Атаманский лейб-гвардии полк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Лейб-Гвардии Атаманский Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полк

Полковой нагрудный знак
Годы существования

1775 - 1918

Страна

Российская империя Российская империя
Всевеликое Войско Донское

Входит в

1 Гв. кав. див-я (Гв. К,
Петербургский ВО)

Дислокация

Санкт-Петербург

Знаки отличия
  1. Георгиевский штандарт, с надписью: «За отличие, оказан. в войне с франц. 1812, 1813 и 1814 гг.», и под орлом: «1775-1859-1875 гг.»;
  2. Знаки на шапках с надписью: «За Варшаву, 25 и 26 авг. 1831».

Лейб-Гвардии Атама́нский полк (с 1878 года — Лейб-Гвардии Атаманский Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полк; просторечное название Атаманский полк; прозвище военнослужащих — атаманец) — лейб-гвардейское формирование (полк, воинская часть) образованный в составе Войска Донского 20 апреля 1775; в 1859 году стал гвардейским; последнее наименование получил в 1878 году; считался образцовым среди казачьих полков.

Традиционно пополнялся «верховцами»: казаками с Хопра, с Верхнего Дона (в Лейб-Казачьем также традиционно служили «низовцы»)[2].





История

  • 14.02.1775 г. — на основании Положения об управлении Донским казачьим войском атаман Донского войска Иловайский А. И. приказал сформировать казачий Атаманский полк.
  • 20.04.1775 г. — сформирован под названием Войска Донского Атаманский полк
  • 29.09.1802 г. — Высочайше повелено иметь в составе полка 1000 человек (удвоенный штат). Назван Войска Донского Атаманский Платова полк.
  • 4.01.1818 г. — Войска Донского Атаманский Денисова полк
  • 01.1821 г. — Войска Донского Атаманский Иловайского полк
  • 2.10.1827 г. — казачий Атаманский Его Императорского Высочества Наследника полк
  • 4.01.1829 г. — полк причислен к составу Гвардейского корпуса
  • 29.08.1831 г. — Казачий Атаманский Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полк.
  • 11.12.1831 г. — сотни полка переименованы в эскадроны.
  • 8.03.1832 г. — к полку причислена лейб-гвардии Уральская сотня.
  • 18.02.1855 г. — Лейб-Атаманский Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полк.
  • 8.09.1859 г. — Лейб-Гвардии Атаманский Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полк (с правами Молодой Гвардии).

Полк участвовал в русско-турецких войнах 1787—1791, 1806—1812, 1828—1829, 1877—1878, русско-прусско-французской войне 1806—1807, войне 1812 года (в частности, в сражении при Бородине), в подавлении польских восстаний в 1830—1831, 1863—1864, в Первой мировой войне.

После октября 1917 года формально расформирован. Возрождён в апреле — мае 1918 года в Донской армии[3]. Офицерами полка в мае 1918 года был укомплектован состав 2-го полка так называемой Молодой армии, который вскоре получил прежнее наименование и старый штандарт. Входил в состав Гвардейской бригады 1-й Донской конной дивизии. В это время базировался в Таганроге, куда было перевезено полковое собрание, музей, библиотека, ранее (в 1917 году) эвакуированная из Петрограда в Новочеркасск.[4] В 1920 году последние «атаманцы» эвакуировались из Крыма на остров Лемнос.

Нас было мало, слишком мало.
От вражьих толп темнела даль;
Но твёрдым блеском засверкала
Из ножен вынутая сталь.

Последних пламенных порывов
Была исполнена душа,
В железном грохоте разрывов
Вскипали воды Сиваша.

И ждали все, внимая знаку,
И подан был знакомый знак…
Полк шёл в последнюю атаку,
Венчая путь своих атак[5].

Николай Туроверов. ПЕРЕКОП. Родному (Атаманскому) полку

Полковое объединение в эмиграции

Полковое объединение в эмиграции — «Общество Атаманцев» (Париж) — имело Атаманский Дом и музей в Иври (секретарь и хранитель музея подъесаул Н. Н. Туроверов). На 19491951 годы насчитывало 31 человек (в том числе 21 в Париже, 5 в США), к 1958 году — 21 (13 в Париже). Среди них: Великий князь Борис Владимирович, генерал-лейтенант Ф. Ф. Абрамов, генерал от кавалерии П. Н. Краснов, генерал-майор Т. В. Михайлов, полковник К. М. Греков, полк. А. В. Михайлов (к 1962), генерал Черевков, генерал-майор М. Г. Хрипунов, генерал-майор Б. М. Матвеев, полковник В. М. Миронов, есаул Ю. А. Карпов (к 1962), полковник Г. А. Иванов, войсковой старшина А. А. Воинов, полковник Л. В. Васильев, подъесаул Н. Н. Туроверов, полковник А. В. Михайлов. В 19311938 годах общество издавало в Париже ежегодный журнал «Вестник Общества Атаманцев»[6]. В Аньер-сюр-Сен существовал Музей Лейб-Гвардии Атаманского полка[7], хранителем которого был Н. Н. Туроверов.

