Атешгях

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Храм огнепоклонников
Атешгях
Страна Азербайджан
Район Сураханский
Дата основания XVII век
Статус Музей под открытым небом
Координаты: 40°24′56″ с. ш. 50°00′31″ в. д. / 40.41556° с. ш. 50.00861° в. д. / 40.41556; 50.00861 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=40.41556&mlon=50.00861&zoom=17 (O)] (Я)

Атешгях (азерб. Atəşgah) — индийский[1] храм огнепоклонников в Азербайджане, на Апшеронском полуострове, в 30 км от центра Баку, на окраине селения Сураханы в Сураханском районе, в разное время почитавшийся зороастрийцами, индуистами и сикхами. Возник в XVII — XVIII вв. на месте «вечных» неугасимых огней — горящих выходов естественного газа[1], благодаря чему храм и носит название «Атешгях», что означает «Дом огня», «Место огня».

Архитектурный комплекс представляет собой в плане шестиугольник с зубчатой внешней стеной и входным порталом, в центре двора которого возвышается четырехугольный главный храм — алтарь, который был местом паломничества огнепоклонников. Над входным порталом устроена традиционная на Апшероне гостевая комната (балахана).

Дата строительства комплекса сооружений храма относится к 1713 году. Сам храм, предположительно, существовал издавна и дошёл до нас, сохранив свой первоначальный план. Алтарь огня в некоторой степени отражает древнюю традицию строительства алтарей, распространенных на территории Азербайджана ещё в мидийскую эпоху. Отсюда и следует то, что план алтаря огня имеет традиционный вид, с четырьмя столбами по углам квадрата с центральным пространством, перекрытым куполом и открытым со всех четырех сторон.

Музей под открытым небом распоряжением президента Азербайджана объявлен Государственным историко-архи­тек­турным заповедником[2]. Среднее число посетителей музея в год составляет около 15000 человек.

В 1998 году «Атешгях» был представлен в ЮНЕСКО для внесения в Список объектов Всемирного наследия.





История

III—XVII вв

Наиболее ранее упоминание о зороастрийском поклонении огню в Закавказье относится к эпохе Сасанидов, которые основывали здесь храмы огня. Из надписи верховного мобеда Картира (III в.) на «Кааба Зороастра» следует, что он учреждал священные огни в Закавказье и назначал жрецов служить им: «и вплоть до страны… Албании и Баласакана вплоть до Албанских ворот… тех магов и огней, что были в тех странах, я упорядочил, я не допускал совершать обиды и грабежи, и то, что было у них отнято, я также возвратил; и я привёл их в свою страну, и я веру маздаяснийскую и хороших магов сделал превосходными и почитаемыми»[3].

У Моисея Хоренского при описании области Багаван отмечен топоним «Еотнпоракиан багинк» (древнеарм. «Семиямное капище») и упоминается об учреждении шахиншахом Ардаширом I (227—241) храмов огня в Багаване[4].

В 624 году император Ираклий вторгся в район Баку и разрушил много храмов, где персы поклонялись горящему газу.[5].

Гевонд (VIII в.) упоминает город Атши-Багуан, где горели неугасимые огни[6]. Некоторые исследователи полагают, что Атши — это искажённое «Аташ» («огонь»), а Аташи-Багуан — «место священных огней»[7], под которым подразумевался нынешний Баку[8]. Истахри в 930 г. в «Книге путей и стран» пишет, что недалеко от Баку есть селения, жители которых зороастрийцы[9]. Эту же информацию повторяет и арабский географ Абульфеда[10]. В грузинской летописи «Картлис Цховреба» Баку именовался Багаваном вплоть до XIII века[11].

О семи почитаемых огненных ямах на Апшероне упоминал немецкий путешественник Кемпфер, посетивший селение Сураханы в 1683 г.[12][13].

XVII—XVIII вв

Примерно с XV—XVI в. расширяются дипломатические и торговые отношения Ширвана с Индией. На средства купцов из Северной Индии — торговцев тканями и пряностями, и, по-видимому, приверженцев шиваизма и сикхской секты моннас[14], место почитания огня у с. Сураханы было восстановлено и использовалось в качестве индуистского и сикхского святилища[15][16][17]. В XVII веке источники отмечают паломников индусов, прибывших в Баку на поклонение огню. Наиболее ранняя постройка храма относится к 1713 году. К наиболее поздним относится центральный храм-алтарь, выстроенный, как гласит надпись, на средства купца Канчанагара в 1810 году.

В течение XVIII века вокруг святилища, пристраиваясь друг к другу, выросли молельни, кельи, караван-сарай. На кельях памятника имеются резные по камню надписи, исполненные шрифтами индийского письма — даванагари и гумруки. В начале XIX века храм уже имел тот вид, в котором он дошёл до нас. Выстроенный в местных архитектурных традициях, Атешгях сочетает в себе черты древних алтарей огня. Это пятиугольное в плане сооружение, с зубчатой внешней стеной и входным порталом. В центре внутреннего двора возвышается четырёхугольная ротонда главного храма-алтаря. Над входным порталом устроена традиционная на Апшероне гостевая комната — «балахане».

