Асхабадские комиссары

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск


История

Начало восстания

12 июля 1918 года в Ашхабаде началось антибольшевистское восстание. Лидерами восстания были в основном эсеры и меньшевики (Ф. А. Фунтиков, В. Дохов и др.); также к восстанию примкнули кадеты (граф Доррер А.И. [*]), дашнаки, туркменские племенные лидеры, офицеры текинских конных частей. Был образован стачком, а затем Исполнительный совет (известный также как Закаспийское временное правительство) во главе с бывшим членом Совдепа правым эсером машинистом Ф. Фунтиковым.

Восставшими были в один и тот же день заняты Кизыл-Арват и Ашхабад. В Ашхабаде, ворвавшись в здание Совета, они уничтожили охранявших его красноармейцев, в том числе и туркменский отряд, которым командовал Овезберды Кулиев. В разгоревшихся потом на улицах кровопролитных боях погибло много большевиков и советских работников. Стачечный комитет в Ашхабаде возглавляется Ф. А. Фунтиковым. С этого момента восставшие начинают действовать совершенно открыто. Их лозунги: "Долой большевиков! Да здравствует Всероссийское Учредительное собрание!". Комитетом разосланы телеграммы по всей линии железной дороги от Красноводска до Ташкента с призывом присоединиться к борьбе против красных комиссаров. Им же разосланы по крупным рабочим пунктам вдоль железной дороги летучие отряды, которые разъясняют положение дел. Так восстание распространяется вдоль Средне-Азиатской железной дороги.

Распространение восстания

К рабочим начали примыкать туркменские племена. К 21 июля почти на всей территории Закаспийской области была установлена власть Закаспийского временного правительства (ЗВП) и его местных органов — стачечных комитетов.

По своему составу ЗВК, в большинстве своем, состоял из эсеров. Товарищем председателя Исполкома стал счетовод отделения Среднеазиатской железной дороги эсер Курилев. В Комитет вошли также правый эсер Л. А. Зимин, бывший директор реального училища в г.Мерв, и инженер-путеец В. Дохов, ставший комиссаром по иностранным делам. "Туркестанский Союз" представляли бывший присяжный поверенный граф Доррер и бывший командир 2-го Туркестанского корпуса генерал-лейтенант И. В. Савицкий. Не были забыты и представители местной знати: от туркмен в комитет входили генерал Ураз-Сердар, сын последнего туркменского хана Тыкма-Сердар, и офицеры русской службы — Хаджи-Мурат, хан Иомудский, Овозбаев[1].

В результате Ашхабадского восстания рабочих-железнодорожников власть в городе перешла к Закаспийскому временному правительству. Восставшие арестовали членов Совнаркома и Совета Закаспийской области Туркестанской республики.

Для наведения порядка из Ташкента был послан комиссар Туркестанского Совнаркома Павел Полторацкий с сотней красногвардейцев, доехавший только до Мерва. Навстречу ему был выслан отряд из шестисот бывших фронтовиков и полутора тысяч туркмен. Узнав о приближении восставших, Полторацкий попытался вывезти ценности местного банка, но жители Мерва воспрепятствовали ему, отцепив от паровоза эшелон. Полторацкий попытался выехать на телегах, но жители подпилили оси. Он был арестован и в ночь на 22 июля расстрелян вместе со своими спутниками и председателем Мервского ЧК И. К. Каллениченко. Следующей ночью под Ашхабадом были расстреляны 9 комиссаров Закаспийской области.

Расстрелянные комиссары

Среди арестованных и расстрелянных были
председатель Совнаркома Виссарион Телия, эсер-максималист;
комиссар продовольствия и руководитель городской организации РКП(б) Яков Житников;
военный комиссар, член РКП(б) Сергей Молибожко;
комиссар финансов и иностранных дел левый эсер Николай Розанов;
председатель Ашхабадского Совета, член РКП(б) Василий Батминов;
бывший командующий Бузулукским фронтом, бывший председатель Уральского областного совета Колостов Д. Б. (пытавшийся после захвата белоказаками Оренбурга пробраться через Закаспий в Советскую Россию);
адъютант Колостова Смелянский;
комзвода Красной Армии Петр Петросов;
бакинский печатник, член РКП(б) Андрей Хренов [2].

В час ночи асхабадских комиссаров вывели из подвала и посадили в товарный вагон, прицепленный к летучке. Отправляясь на смерть, они еще надеялись на лучшее. Ведь не было ни следствия, ни суда. Житникова арестовали в поезде, когда он возвращался из Мерва. Телия был схвачен тоже в поезде - на обратном пути из Красноводска в Ашхабад. Розанову, когда эсеры штурмовали здание Совнаркома и кипел неравный бой на Гимназической площади, удалось бежать и выбраться за город. Он прошел, прячась от людских глаз, целую сотню верст, и на одной из станций попросил машиниста, чтобы подвез его до Мерва. Машинист согласился, но тотчас, отлучившись, сообщил по телефону в Асхабад о том, что у него комиссар Розанов. Тут же его схватили. Батминов дрался до последнего патрона, но окруженный эсерами на ашхабадской "Горке", возле гостиницы "Гранд-Отель", сдался. До этого Василий Михайлович, покидая под натиском боевиков, здание горсовета, успел сжечь весь советский архив, чтобы не попал он в руки врагов. Попал в плен командир армянской дружины Петросов. Прежде чем бросить его в подвал, эсеры припомнили ему случай, когда он, увидев, как они вытаскивают из арсенала оружие, сообщил об этом военкому Копылову. Наивно и чересчур доверчиво повел себя военный комиссар Молибожко, когда слез с поезда и узнал о мятеже. Он бросился в депо, чтобы удержать железнодорожников от крайностей, но тут же был схвачен боевиками. Из Оренбурга в Астрахань кружным путём, через Туркестан, пробирались большевики Колостов и Смелянский, и оказались в одном подвале с асхабадскими комиссарами. Из Баку в Ташкент ехал по делам типографский рабочий, большевик Хренов, и тоже был арестован белогвардейцами...
В. Ф. Рыбин "Закаспий" (историко-революционный роман)

В ночь на 23 июля 1918 года все арестованные были вывезены в товарном поезде и расстреляны между железнодорожными станциями Аннау и Гяурс, в 18 км от Ашхабада.

Дальнейшие события

До ноября на территории Туркмении продолжались бои между красными и белыми частями, поддерживаемыми британскими воинскими частями.
1-2 января 1919 года под давлением англичан Временное правительство во главе Ф. А. Фунтиковым сложило полномочия, передав власть Комитету общественного спасения в составе 5-ти человек.
Для борьбы с повстанцами и англичанами решением правительства Туркреспублики весной 1919 организуется Красная Армия Туркестана.
В апреле-июле 1919 английские войска в основном были выведены из Закаспия, руководство антисоветскими силами в регионе перешло к Деникину.
После занятия Ашхабада 9 июля 1919 года Красной армией прах расстрелянных был перенесён в город и 26 июля захоронен в братской могиле[2]. На месте расстрела в 1957 году был установлен памятник-обелиск (архитектор Ахмедов А.).

См. также

Напишите отзыв о статье "Асхабадские комиссары"

Примечания

  1. <[www.oldmikk.ru/Page3_let_ashabad.html Девять ашхабадских комиссаров]>
  2. 1 2 Гражданская война и английская военная интервенция в Туркменистане, т. 1, Ашхабад, 1974, с. 68-69

Отрывок, характеризующий Асхабадские комиссары

– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.


8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.