Знаки отличия

  1. Георгиевский штандарт с надписью: «За отличие, оказан. в войне с франц. 1812, 1813 и 1814 гг.», «1859 г. Лейб-гвардии Атаманский Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полк», и под орлом: «1775-1859-1875 гг.» с Андреевской юбилейною лентою, на коей надпись «1875 год», пожалован 8 Сентября 1860 г., по случаю наименования полка Лейб-Гвардиею. Высочайшая грамота 20 Апреля 1875 г.;
  2. Георгиевское знамя, пожалованное за отличие в войну с французами 1812—1814 гг., синего цвета с особым рисунком и надписью: „Буди Господи милость Твоя на нас яко же уповахом на Тя, не постыдимся во веки. С нами Бог, разумейте языцы и покоряйтеся, яко с нами Бог, Войска Донского Атаманскому полку, за отличную храбрость". Пожаловано 24.08.1813/ 17.06.1814.;
  3. Бунчук, так же пожалованный за отличие в войну с французами 1812—1814 гг. с надписью «Войска Донского Атаманскому полку за отличную храбрость». Пожалован 24.08.1813/ 17.06.1814.;
  4. Знаки на шапках с надписью: «За Варшаву, 25 и 26 авг. 1831»;
  5. Орден Virtuti Militari, пожалованный полку за отличие в битве под Варшавой. Позже стал составной частью полкового знака.
  6. Георгиевская лента на знамя с надписью «За Приднестровье 23.03.1992» (У полка СКВРиЗ).К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3969 дней]

Первые атаманцы носили высокую баранью шапку из серой смушки с голубым суконным верхом, голубой суконный кафтан с прорехой под пазухою, подпоясанный малиновым кушаком, и широкие шаровары голубого цвета. Сапоги у казаков были черные, у офицеров цветные. Кафтаны были оторочены желтой тесьмой. Холодным оружием была сабля и пика с красным древком; огнестрельным — ружье и один или два пистолета. Седло было той же формы, как и теперь. Вьюк укладывался в переметные сумы, которые торочились у задней луки.

«18 августа 1801 года приказано было атаманцам вместо прежних длинных кафтанов носить чекмени из темно-синего сукна с голубыми выпушками по воротнику и обшлагам, шаровары с голубым лампасом, сапоги короткие, у офицеров и урядников со шпорами, у казаков без шпор. Шапки черные высокие, барашковые, с султаном из белых, а на корне черных и оранжевых перьев, с кистями из белого шелка. Чекмени подпоясывались белыми кушаками. Патронташи и портупеи были черной кожи. «...» Матвей Иванович Платов, сухощавый, уже не молодой человек, ехал согнувшись, на небольшой лошади, размахивая нагайкой. За ним стройно по три шел его геройский полк. Все казаки Атаманского полка носили тогда бороды и у всех бороды были почти до пояса. Одеты казаки были в голубые куртки и шаровары, на голове имели бараньи шапки, подпоясаны были широкими патронташами из красного сафьяна, за которыми было по два пистолета. У каждого казака за плечами висела длинная винтовка, а через плечо, на ремне — нагайка с свинцовою пулею на конце, сабля на боку и дротик в руке наперевес. Люди были подобранные, высокого роста, плотные, красивые, почти все черноволосые, весело и страшно было смотреть на них». [8]

У офицеров Атаманского казачьего полка на воротнике и обшлагах в один ряд шло серебряное шитье Войска Донского. Вместо эполет они носили погоны из переплетённых серебряных шнуров. Рядовые казаки были одеты в тёмно-синие полукафтаны и шаровары. Лампасы на шароварах, лопасть на шапке, выпушка на воротнике и обшлагах, а также на погонах и чепраках светло-синие. Приборный металл белый. Вооружены они были саблями (позже шашками), карабинами, пистолетами и пиками с красными древками [9]

Много лет полку родному,
Много лет его сынам,
Командиру удалому,
Атаманцам казакам!