Близ храма-святилища находится четырёхугольная яма, теперь совершенно заваленная камнями, где прежде сжигали тела мертвых индусов на священном огне. Отшельники, насчитывающие несколько десятков человек, жившие в Атешгях, поклонялись огню, вели аскетичный образ жизни, истязая свою плоть и очищая душу. Они вешали на себя цепи, вес которых достигал более 30 кг, лежали на негашёной извести — до омертвления отдельных частей тела. Они не трудились, жили за счёт пожертвований индийских купцов. Отшельники верили, что душа человека после смерти перерождается и возвращается вновь на Землю. А в каком обличье — знатного человека или какого-нибудь животного — зависит от кармы — суммы добрых и злых дел.

Кроме этого, есть ряд сведений о том, что помимо индуистов и сикхов в храме присутствовали и зороастрийцы (парсы и гебры). Шарден в 60-х гг. XVII в. сообщает о персах-гебрах, почитавших вечно горящий огонь, находившийся в двух днях пути от Шемахи, то есть на Апшеронском полуострове[18].

Э. Кемпфер, посетивший Сураханы в 1683 г., писал, что среди людей, поклонявшихся огню, двое являются потомками персов, переселившихся в Индию, то есть причисляет их к парсам.[19]

Французский иезуит Виллот, живший в Азербайджане с 1689 г., сообщает, что Атешгях почитается индусами и гебрами, потомками древних персов[20].

Немецкий путешественник Лерх, посетивший храм в 1733 г., писал, что тут присутствуют «12 гебров или древних персидских обожателей огня»[21].

Дж. Ганвэй посетил Баку в 1747 г. и оставил несколько записей об Атешгяхе. Людей, почитавших огонь в Аташгяхе он именует «индийцами», «персами» и «гебрами»[22].

С. Гмелин, посетивший Аташгях в 1770 г., писал, что в Атешгяхе присутствуют индийцы и потомки древних гебров"[23].

В 1820 году храм посетил Жак Франсуа Гамба, французский консул. По его словам, храма именуется как Zartichigay, и жили при нём частью индусы, частью персидские гебры, последователи Зороастра[24].

Несмотря на то, что храм преимущественно использовался как индуистский, его архитектура отличается от архитектуры индуистских храмов: сам храм представляет собою «[www.iranicaonline.org/articles/cahartaq#pt1 чахар-таг]» — сооружение, состоящее из четырёх полукруглых арок, обращённых к четырём сторонам света.

Традиция возведения храмов огня в форме чахар-тага относится к сасанидскому стилю строительства храмов огня, который был распространён на западе империи. Храмы огня такого типа находились в Ани (ныне вилайет Карс в Турции)[25], Ниасаре (в провинции Исфахан в Иране)[26] и других областях.

По мнению Дж. Рассела, возможно, что храм в Баку был центром зороастрийского поклонения на Кавказе ещё до того, как была построена существующая ныне святыня[27].

Посвятительные надписи

Над входами некоторых из келий размещены каменные таблички с краткими посвятительными надписями. До настоящего времени сохранилось 14 индуистских, 2 сикхских и одна персидская (зороастрийская) надпись.

Джексон, посетивший храм в начале XX века, отмечает всего 18 надписей[28]. Самая ранняя из этих надписей датирована Самват 1770 (1713 г. н. э.).

14 из этих надписей помещены в «Атласе к путешествию Б. А. Дорна по Кавказу и южному побережью Каспийского моря» (СПб., 1895, разд. III, 7 лл. Ср. также: Б. А. Дорн. Отчет об ученом путешествии по Кавказу и южному берегу Каспийского моря. Труды ВОАО, VIII, отд. оттиск, 1861, стр. 36.)[29]. В 1950 г. Дж. М. Унвала опубликовал фотографии 16 из этих надписей с переводом 2 надписей, исполненных алфавитом гурмукхи и с предлагаемым им частичным чтением некоторых надписей, исполненных алфавитом деванагари, и одной персидской надписи. Перевода надписей на деванагари Дж. М. Унвала не дает, ссылаясь на то, что ни он, ни ряд известных санскритологов не могли их полностью дешифровать[30].

В конце некоторых надписей имеются датировки, позволяющие установить, что они изготовлялись в XVIII—XIX вв. Некоторые индуистские надписи сильно повреждены, что затрудняет их расшифровку.

Индуистские надписи

Индуистские надписи составлены на хиндустани и диалекте марвари и исполнены алфавитом деванагри и разновидностью алфавита махаджани, гласные в котором обычно не обозначаются, что сильно затрудняет чтение.

Почти во всех индуистских надписях имеется вступительная формула на санскрите: Šri Ganešāya namah «Поклонение почитаемому [богу мудрости] Ганеше». В некоторых надписях также встречаются стихотворения (шлока) и отдельные фразы на испорченном санскрите.

