Атабеков, Иосиф Нерсесович

Иосиф Нерсесович Атабеков
Հովսեփ Ներսեսի Աթաբեկյանց
Депутат Второй Думы, 1907 г.
Дата рождения:	20 октября 1870(1870-10-20)
Место рождения:	Дахкисаман, Казахского уезда, Елизаветпольской губернии
Дата смерти:	15 января 1916(1916-01-15) (45 лет)
Место смерти:	Карс
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Вероисповедание:	Армянская Апостольская церковь
Партия:	Конституционно-демократическая партия
Род деятельности:	депутат Государственной думы II созыва от Карсской области

Иосиф Нерсесович Атабеков (варианты Атабекян, Овсеп Нерсесович Атабекянц) (1870—1916) — в молодости — марксист, переводчик Манифеста Коммунистической партии и других произведений Маркса и Энгельса на армянский язык, поддерживал переписку с Фридрихом Энгельсом. В 1907 году — депутат Государственной думы II созыва от Карсской области, кадет. Двоюродный брат известного теоретика анархизма и врача Александра Атабекяна.

Биография

Принадлежал к старинному армянскому княжескому роду Атабекян, давшему ряд видных военачальников и государственных деятелей Карабаха (Арцаха).

Выпускник 1-й Тифлисской гимназии. Два года учился на естественном отделении физико-математического факультета Петербургского университета. Отбыл воинскую повинность. С 12 сентября 1890 по 16 октября 1891 года служил в 13-м резервном кадровом батальоне (позднее переименованном в Юрьевский резервный батальон). 27 апреля 1891 года произведён в младшие унтер-офицеры. Вышел в отставку со званием прапорщика запаса. Затем окончил в Германии Хоэнхаймскую (Гогетемскую в старом произношении) сельскохозяйственную академию рядом со Штутгартом. В годы учебы в Германии в 1893 году установил тесные связи с видными деятелями немецкой социал-демократии К. Каутским, К. Цеткин и другими. В 1894 году, будучи в Италии, изучал её политику, экономику и культурную жизнь, чему посвятил ряд статей, которые были опубликованы в журнале Социал-демократической партии Германии "Нойе цайт" (New Zeit, 1895, №№ 27-33) за подписью Atb. Переписывался с Фридрихом Энгельсом.

6 марта 1907 избран во Государственную думу II созыва Карсским областным избирательным собранием от общего состава выборщиков.Член Конституционно-демократической партии. Входил в Аграрную комиссию. После разгона Думы занялся сельским хозяйством в собственном имении Нерсис-Абад Эриванской губернии.Владел 517 десятинами сельскохозяйственных земель.Основными специализациями хозяйства были виноделие и хлопководство. Осуществил ряд гидротехнических проектов, получил новые сорта винограда, опубликовал ряд статей по вопросам сельского хозяйства в специализированных журналах.

В 1914 году снова был призван в армию в качестве офицера. 15 января 1916 года в Карсе покончил жизнь самоубийством.

Переписка с Фридрихом Энгельсом

В середине 1890-х годов, учась в Германии в сельскохозяйственной академии, придерживался марксистских взглядов и публиковал статьи в социал-демократической прессе. Перевёл на армянский язык Манифест коммунистической партии Маркса и Энгельса (перевод так и не был опубликован) и работу Фридриха Энгельса «Развитие социализма от утопии к науке» (1892), опубликованную в 1894 году под заголовком «Научный социализм». В 1894 году направил письмо Энгельсу, где описал политическое положение в Армении и попросил его написать введение к изданию Манифеста на армянском языке.

23 ноября 1894 года Энгельс из Лондона отправил ответное письмо Атабекову в Штутгарт. Энгельс поблагодарил за переводы его работ на армянский язык, но написал: «К сожалению, я не в состоянии исполнить Вашу просьбу — написать… несколько строк введения. Мне трудно писать что-либо, предназначенное для опубликования на языке, которого я не понимаю. Если бы я это сделал из любезности к Вам, то не смог бы отказать в этом и другим, но тогда ведь могло бы случиться, что мои слова появились бы на свет в непреднамеренно или даже преднамеренно искажённом виде, а я мог бы узнать об этом только много лет спустя или даже не узнать вообще».

Также Энгельс по просьбе Атабекова коротко высказался о положении армянского народа: «речь идёт об угнетённом народе, который имеет несчастье находиться между Сциллой турецкого и Харибдой русского деспотизма, причём русский царизм спекулирует на роли освободителя, а лакейская русская пресса не упускает случая использовать каждое слово сочувствия освобождению армян в интересах агрессивного царизма. Но если говорить откровенно, моё личное мнение таково, что освобождение Армении от турок, а также и от русских станет возможным лишь в тот день, когда русский царизм будет свергнут. Самые лучшие пожелания вашему народу.»

Впервые письмо Энгельса И. Н. Атабекову было опубликовано в книге «Dokumente des Sozialismus» (Штутгарт, 1903). В русском переводе вошло в полное собрание сочинений Маркса и Энгельса, вышедшее в 1955—1974 годах в Москве (том 39, стр. 270—271).

Семья

• Старший сын — Вани Атабекян (1898—1976) в годы революции эмигрировал во Францию, инженер, специалист в области производства пластмасс; награждён орденом Почетного легиона.
• Старшая дочь — Анаида (1900—1991), профессор Тимирязевской сельскохозяйственной академии, ученица Николая Вавилова, автор мемуарных очерков о нём. Супруга Николая Майсуряна. Ряд её научных трудов опубликован в соавторстве с Н. А. Майсуряном.
• Сын — Григорий (1908—1966), профессор, специалист по электротехнике, лауреат Государственной премии (1950)
• Дочь — Габриэль Иосифовна Атабекова, мать Иосифа Атабекова.
  • Внук — Иосиф (1934 г. р.), вирусолог, академик РАН. Сын Г. И. Атабековой. Его отец, немец по национальности был сослан в Казахстан, и Иосиф был усыновлён родным дядей Григорием. Фамилия семьи отца Отто, во время ссылки умерли дед и бабушка. Отец вернулся в 1955 и умер в 1956 г.
• Двоюродный брат — Александр Моисеевич Атабекян, врач, теоретик анархизма.

Литература

• [www.tez-rus.net/ViewGood42024.html Государственная дума Российской империи: 1906—1917. Б. Ю. Иванов, А. А. Комзолова, И. С. Ряховская. Москва. РОССПЭН. 2008. С. 26-27.]
• [dlib.rsl.ru/viewer/01003732207#page540?page=501 Боиович М. М. Члены Государственной думы (Портреты и биографии). Второй созыв. М, 1907. С. 459.]
• Российский государственный исторический архив. Фонд 1278. Опись 1 (2-й созыв). Дело 18; Дело 583. Лист 4.

Отрывок, характеризующий Атабеков, Иосиф Нерсесович

Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.