Атаман

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Атама́н (предводитель, начальник) — старший в роду и предводитель у степных народов, предводитель казаков или (устар.) вообще старший в деле (как тамада у кавказских народов).

По одной из версий, слово происходит от тюркского слова «ата» — «отец»/«дед» с личным окончанием «ман» («мен — человек») и буквально означает «отец людей». Аналогами титула «атаман» являются такие обращения к старшим и начальникам как батя-командир, батюшка-царь, батька-атаман (ср. с турецким «ага» или «офицер», от «ага» — старший, старшина).

Первые упоминания названия атаман в русском языке относятся ко временам русских княжеств. Так у Соловьева находим: «Князья посылали толпы своих промышленников, ватаги, к Белому морю и Северному океану, в страну Терскую и Печерскую за рыбою, зверем и птицею: из грамоты великого князя Андрея Александровича узнаём, что уже тогда в 1294 году три ватаги великокняжеские ходили на море со своим атаманом».





Этимология

Слово «Атаман» имеет несколько версий происхождения.

  1. Атаман — от «ата» (с тюркского «отец») [1].
  2. Происходит от гетман (Headman англосаксов и скандинавов, нем. Hauptmann), перешедшего к нам из Польши. Гатманами называли крымских христиан, назначаемых старостами поселений и зазывавших переселяться в Украину [2]
  3. Заслуживает также внимания версия происхождения слова атаман от немецкого «Amtman» — начальник службы, глава канцелярии; либо от немецкого «harter Mann» — твёрдый, крепкий человек.

История

История Всевеликого Войска Донского согласно А. С. Пушкину[неавторитетный источник?] начинается во времена борьбы за власть между Тамерланом и Тохтамышем и распада Великого Степного Войска-Орды и его Войсково-Ордынской Державы (Золотой Орды) на землях возле Волги и Дона. Именно тогда, в условиях царившей анархии и беззакония на этих землях начинается самоорганизация местного христианского населения в казачьи отряды, ядро которых составили бывшие русскоязычные войны-христиане, дезертиры из распадающегося Великого Степного Войска-Орды. Со временем, к казачьим отрядам начали также присоединяться тюркоязычные жители этого регионаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3820 дней].

Поэтому нет ничего удивительного, что своих начальников донские казаки продолжали называть атаманами. Главный предводитель всего Войска Донского назывался войсковым атаманом. Он избирался войсковым кругом — народным собранием всего казачьего войска. На этих общественных сходах на открытой площади, казаки действительно составляли из себя круг, стоя без шапок в знак уважения к месту и случаю. Выборы происходили ежегодно и решались большинством голосов. Зачастую на выборах происходила борьба партий, которая среди этой необузданной вольницы нередко заканчивалась кровопролитной схваткой ожесточившихся сторон.

В помощь войсковому атаману избирались ещё два войсковых есаула, а для ведения письменной части — войсковой дьяк. Войсковой атаман был лишь исполнительным органом войскового круга, самостоятельной власти он не имел никакой. Блюститель порядка и исполнитель решений круга, он по собственному почину ничего не мог и не смел предпринимать, в противном случае ему грозило позорное лишение должности, а иногда и суровая казнь.

Войсковой атаман обыкновенно докладывал в кругу дела и возбуждал вопросы, требовавшие решения всего войска, для чего он вместе с своими есаулами выходил на середину круга, но это не было его исключительным правом: всякий казак мог выступить в середину и предлагать вопросы на суд народный. Голос атамана был равен голосу всякого другого казака: он имел вес лишь постольку, поскольку подкреплялся личной доблестью атамана и уважением, которое к нему питало войско. Сложив с себя звание по окончании выборного срока, атаман поступал в общее число войска и уж ничем не отличался от рядовых казаков. По образцу этого общего войскового управления начали в конце XVI столетия складываться и частные управления в городках. Всякая казачья община, жившая в городках или зимовищах, равно и посланная куда-либо (например, в Москву за царским жалованьем), именовалась станицей и имела своего станичного атамана.