Наибольшее внимание привлекает надпись шрифтом Нагари со свастикой, размещённая на центральном алтаре

оригинал

транслитерация

перевод

1. Ом, поклонение почитаемому Ганеше

2-3-4. Благополучие! В эру почитаемого царя Викрамадитьи для

почитаемого огня портал построен. Странствующий аскет Канчангир отшельник

5. Махадевы Котешвары, Рамадаты житель.

6. Восьмой день тёмной половины асоджа 1866 года.

комментарии

Ганеша — бог мудрости. Эра Викрамадитьи исчисляется с 58 г. до н. э. Датировка в конце надписи (строка 6) даётся по этой эре. Махадева — эпитет Шивы. Упоминание этого имени в надписи указывает на то, что её автор (Канчангир) — шиваит. Асоджа — седьмой месяц индийского календаря. Соответствует концу сентября и началу октября григорианского календаря. 1866 г. эры Викрамадиться соответствует 1810 г. н. э. В отношении языка надписи следует отметить, что только вступительная фраза: Sri Ganesaya namah является санскритской в полном смысле этого слова, то есть состоит из санскритских слов и построена с соблюдением правил санскритской грамматики. Остальной текст надписи составлен на хиндустани.

Сикхские надписи

Обе надписи выполнены на пенджаби письмом гурмуки, состоят из семи строк. Строки отделены друг от друга горизонтальными линиями. Надписи содержат вступительные формулы из Джапуджи-сахиб, ежедневных молитв сикхов.[31]

Надпись 1

оригинал

транслитерация

l. Ek Oang Kaar. Satinām kartāpurakh(u) nirbhāo

2. nirvair Akal moorat(i) ajoonee

3. saibhang gurprasad || Vahuguruji sahai

4. baba [Та] gadasa Bamgevale ka chela Mela

5. rama jisaka chela [karatarama] udasi ||

6. [Sa]va [laji] dharatna [ki] jaga banāi gayi

7. dha " guru " vara « buja»

перевод

Эк Оанг Кар. Да будет Гуру милостив (имя) которого истина, который человекосоздатель без страха, без ненависти, без смертной формы, без происхождения (и) саморожден.

Да будет милостив Гуру помощью!

Был баба (Та) гадаса, житель Бамга, учеником которого был Меларама,

учеником которого был (Каратарама) Удаси.

(Это) священное место (называемое) Джаваладжи было построено…

Надпись 2

транслитерация

1. Om safinama karatapurakha nlrabhaii

2. niravai fra] akalamurati ajuni saibham

3. guraprasadi || japn adi [sa] chu jugadisa—

4. chu hai bhi sachu nanaka hosi bhi sachu || satiguru [pra?]—

5. sadi bava Jadusahs [sukha] jisaka chela

6. bava Kagusa (a) ha ji [sa*] ka chelaba (a) va Bamkesaha jiska chle]—

7. !a " rasaha dharama ki jagaha bana (a) i

перевод

Ом. Да будет Гуру милостив, имя (которого) истина, (который) человекосоздатель, без страха, без ненависти,

без смертной формы, без происхождения (и) саморожден.

О Нанака! Подумай о (этой) вечно бесконечной реальности (которая) истинна (и) всегда останется истинной!

Да будет милосердный Гуру милостив!

(Был) бава Джадусаха-(суха), учеником которого (был) бава Бамкесаха,

учеником которого… расаха построил это священное место.

комментарии

Бамга — известный город в районе Джалунджара в Пенджабе. Имена лиц, упомянутых в надписях, не оканчиваются на сингх. как обычно имена сикхов. Это указывает на то, что эти лица не были сикхами в строгом смысле, а были моннас (то есть «бритые») — лицами, придерживающимися веры сикхов, но не соблюдающими внешних ритуалов, предписанных сикхизмом.

В первой надписи упомянута Дживаладжи — индуистская богиня, не почитаемая сикхами. Соображение, что Нам-Дхарис свободен исповедовать одновременно индусскую религию наряду с сикхской, возможно, дальше объяснит эту аномалию.

Зороастрийская надпись

Надпись написана в стихотворной форме и состоит из четырёх строк[14]:

оригинал

آتشی صف کشیده همچون دک

جیی بِوانی رسیده تا بادک

سال نو نُزل مبارک باد گفت

خانۀ شد رو سنامد (؟) سنة ۱۱۵٨

транслитерация

ātaši saf kešide hamčon dak

jeyi bavāni reside tā bādak

sāl-e nav-e nozl mobārak bād goft

xāne šod ru *sombole sane-ye 1158

перевод

Огонь горит как сплошной ряд

Исфахан(ец) из Бавана пришёл до Бадака

«Да будет благословен наступающий Новый Год», — сказал он.

Дом был поставлен в (месяце) Сомболе в год 1158-й.

комментарии

В первой строке автор говорит о ряде или кольце огней, горящих в кельях вокруг храма.

