STS-125

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Атлантис STS-125»)
Перейти к: навигация, поиск
<tr><th colspan="2" cellspacing="0" cellpadding="2" style="background:#b0c4de; text-align: center">Эмблема</th></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">
</td></tr> <tr><th colspan="2" cellspacing="0" cellpadding="2" style="background:#b0c4de; text-align: center">Фотография экипажа</th></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">
Слева направо: Массимино, Гуд, Джонсон, Олтман, Мака́ртур, Грансфелд, Фьюстел </td></tr> <tr><th colspan="2" cellspacing="0" cellpadding="2" style="background:#b0c4de; text-align: center">Связанные экспедиции</th></tr> <tr><td colspan="2">
Атлантис STS-125
Общие сведения
Полётные данные корабля
Название корабля STS-125
Орбитальный модуль «Атлантис»
Полёт шаттла № 126
Полёт «Атлантис» № 30
Стартовая площадка КЦ Кеннеди LP39A
Запуск 11 мая 2009 18:01:49 UTC
Посадка 24 мая 2009 года 15:39 UTC
Место посадки Военно-воздушная база Эдвардс
Длительность полёта 12 суток 21 час 37 минут 9 секунд
Количество витков 197
Пройденное расстояние 8,49 млн км (5,276 млн миль)
Апогей 571 км
Перигей 565 км
Наклонение 28,47°
Период обращения 96,2 мин
NSSDC ID [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=2009-025A 2009-025A]
SCN [www.n2yo.com/satellite/?s=34933 34933]
Полётные данные экипажа
Членов экипажа 7
Предыдущая Следующая

Дискавери STS-119

Индевор STS-127

</td></tr>


STS-125 — космический полёт MTKK «Атлантис» по программе «Спейс шаттл». Кодовое обозначение полёта в НАСА: Hubble Space Telescope — Servicing Mission 04 (HST-SM04), или Hubble Servicing Mission (HSM), то есть четвёртая миссия по обслуживанию телескопа «Хаббл». На самом деле это пятый полёт к телескопу «Хаббл». Первая миссия по обслуживанию телескопа (SM1) была осуществлена в декабре 1993 года, вторая (SM2) — в феврале 1997 года. Первоначально третья миссия по обслуживанию телескопа планировалась как один полёт (SM3), но позже была разделена на два полёта. Первый полёт по программе третьей миссии (SM3А) состоялся в декабре 1999 года, второй полёт (SM3В) — в марте 2002 года. Миссия STS-125 — пятый полёт к телескопу «Хаббл».

Стоимость миссии «Атлантис» STS-125 вместе с новыми инструментами для «Хаббла» оценивается в сумму 887 миллионов долларов.





Экипаж

Скотт Олтман совершил три космических полёта. Он был командиром последней миссии («Колумбия» STS-109) по обслуживанию телескопа «Хаббл». Джон Грансфелд совершил четыре космических полёта. Он участвовал в двух последних миссиях по обслуживанию телескопа «Хаббл» («Дискавери» STS-103 и «Колумбия» STS-109). Майкл Массимино также был участником последней миссии («Колумбия» STS-109) по обслуживанию телескопа «Хаббл».

В экипаже «Атлантис» — четыре новичка космических полётов: Грегори К. Джонсон, Майкл Гуд, Меган Макартур и Эндрю Фьюстел.

Выходы в открытый космос

В ходе полёта было осуществлено пять выходов в открытый космос.

  • Выход 1 — Грансфелд и Фьюстел
  • Цель: обслуживание телескопа Хаббл.
  • Начало: 14 мая 2009 — 12:52 UTC
  • Окончание: 14 мая — 20:12 UTC
  • Продолжительность: 7 часов 20 минуты

Это 6-й выход в космос для Грансфелда и 1-й выход для Фьюстела.

  • Выход 2 — Массимино и Гуд
  • Цель: замена гироскопов и 1 блока аккумуляторов.
  • Начало: 15 мая 2009 — 12:49 UTC
  • Окончание: 15 мая — 20:45 UTC
  • Продолжительность: 7 часов 56 минуты

Это 3-й выход в космос для Массимино и 1-й выход для Гуда.