Но не одних начальников своих и должностных лиц казаки называли атаманами; всякого доблестного казака, выдававшегося своей удалью и отвагой, честили атаманом. Атаман — это цвет казачества, высшее сословие войска, но это не было сословие замкнутое: право называться атаманом давалось не рождением, а приобреталось личной доблестью и славой. Этим значением слова «атаман» объясняются формулы царских грамот, отправляемых на Дон. Так, например, в царствование Иоанна Васильевича и Феодора Иоанновича в грамотах (после титула) писали: «на Дон Донским атаманам и казакам» или даже «на Дон Донским атаманам (следуют имена их) и всем атаманам и казакам». Это же значение слова «атаман» отразилось в поговорках «из рядовичей в атаманы выходят», «терпи казак, атаманом станешь» в традиционном обращении к казакам «Атаманы — молодцы!», в сохранившемся обычае всякого казака честить «атаманом».

Сословие атаманов

Но с течением времени дело изменилось: возникло на Дону целое сословие атаманов, резко отделявшееся от народа и рядовых казаков. Впрочем, наряду с этим, слово «атаман» и в смысле начальника и должностного лица, и в смысле просто знатного казака начинает заменяться словом «старшина». Впервые название старшины упоминается в 1649 г. в донесении дворянина Андрея Лазарева в Посольский приказ, где слово это употреблено вместо «атаман». Далее в показании, данном в Посольском приказе станичным атаманам Козьмой Дмитриевым, приехавшим с Дону в Москву в 1655 г., между прочим говорится, что начальником казаков в морском походе был старшина Павел Нескочихин. После этого весьма часто встречается в актах название старшины, которое означало то же, что и атаман. С 1680 г. название «атаман» весьма редко встречается в актах, кроме одних только грамот, в коих обыкновенно писали: «на Дон в нижние и верхние юрты атаманам и казакам, войсковому атаману (такому-то) и всему войску Донскому»; в донесениях же в Посольский приказ разных чиновников, бывших на Дону, атаманов всегда называли старшинами.

При Петре I название старшины сделалось столь общим, что и само Войско Донское в донесениях своих к государю именовало знатных людей старшинами: «и мы, выбрав в кругу, — доносили государю казаки в 1705 г., — старшин Максима Фролова, Василья большого Познеева, Ефрема Петрова и прочих…». Из современных актов не видно, в какое именно время название старшин обратилось в звание сословное и чин. Надо полагать, что это последовало в середине XVII столетия, когда число казаков значительно умножилось, возникли постоянные и обширные селения, появились богатые и бедные, проникли в среду казаков роскошь и честолюбие.

Классовость в казачестве

Атаманы и старшины, как первенствующий класс войска, естественно имели перевес над прочими казаками, отличаясь богатством и умом, и потому они постепенно присвоили себе навсегда преимущества, сопряжённые с временной должностью, и поставили себя в положение, резко отличавшее их от всего войска. Власть и значение старшин усиливались по мере того, как ограничивались вольности казацкие; вскоре по восшествии на престол Петра I они мало-помалу сосредоточили в своих руках права круга.

Этому способствовали разные обстоятельства, но главным образом беспрерывное снаряжение казацких отрядов в состав московского войска под начальством старшин и назначение войскового атамана властью государя. Возведение в звание старшин зависело от войска, оно же за преступления и лишало этого достоинства, но в 1754 г. запрещено было Войску Донскому производить в старшины без представления в военную коллегию. Наряду с возникновением отдельного сословия старшин расширялась и усиливалась власть войскового атамана. Со второй половины XVII в. он является уже прямым начальником казаков в дни мира и брани. К нему перешли разного рода дела по внутреннему управлению и внешним сношениям, которые до того ведались одним лишь войсковым кругом: он разбирал тяжбы, защищал от обидчиков, разделял царское жалованье между казаками, принимал послов турецких, татарских и калмыцких, вёл с ними предварительные переговоры и лишь окончательное решение передавал на суждение круга.