Во второй строчке автор говорит, что он родом из Исфахана и Бавана и достиг города Бадак. «Джей» — арабизированная форма от «Гай» — одного из ранних названий г. Исфахана.[32]

Баван — небольшая деревня к югу от Исфахана[33],[34]. В Исфахане и его пригородах с начала XVII в. существовала зороастрийская община. При шахе Султан Хусейне (1694—1722) почти все зороастрийцы Исфахана были насильственно обращены в ислам, спаслись лишь немногие. До сих пор в районе Йезда есть семьи, ведущие своё происхождение от таких беглецов[35]. Слово «Бадак» использовано как уменьшительное название г. Баку для сохранения рифмы стиха. (Название Баку в источниках XVI—XVIII вв. в. писалось как Бадку, Бад-е кубе[36]).

В третьей строчке говорится о наступающем Новом Годе, в конце стиха упоминается созвездие Сомболе — созвездие Колоса (Девы), приходящееся на 22 августа — 22 сентября. В написании названия месяца мастер по ошибке переставил l и h в конце слова. В последней строке надписи местным резчиком по камню указан год — 1158-й, что соответствует 1745 г. н. э. и совпадает с датировкой соседней индуистской надписи, где указана дата Самват 1802, что тоже соответствует 1745 г. н. э. Зороастрийцы Ирана использовали свой календарь, празднуя Новый Год (Новруз) в день весеннего равноденствия. Но в XI в. календарная система зороастрийцев пришла в упадок из-за того, что они перестали проводить високосные интеркаляции. Таким образом, Новруз по их календарю стал смещаться относительно своей изначальной даты и к 1745 г. день Новруза приходился на 22 сентября[37], то есть в период месяца Колоса. Данный календарь называется «кадми» и использовался зороастрийцами Ирана вплоть до XX века, когда они вновь восстановили традицию празднования Новруза в день весеннего равноденствия.

XIX—XX вв

В XIX в., после окончания русско-персидский войн и вхождения Закавказья в состав Российской империи, сураханский Аташгях стал известен в России и довольно часто посещался русскими и европейскими путешественниками.

В 1820 г. храм посетил Гамба, французский консул. По словам Гамбы здесь жили частью индусы, частью персидские гебры, последователи Зороастра[38].

В 1840 г. караимский учёный Авраам Фиркович посетил г. Дербенд, где участвовал в религиозном споре с зороастрийцем из Баку, о чём написал в своей работе «Авней-Зикарон». И хотя русский комендант представил его оппонента как брамина, из самого спора следует, что Фиркович дискутировал с зороастрийцем. Фиркович спросил его: «Почему вы поклоняетесь огню? Разве это не такое же творение, как и всё прочее сотворённое?» Зороастриец из Баку ответил, что они не поклоняются огню как таковому, а почитают Творца (Q’rt’), символом которого является огонь. Термин, используемый для обозначения Творца, записанный Фирковичем как Q’rt’ есть пехлевийское Kerdar, то есть «Созидатель». Характерно, что сам спор шёл на тюркском языке, то есть бакинский зороастриец владел азербайджанским языком[39].

В ноябре 1858 г. Аташгях посетил французский писатель Александр Дюма-отец, который в своих воспоминаниях называл служителей храма «парсами», «гебрами» и «маджи» (то есть магами)[40].

Англичанин Асшер посетил Аташгях 19 сентября 1863 г. Он называет его «Аташ Джа» и говорит, что в храме присутствуют паломники из Индии и Персии[41] Немецкий барон Макс Тильман посетил этот храм в октябре 1872 г. В своих воспоминаниях он писал: «Община парсов Бомбея направила сюда своего священника, который; по прошествии нескольких лет будет сменён. Его присутствие необходимо, поскольку сюда прибывают паломники с окраин Персии (Йезд, Керман) и из Индии и остаются в этом священном месте в течение нескольких месяцев или лет»[42].

В 1876 г. Аташгях посетил английский путешественник Джеймс Брюс. Он отмечал, что панчаят парсов Бомбея обеспечивает постоянное присутствие в храме своего смотрителя[43]. Пьер Понафидин, посетивший храм примерно в это же время, упоминает о двух парсийских мобедах из Бомбея[44]. Эрнест Орсоль, посетивший храм уже после Брюса, отмечает, что после того как в 1864 г. парсийский священнослужитель умер, панчаят парсов Бомбея через несколько лет направил сюда другого священнослужителя, но паломники, приходившие сюда из Индии и Ирана, уже забыли это святилище, и к 1880 г. там уже никого не было[45]. О’Донован посетил храм в 1879 г. и упоминает о «религиозном богослужении гебров»[46].