  • Выход 3 — Грансфелд и Фьюстел
  • Цель: установка нового спектрографа, ремонт электронного блока обзорной камеры.
  • Начало: 16 мая 2009 — 9:35 UTC
  • Окончание: 16 мая — 16:11 UTC
  • Продолжительность: 6 часов 36 минут

Это 7-й выход в космос для Грансфелда и 2-й выход для Фьюстела.

  • Выход 4 — Массимино и Гуд
  • Цель: ремонт блока питания Регистрирующего спектрографа.
  • Начало: 17 мая 2009 — 9:45 UTC
  • Окончание: 17 мая — 17:47 UTC
  • Продолжительность: 8 часов 2 минуты

Это 4-й выход в космос для Массимино и 2-й выход для Гуда.

  • Выход 5 — Грансфелд и Фьюстел
  • Цель: замена блока аккумуляторов, датчика точного наведения и теплоизоляционных панелей.
  • Начало: 18 мая 2009 — 12:20 UTC
  • Окончание: 18 мая — 19:22 UTC
  • Продолжительность: 7 часов 2 минуты

Это 8-й выход в космос для Грансфелда и 3-й выход для Фьюстела.

Цель

Экспедиция по обслуживанию телескопа Хаббл. Последняя миссия («Колумбия» STS-109) по обслуживанию телескопа Хаббл состоялась в марте 2002 года. По состоянию на 2009 год, специалисты оценивали, что телескоп Хаббл закончил бы свою работу к концу 2010 года. Экспедиция «Атлантис» STS-125 продлила работоспособность телескопа, по крайней мере, до 2014 года.

Во время экспедиции астронавты установили на телескопе Хаббл шесть новых гироскопов стабилизации, шесть новых никель-водородных аккумуляторов, новый компьютер, отвечающий за обработку данных, новую широкоугольную камеру (Wide Field Camera 3) и новый спектрограф космического излучения (Cosmic Origins Spectrograph). Стоимость новой широкоугольной камеры — 126 миллионов долларов, стоимость спектрографа — 81 миллион долларов. Астронавты «Атлантиса» также восстановили работоспособность регистрирующего спектрографа (Space Telescope Imaging Spectrograph), у которого в 2007 году вышла из строя система электропитания и усовершенствованную обзорную камеру (Advanced Camera for Surveys), которая вышла из строя в 2007 году. Астронавты также установили на телескопе усовершенствованный датчик точного наведения (fine guidance sensor).

На телескопе был установлен захват, к которому в будущем, когда телескоп Хаббл окончательно выйдет из строя, будет подсоединён спутник, который спустит телескоп с орбиты.

STS-400

Миссия STS-125 считалась самой сложной и опасной из всех оставшихся для шаттлов. В миссии по обслуживанию телескопа «Хаббл» астронавты, в случае повреждения шаттла, не могли иметь возможности ждать спасательного корабля на МКС. Если бы шаттл «Атлантис» был повреждён и не мог самостоятельно вернуться на Землю, то к нему была бы отправлена спасательная экспедиция «Индевор» STS-400.

Телескоп «Хаббл» находится на более высокой (до 570 км) орбите по сравнению с орбитой МКС, поэтому шаттл «Атлантис» был подвержен большему риску столкновения с космическим мусором. Особенно эта опасность возросла после столкновения двух спутников 10 февраля 2009 г. Обломки столкнувшихся спутников могут достигать орбиты, на которой находится телескоп. Специалисты НАСА оценивают вероятность столкновения шаттла с космическим мусором при полёте к телескопу «Хаббл» как 1 к 229. Вероятность столкновения с обломками на высоте МКС составляет 1 к 330.