Должность войскового атамана оставалась выборной до 1718 г., выборным и наказным (назначенным) атаманом Всевеликого Войска Донского (17071718) был Войсковой писарь П. Е. Ромазанов (? — 1718), а с той поры она замещалась по назначению от правительства, то есть атаманы уже не избирались. Первым войсковым атаманом, назначенным царским указом, был Василий Фролов, по смерти его в 1723 г. определен был на место его старшина Андрей Лапатин, в 1735 г. назначен был Иван Фролов, в 1738 г. — Данило Ефремов. С того времени назначение войсковых А. зависит от высочайшей власти. Войсковые атаманы в знак достоинства своего искони носили в руках «насеку» (трость), которую они, оставляя должность, передавали вновь избранному в это звание с особенной церемонией. Пётр Великий, желая придать войсковым атаманам более важности и власти, пожаловал в 1704 г. Войску Донскому серебряную печать и насеку, украшенную на концах серебряной оправой; на верхней оправе была надпись: «насека войска донского 1704 г.». В 1705 г. он пожаловал войсковым атаманам в знак их достоинства пернач, вызолоченный по серебру и украшенный цветными каменьями.

На Украине войсковой атаман назывался гетманом. Начальники отдельных селений, также выборные, некогда именовались куренными атаманами, а впоследствии просто отаманами или сельскими атаманами. Последние были в то же время и судьями. Жалобы на их решения, в основном словесные, поступали в сотенную канцелярию, где заседал атаман сотенный — первое лицо в сотне после сотника. Вместе с сотником он решал дела в сотенной канцелярии и в отсутствие его правил его должностью. Звание это было очень важно с 1600 г. до половины XVIII века. Выборный начальник всей Запорожской Сечи именовался кошевым атаманом и номинально был подчинён гетману; начальники отдельных частей назывались куренными атаманами (Сечь делилась на курени, то есть группы домов или жилищ).

Далее, повсеместно предводитель отряда, выступавшего в поход, получал название походного атамана. В отсутствие войскового атамана назначался исправляющий его должность под именем наказного атамана. В XIX веке, когда войсковым атаманом всех казачьих войск считался наследник престола, казачьи войска постоянно управлялись наказными атаманами.

В Викисловаре есть статья «атаман»

Наконец, атаманом называется вообще старший в деле, например, атаман рыболовный — временный начальник рыболовства на реке Урале. В постоянных приморских рыбных ловлях артель или ватага также избирает атамана (ватаммана). Это главный распорядитель работ: «без атамана дувана не дуванят», то есть добычи не делят. В этом именно смысле начальника промысловой партии, рыболовной ватаги слово «ватамман» (ватагаман, атаман) впервые упоминается в новгородских грамотах XIII в. В малороссийском и новороссийском крае атаманом зовут сельского старшину, старосту, также старшего пастуха или чабана, большака рыболовной ватаги и т. п.

См. также

Напишите отзыв о статье "Атаман"

Примечания

  1. [ru.wiktionary.org/wiki/%D0%B0%D1%82%D0%B0%D0%BC%D0%B0%D0%BD#.D0.AD.D1.82.D0.B8.D0.BC.D0.BE.D0.BB.D0.BE.D0.B3.D0.B8.D1.8F атаман — Викисловарь]
  2. Анцупов Иван Антонович. [www.kazaks.net/kazachestvo-rossiyskoe-mezhdu-bugom-i-dunaem/glava-i-kazachi-658/nekrasovtsy-otvetvlenie-donskogo-659/53233947.html Казачество российское между Бугом и Дунаем: исторический очерк]. — Кишинев, 2000. — 290 (285) с. — ISBN 9975-9561-2-2.

Источники

Литература

Отрывок, характеризующий Атаман

После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.