В 1898 г. в журнале «Men and Women of India» была опубликована статья под названием «Древний зороастрийский храм в Баку», где автор называет Аташгях «парсийским храмом» и отмечает, что последний зороастрийский представитель был направлен туда около 30 лет назад (то есть в 1860-х гг.)[47]. В 1905 г. Дж. Генри в своей книге также указывает, что 25 лет назад (то есть примерно в 1880 г.) в Сураханы умер последний парсийский священнослужитель[48]. В 1855 г. с разработкой нефтегазовых промыслов недалеко от храма был построен завод, и естественные огни Аташгяха стали постепенно ослабевать. В 1887 г. храм с уже сильно ослабевшими огнями посетил император Александр III. Окончательно огни храма угасли 6 января 1902 года.[49] Исследователь М. С. Саяпин писал, что в начале XX в. какой-то старик из апшеронского села Говсан, расположенного в 11 км от Сураханы, говорил ему, что ещё на его памяти (то есть во второй половине XIX века) вокруг него жили старики, поклонявшиеся огню, хотя их дети уже были мусульманами[50]

В 1925 г. по приглашению «Общества обследования и изучения Азербайджана» в Баку прибыл парсийский профессор Дж. Дж. Моди, где встретился с тогдашним руководителем республики — Самед-Ага Агамалы оглы Алиевым. Во время встречи Моди отметил, что парсийская традиция всегда помнила Азербайджан как страну вечных огней и своё прибытие в Баку он рассматривает как паломничество к морю Воурукаш и храмам вечного огня. Он также сообщил, что в парсийских рукописях упоминаются «храмы огня на западном берегу Хазарского моря»[51]. Моди совершил богослужение на берегу Каспия, посетил Девичью башню, которую он считал древним Аташкаде (храмом огня), о чём позже писал в своих воспоминаниях Парсийский учёный посетил полностью заброшенный к тому времени Аташгях, но из-за наличия большого количества атрибутов индуистской религии (надписи над входами в кельи, тришул на крыше чахартага) он не усмотрел в его архитектуре («чахар-таги») черт храмов огня Сасанидского периода и ошибочно причислил Аташгях к индуистским храмам.[52].

После 1925 г. храм огня Атешгях 50 лет был в забвении. В 1975 году, после проведённых реставрационных работ, Атешгях был открыт для посещения. В 2007 году храм был вновь отреставрирован.

В 1998 году храм огнепоклонников «Атешгях» был представлен в ЮНЕСКО (англ. UNESCO — The United Nations Educational, Scientific and Cultural Organization) для внесение в Список объектов Всемирного наследия. Заявка и её обоснование для внесения храмового комплекса в Список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО (англ. WHL — World Heritage List) подготовлены руководителем отдела научных проблем реставрации памятников архитектуры Института архитектуры и искусства Академии наук Азербайджана, президентом ИКОМОС Aзербайджан — Азербайджанского комитета международного совета по сохранению памятников и достопримечательных мест (англ.  ICOMOS — International Council on Monuments and Sites) Гюльнарой Мехмандаровой[53].

Атешгях часто посещается парсийскими и иранскими зороастрийцами, которые проводят здесь религиозные службы[54].

Иные храмы огня, именуемые «Атешгях»

Ещё одним древнейшим атешгяхом Азербайджана считается атешгях, находящийся в 5 км к западу от села Хыналыг на месте природного выхода газа.

Кроме этого, храм с подобным названием располагался в Иране в городе Исфахан. В настоящее время он также музеефицирован и является одной из достопримечательностей города.

В литературе

Жюль Верн устами Клодиуса Бомбарнака, героя одноимённой повести, так описал Атешгях:

Мне хотелось посетить знаменитое святилище Атеш-Гах, но оно находится в двадцати двух верстах от города, и я бы не успел обернуться. Там горит вечный огонь, уже сотни лет поддерживаемый парсийскими священниками, выходцами из Индии, которые не едят животной пищи. В других странах этих убежденных вегетарианцев считали бы просто любителями овощей.[55]

См. также

Напишите отзыв о статье "Атешгях"