Не страшит нас участь злая,
Рады пасть за Русь в бою;
И звучала песнь родная
Дома и в чужом краю.

И в землянках Челенгира,
И над Охридской волной,
И в долинах Лютомира,
И над Лемноса скалой.

Лилась она средь дубравы
И ущелий мрачных гор,
Там, где вечный ропот Млавы,
Где звенел всегда топор.

В ней прадеды завещали
Верными сынами быть, —
В дни веселья, в дни печали
Больше жизни Русь любить.

И верны мы тем заветам,
Сохраним мы полк родной!
Поведет нас вновь к победам
Цвет прекрасный голубой.

Полковая песня Атаманского полка

Штаты

В Лейб-Гвардии Казачьем и Атаманском полках в мирное время было по 611 человек, а в военное по 973. Состав эскадронов в полках гвардейской и негвардейской кавалерии определялся в 6 эскадронов, а в гвардейских казачьих полках по 4 сотни в полку.Примечательно, что во время того, как один из ротных командиров уходил в отпуск, имело практику сведение двух рот в одну, с назначением командиром роты остающегося на службе ротного командира с целью дать ему практику командования ротой полного штата.

Лейб-гвардии Атаманский полк комплектовался в основном бородатыми блондинами/ Лошади у казаков и офицеров были рыжими, а у трубачей — серыми.[10]

Командиры полка

Известные люди, служившие в полку

Напишите отзыв о статье "Атаманский лейб-гвардии полк"

Примечания

  1. Илл. 473. Унтер-Офицеры Л.-Гв. Атаманского Е. И. В. Наследника Цесаревича полка и Л.-Гв. Уральского Казачьего дивизиона. 10 июля 1867. (В городской праздничной форме). // Перемены в обмундировании и вооружении войск Российской Императорской армии с восшествия на престол Государя Императора Александра Николаевича (с дополнениями) : Составлено по Высочайшему повелению / Сост. Александр II (император российский), илл. Балашов Петр Иванович и Пиратский Карл Карлович. — СПб.: Военная типография, 1857—1881. — До 500 экз. — Тетради 1—111 : (С рисунками № 1—661). — 47×35 см.
  2. Венков А., Шишов А. [www.e-reading-lib.org/book.php?book=1003295 Белые генералы. М., 1998.]
  3. Волков С. В. [swolkov.org/ms/ms07.htm Возрожденные полки Русской армии в Белой борьбе на Юге России]. М., 2002, 574 С.
  4. Поночевная И.Ю. [www.taglib.ru/img/2014/doc/2.pdf На "боевой ноге" : слава и трагедия донского казачества (о М. И. Грекове и судьбе его книги из библиотеки Лейб-Гвардии Атаманского полка).] (рус.) // Мир библиографии : журнал. — 2013. — № № 9. — С. 14-18.
  5. [rys-arhipelag.ucoz.ru/publ/elena_semjonova_bojany_belogo_kresta_n_n_turoverov/54-1-0-3020 Семёнова Е. Бояны Белого Креста. (Н. Туроверов, И. Савин, А. Несмелов, Ю. Борисов) / Поэзия Белого Движения // Белый стан.]
  6. [swolkov.narod.ru/bdorg/bdorg16.htm Белое движение в России: организационная структура / Книги // Сайт историка Сергея Владимировича Волкова. Архивировано из первоисточника 4.06.2013.]
  7. Корляков А. Русская культура в изгнании. Европа, 1917—1947. Париж: YMCA-PRESS, 2012. № 1993—2003
  8. П.Н. Краснов, „Атаманская памятка“
  9. [gorod.crimea.edu/librari/rus31812end/str_04.htm РУССКАЯ АРМИЯ 1812 ГОДА
    Ополчение и казаки]
  10. [www.tinlib.ru/istorija/pervaja_mirovaja_voina_1914_1918_kavalerija_rossiiskoi_imperatorskoi_gvardii/p6.php ОСОБЕННОСТИ КОМПЛЕКТОВАНИЯ ГВАРДЕЙСКИХ КАВАЛЕРИЙСКИХ ЧАСТЕЙ / Первая мировая война 1914-1918. Кавалерия Российской Императорской гвардии]

Литература

Ссылки

  • [dlib.rsl.ru/viewer/01005105931#?page=1 Нагрудные знаки и жетоны.]

Отрывок, характеризующий Атаманский лейб-гвардии полк

Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…