) общественности в духе мирной и гуманной эволюции и 3) культуры (не только внешне традицирующей, но творческой). Он искал прежде всего синтеза догматической правды с деятельной любовью.

После расстрела А. И. и В. И. Астровых

Судьба его после 1919 года неясна. В своём письме некоей особе Д. А. Астров (племянник Павла Ивановича), которому удалось выбраться на Юг, пишет: «Павла Ивановича нет больше. Вместо него существует в Москве Черноруков, живущий у Троицы с семьёй» (ГАРФ 5913, оп.1, д. 1129 — «Смерть моих братьев», л. 28). Согласно письму, Д. А. Астров был в Москве до 13 октября 1919 н. ст., расстрел братьев Астровых, опять же, согласно письму, датируется 13 сентября. Таким образом, П. И. Астрову удалось избежать ареста, и, очевидно, он жил или в Сергиевом Посаде, или у Троицкого подворья в Москве.

Труды

• Об учении сверх-естественной силы в народном судопроизводстве крестьян Елатомскаго уезда, Тамбовской губ. // Известия Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Т. 61; Труды этнографического отдела, 9, 1889.
• Правда марксизма // Свободная совесть. Литературно-философский сборник. Кн. 1. М., 1906.
• Право на труд и право на здоровье. М., 1910.
• Юридические предпосылки рабочего права. М., 1911.

Библиография

• Астров Н. И. Воспоминания. Т. 1. Париж, 1941.
• Томсинов В. А. Павел Иванович Астров (1866 — ?) // Российские правоведы XVIII-XX веков: Очерки жизни и творчества. В 2-х томах (Том 2). — М., 2007. — С. 279-289. — 672 с. — («Русское юридическое наследие»). — 1000 экз. — ISBN 978-5-8078-0145-6.

Ссылки

• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?5_9394 Биография]

Отрывок, характеризующий Астров, Павел Иванович

Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.