Примечания

  1. 1 2 К. М. Мамедзаде. Строительное искусство Азербайджана (с древнейших времен до XIX в.), Баку, 1983:
    Атешгях—это индийский храм огня, возникший в XVII—XVIII вв. на месте «вечных» неугасимых огней—горящих выходов естественного газа
  2. [www.anl.az/down/medeniyyet2007/dekabr/medeniyyet2007_dekabr_367.htm Рас­пор­яже­ние Президента Азербайджанской Республики «Об объявлении территории Храма Атеш­гях в Сураханском районе города Баку Азер­бай­джанской Республики Государственным историко-архи­тек­турным заповедником „Храм Атешгях“»]
  3. [www.elibrary.az/docs/kasumova.pdf Надпись Картира на «Каабе Зороастра» в Накши-Рустаме, стр. 12 и 13. Касумова С. Ю. Азербайджан в III—VII вв. Этно-культурная и социально-экономическая история. Баку. Элм. 1993]
  4. [www.vehi.net/istoriya/armenia/khorenaci/02.html#_ftnref330 Хоренский М. История Армении. Пер. с древнеармянского Г. Саркисяна, Айастан, Ереван, 1990]
  5. [www.litmir.info/br/?b=232463&p=24 Г. Харт. Венецианец Марко Поло. М., 1956, с. 114]
  6. [www.vostlit.info/Texts/rus11/Gewond/frametext2.htm Гевонд. История халифов вардапета Гевонда, писателя VIII в., пер. с арм. К. Патканова, СПб, 1862]:"После него властвует Шам или Гешм в продолжение 19-ти лет. В первый год своего правления он возымел злобное намерение и отправил военачальника Герта произвести поголовную перепись в Армении для большего еще отягчения рабства нашего, чтобы подвергнуть нас разного рода бедствиям. Он порицал щедрость Омара и обвинял его в том, «что он незаконно истратил сокровища, собранные его предшественниками»; и много причинил он бедствий Армении (до того), что все стонали от горьких притеснений, и не было никакой возможности избавиться от невыносимых бедствий. С тех пор рука его еще более отяготила над Арменией. В то же время начались беспокойства в странах северных; ибо царь хазарский, Хаган, умер. Мать его, Парсбит, приказала полководцу Тармачу собрать огромное войско и вести его на Армению; [72] и полководец выступил с собранным войском, и пошел через землю Гуннов и через проход Джорский, по земле Маскутов, и сделал набег на страну Пайтакаран. Он переправился через реку Аракс в Персию, разрушил Артавет, Гандзак-Шагастан, область, называемую Атши-Багуан, Спатар-Пероз и Ормизд-Пероз."
  7. С. Б. Ашурбейли. Очерк истории средневекового Баку (VIII — нач. XIX вв.), Издательство АН Азерб. ССР, Баку 1964. 336 стр.(21 п.л.)
  8. Ahmad Kasravi Tabrizi. Namha-ye shahrha va deyeha-ye Iran, I, Tehran, 1929. (نام شهرها و ديه‌هاي ايران)
  9. [www.archive.org/download/BibliothecaGeographorumArabicorum1927Vol1ViaeRegnorumDescriptio/Istakhri-Leiden1927Ed.pdf Al-Istakhri. Kitab Masalik al-Mamalik. BGA, 1, ed. M. J. De Goeje., 1927 ]
  10. [www.archive.org/download/gographiedabou00abal/gographiedabou00abal.pdf Geographie d’Aboulfeda traduite de Parabe en francais et accompagnee de notes et d’eclaircissements par M. Reinaud, t. I—II, Paris, 1848—1883]
  11. Картлис Цховреба, т. I, Тбилиси, 1955 г., с. 371 (на фр. яз.); т. II, Тбилиси, 1959 г., с. 166 (на груз. яз.)
  12. [elib.doshisha.ac.jp/denshika/amoenitatum/210/imgidx210.html E. Kämpfer. Amoenitatum exoticarum politico-physico-medicarum fasciculi V, quibus continentur variae relationes, observationes et descriptiones rerum Persicarum et ulterioris Asiae, multa attentione, in peregrinationibus per universum Orientum, collecta, ab auctore Engelberto Kaempfero. Lemgoviæ : Typis & Impensis Henrici Wilhelmi Meyeri, Aulæ Lippiacæ Typographi , 1712, p. 253—262.]
  13. [elib.doshisha.ac.jp/denshika/amoenitatum/210/images/210_302.jpg, Общая репродукция страниц с рисунком Кемпфера]
  14. 1 2 Ашурбейли С. Б. Об истории Сураханского храма огнепоклонников
  15. Alakbarov, Farid (Summer 2003), «[azeri.org/Azeri/az_latin/manuscripts/land_of_fire/english/112_observations_farid.html Observations from the Ancients]», Azerbaijan International 11 (2): «„according to historical sources, before the construction of the Indian Temple of Fire (Atashgah) in Surakhani at the end of the 17th century, the local people also worshiped at this site because of the 'seven holes with burning flame'.“
  16. [books.google.com/books?id=9qVkNBge8mIC The Indian diaspora in Central Asia and its trade, 1550—1900] “… George Forster … On the 31st of March, I visited the Atashghah, or place of fire; and on making myself known to the Hindoo mendicants, who resided there, I was received among these sons of Brihma as a brother; an appellation they used on perceiving that I had acquired some knowledge of their mythology, and had visited their most sacred places of worship …»
  17. Ervad Shams-Ul-Ulama Dr. Sir Jivanji Jamshedji Modi, Translated by Soli Dastur (1926), [www.avesta.org/modi/baku.htm My Travels Outside Bombay: Iran, Azerbaijan, Baku]Farroukh Isfandzadeh … Not just me but any Parsee who is a little familiar with our Hindu brethren’s religion, their temples and their customs, after examining this building with its inscriptions, architecture, etc., would conclude that this is not a Parsee Atash Kadeh but is a Hindu Temple … informed me that some 40 years ago, the Russian Czar, Alexander III, visited this place with a desire to witness the Hindu Brahmin Fire ritual … gathered a few Brahmins still living here and they performed the fire ritual in this room in front of the Czar … I asked for a tall ladder and with trepidation I climbed to the top of the building and examined the foundation stone which was inscribed in the Nagrik [or Nagari] script … the installation date is mentioned as the Hindu Vikramaajeet calendar year 1866 (equivalent to 1810 A. D.) …"
  18. [books.google.com/books?id=tpQOAAAAQAAJ&vq=Igmcoles&dq=related%3AOXFORD555089148&hl=ru&pg=PA311#v=onepage&q&f=false Chardin J. Voyages en Perse et autres lieux de 1’Orient. Vol. II. Amsterdam, 1735. p. 311]
  19. [elib.doshisha.ac.jp/denshika/amoenitatum/210/imgidx210.html E. Kämpfer. Amoenitatum exoticarum politico-physico-medicarum fasciculi V, quibus continentur variae relationes, observationes et descriptiones rerum Persicarum et ulterioris Asiae, multa attentione, in peregrinationibus per universum Orientum, collecta, ab auctore Engelberto Kaempfero. Lemgoviæ : Typis & Impensis Henrici Wilhelmi Meyeri, Aulæ Lippiacæ Typographi , 1712, p. 253—262]
  20. [books.google.az/books?id=MQsPAAAAQAAJ&printsec=frontcover&dq=Voyage+d%25E2%2580%2599un+missionnaire+de+la+Compagnie+de+J%25C3%25A9sus+en+Turquie&source=bl&ots=BBnluidwBi&sig=fnBZSnJwTj1BgKN-e8TtdImCI_I&hl=ru&ei=Ce9XTYCiL4O88gaKoKCZBw&sa=X&oi=book_result&ct=r J. Villotte, Voyage d’un missionnaire de la Compagnie de Jésus en Turquie, en Perse, en Arménie, en Arabie et en Barbarie, Paris, 1730]
  21. Лерх Иоанн. Выписка из путешествия Иоанна Лерха, продолжавшегося от 1733 до 1735 г. из Москвы до астрахани, а оттуда по странам, лежащим на западном берегу Каспийского моря. «Новые ежемесячные сочинения», ч. XLIV, февраль, СПб., 1790 г., с. 75
  22. [books.google.com/books?id=etApAAAAYAAJ Jonas Hanway. An Historical Account of the British Trade Over the Caspian Sea, 1753]
  23. [books.google.az/books?id=X5AaAAAAYAAJ&printsec=frontcover&dq=Reise+durch+Russland+zur+Untersuchung+der+drey+Natur-Reiche&source=bl&ots=ckkAWDAx4D&sig=VCXNEJ5Q-bP3EAq9yu2tLLAF1Vk&hl=ru&ei=NUZWTYHsGoH78Ab08PnwBg&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1 Samuel Gottlieb Gmelin. Reise durch Russlaud zur Untersuchung d. drei Naturreiche, p. 45]
  24. [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k1178097/f307.image Jean Françoise Gamba. Voyage dans la Russie méridionale et particulierement dans les provinces situées au-dela du Caucase (2 vols., Paris, 1826), II, p.299]
  25. [www.virtualani.org/firetemple/index.htm Fire-temple in Ani]
  26. [archnet.org/library/sites/one-site.jsp?site_id=15621 Fire Temple at Niasar]
  27. James R.Russell. Zoroastrianism in Armenia. — Harvard University, 1987. — P. 524.
    Not far from Ganjak, on the Apseron Peninsula, was the at assail 'fire-temple' of Baku, whose fires were fed by natural gases. The present building was built probably no earlier than the eighteenth century, and inscriptions in Indian scripts on its walls indicate it was a place of pilgrimage for Parsi travellers in recent times. The fires are now extinguished, but it is possible that the Baku temple was a centre of Zoroastrian worship in the Caucasus before the simple shrine now standing on the site was constructed.
  28. Jackson, A. V. Williams (Abraham Valentine Williams). From Constantinople to the home of Omar Khayyam
  29. Атласе к путешествию Б. А. Дорна по Кавказу и южному побережью Каспийского моря" (СПб., 1895, разд. III, 7 лл. Ср. также: Б. А. Дорн. Отчет об ученом путешествии по Кавказу и южному берегу Каспийского моря. Труды ВОАО, VIII, отд. оттиск, 1861, стр. 36.)
  30. J. M. Unvala. Inscriptions from Suruhani near Baku. Journ. of the Bombay Branch of the Royal Asiatic Soc. (New Ser.), 26, 1950
  31. С. Ашурбейли. Об истории сураханского храма огнепоклонников.
  32. [www.iranicaonline.org/articles/isfahan-iv-pre-islamic-period ISFAHAN IN PRE-ISLAMIC PERIOD. The Arab geographers report that the Sasanian city of Isfahan comprised two adjoining towns: Jayy]
  33. [maps.google.ru/maps?f=q&source=s_q&hl=ru&geocode=&q=31.8597222%0951.9386111&aq=&sll=55.354135,40.297852&sspn=37.323078,79.013672&ie=UTF8&ll=32.122127,51.954346&spn=1.709642,2.469177&z=9 Bavan on Google maps]
  34. [vajje.com/vajje/search/index?query=+%D8%A8%D9%90%D9%88%D8%A7%D9%86%DB%8C Ali Akbar Dehkhoda. Loghatnameh, (in Persian), Tehran]
  35. [avesta.isatr.org/zoroastr/Boyce0012.htm М. Бойс. Зороастрийцы. Верования и обычаи]
  36. Мусеви Т. М. Средневековые документы по истории Баку. Баку, 1967, с. 63-64 (на азерб. яз.)
  37. [ahura.thelalis.com/ Zoroastrian calendar calculator (Shahanshai, Kadmi, and Fasli dates for any calendar year).]
  38. [books.google.az/books?id=ZUJCAAAAcAAJ&dq=related:HARVARD32044004538021&hl=ru&pg=PA299#v=onepage&q&f=false Jean Françoise Gamba. Voyage dans la Russie meridionale. II. Paris. 1826. P. 299]
  39. [www.jstor.org/pss/4030851 Dan Shapira. A Karaite from Wolhynia meets a Zoroastrian from Baku. Iran and the Caucasus, vol. 5, no. 1, 2001, pp. 105—106]
  40. [www.archive.org/details/impressionsdevo53dumagoog Alexandre Dumas. Impressions de voyage: Le Caucase (1866)]
  41. Ussher. A Journey from London to Persepolis. pp. 208—207, London, 1865.
  42. Thielmann, Journey in the Caucasus, Persia, and Turkey in Asia, Eng. tr. by Heneage, 2. 9-12, London, 1876
  43. [books.google.ru/books?ei=4jxLTOTTMJOlOL21mZYD&ct=result&id=2rVkZAViqtcC&dq=Transcaucasia+and+Ararat&q=fire#v=snippet&q=Parsee&f=false James Bryce. Transcaucasia and Ararat: Being Notes of a Vacation Tour in the Autumn Of 1876.]
  44. [archive.org/stream/lifeinmoslemeas00ponagoog#page/n285/mode/2up/search/Baku Life in the Moslem East By Pierre Ponafidine, Emma Cochran Ponafidine, 1911.]
  45. [catalog.hathitrust.org/Record/006773380 E. Orsolle. Le Caucase et la Perse. Ouvrage accompagné d’une carte et d’un plan. Paris, E. Plon, Nourrit et cie, 1885, pp. 130—142]
  46. O’Donovan E. Merv Oasis: Travels and Adventures East of the Caspian during the years 1879-80-81. 2 vols. New York, 1883
  47. Men and Women of India. Vol. 1, no. 12, p. 696, Bombay, Dec. 1898
  48. [books.google.az/books?id=1ZkH_8D7E5cC&pg=PR1&lpg=PR1&dq=J.+D.+Henry,+Baku,+an+Eventful+History&source=bl&ots=-kNPzXFLEQ&sig=ZtJxRy5v81a0jxLz9nFBsbITuIw&hl=ru&ei=IBIZTZDCFMq08QPcqMiDBw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=2&ved=0CCAQ6AEwAQ J. D. Henry, Baku, an Eventful History, 1906]
  49. Сысоев В., Садиги Г. Атешга или Храм Огнепоклонников в Сураханах и Садиги Г. Древности деревни Шихово Известия Азербайджанского Археологического комитета, отдельный оттиск из выпуска 1. Баку Слово 1925 г. 32с.
  50. Саяпин М. С. Бакинские древности (Взгляды обывателя). Рукопись ФП-328 библиотеки НАН Азербайджана, 1930 г..
  51. «Маариф ве медениет» («Просвещение и культура»), № 2, 1925 г., Баку, с. 37-38
  52. [avesta.org/modi/baku.htm Maari Mumbai Bahaarni Sehel — Europe ane Iran-nee Musaafari-naa 101 Patro. 1926, p. 266—279 (English translation: «My Journey outside Mumbai — 101 letters of my Europe and Iran Journeys.» by Ervad Shams-Ul-Ulama Dr. Sir Jivanji Jamshedji Modi. Translated from Gujarati by Soli P. Dastur in 2004.]
  53. [whc.unesco.org/en/tentativelists/1172/ Surakhany, Atashgyakh (Fire — worshippers, temple — museum at Surakhany)]
  54. [avesta-ru.livejournal.com/82834.html#cutid1 иранские зороастрийцы в Атешгяхе во главе с мобедом Курошем Никнамом]
  55. [www.lib.ru/INOFANT/VERN/bombarna.txt Жюль Верн. Клодиус Бомбарнак]

Ссылки

  • [ateshgahtemple.az/ Официальный сайт храма огня — музея Атешгях]  (азерб.)
  • [www.advantour.com/rus/azerbaijan/baku/ateshgah-temple.htm Храм Атешгях, Баку]  (рус.)  (англ.)
  • [www.window2baku.com/ateshqeh.htm Храм огня Атешгях]  (рус.)
  • [hmarksart.info/myfoto/Azerbaijan/rayony/atesh.htm Фотогалерея Храма Атешгях]  (рус.)

Отрывок, характеризующий Атешгях

Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.
На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного.
Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь.
– Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.
Билибин, не утративший репутации умнейшего человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comite [маленьком интимном кружке] высказал своему другу Элен взгляд свой на все это дело.
– Ecoutez, Bilibine (Элен таких друзей, как Билибин, всегда называла по фамилии), – и она дотронулась своей белой в кольцах рукой до рукава его фрака. – Dites moi comme vous diriez a une s?ur, que dois je faire? Lequel des deux? [Послушайте, Билибин: скажите мне, как бы сказали вы сестре, что мне делать? Которого из двух?]
Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался.
– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.
– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.