Если на второй день полёта шаттла «Атлантис» STS-125, во время обследования теплозащитного покрытия, было бы обнаружено повреждение, то все системы «Атлантиса» были бы переведены в режим энергосбережения. В таком режиме ресурсов жизнеобеспечения экипажа будет всё ещё достаточно для 24 суток полёта. Если повреждение теплозащитного покрытия было бы обнаружено во время последнего обследования, на десятый день полёта, то ресурсов жизнеобеспечения экипажа было бы достаточно для 16,5 суток полёта. За это время должна быть организована спасательная экспедиция «Индевор» STS-400. «Индевор» должен был подойти к «Атлантису» не позже чем через 15 суток и 16 часов с момента обнаружения повреждения «Атлантиса». Шаттл «Индевор» будет находиться на стартовой позиции одновременно с шаттлом «Атлантис». «Индевор» будет находиться в готовности к старту через семь дней после старта «Атлантиса». Экипаж спасательной экспедиции «Индевора» состоял из четырёх астронавтов: командир Крис Фергюсон (англ. Chris Ferguson), пилот Эрик Боу (англ. Eric Boe) и два специалиста полёта Шейн Кимбро (англ. Shane Kimbrough) и Стив Боуэн (англ. Steve Bowen). В грузовом отсеке «Индевора» не было бы полезной нагрузки, поэтому шаттл был бы необычно лёгким. Поэтому в случае нештатной работы двигателей шаттла на участке выведения «Индевор» смог бы после отделения твердотопливных ускорителей развернуться и приземлиться на взлётно-посадочной полосе космодрома космического центра Кеннеди. В случае падения давления в кабине шаттла или сбоев в системе управления «Индевор» мог бы приземлиться на одном из Бермудских островов или в районе города Банжул в Гамбии. Для обычных запусков шаттлов на случай аварийной ситуации предусматриваются возможности приземления во Франции на базе «Истр» (Istres) возле Марселя или в Испании на базе Морон (Moron) возле Сарагосы.

При сближении «Индевора» и «Атлантиса» в космосе «Атлантис» располагался бы днищем (вверх) в сторону открытого космоса и с раскрытым грузовым отсеком к земле. «Индевор» же располагался бы днищем к земле и подходил бы к «Атлантису» снизу. После сближения на расстояние 13 метров (44 фута), астронавты «Индевора» с помощью робота-манипулятора захватили бы шаттл «Атлантис».

Астронавты «Атлантиса» через открытый космос перейдут в шаттл «Индевор». Переход должен осуществляться в такой последовательности: Макартур и Фьюстел, затем Грансфелд и Джонсон и затем Массимино, Гуд и Олттман.

После того как экипаж покинет «Атлантис», контроль над ним будет передан наземному центру управления. По команде с земли «Атлантис» будет сведён с орбиты и затоплен в Тихом океане.

Пятый полёт к телескопу Хаббл был запланирован ещё до катастрофы шаттла «Колумбия». После катастрофы тогдашний директор НАСА Шон О’Киф отменил эту миссию по причине слишком большого риска для астронавтов. Однако сменивший О’Кифа на посту директора НАСА Майкл Гриффин восстановил эту миссию. При этом Гриффин сказал, что НАСА сделает абсолютно всё, что необходимо, для обеспечения безопасности экипажа, в том числе и отправку спасательной экспедиции.

Вероятность того, что миссия «Индевор» STS-400 состоится, очень мала. Если она всё же произойдет, то это будут последние полёты шаттлов. После потери «Атлантиса» у НАСА осталось бы только два шаттла. Кроме того, потребовалось бы длительная процедура расследования, устранения причин, проведения разного рода модификаций и улучшений, на что у НАСА уже не было бы ни средств, ни времени.

21 мая 2009 года шаттл «Индевор», который находился в состоянии готовности к старту с миссией спасения STS-400, был снят с предстартовой готовности. Это решение было принято в связи с тем, что шаттл «Атлантис» находился в хорошем состоянии и был способен самостоятельно вернуться на Землю. Шаттл «Индевор» начал готовиться к своей плановой миссии, полёт к МКС, STS-127, старт которой назначен на 13 июня.

Подготовка к полёту

2006—2007 годы

31 октября 2006 года НАСА объявило, что полёт шаттла для обслуживания космического телескопа «Хаббл» состоится весной 2008 года. Это будет последняя миссия по обслуживанию телескопа. После ремонта телескоп будет продолжать работу до 2013 года.

Планируется, что для возможной спасательной миссии будет зарезервирована стартовая площадка 39-B в космическом центре Кеннеди.

Руководитель НАСА Майкл Гриффин также объявил состав экипажа для будущего полёта: Скотт Альтман — командир, Грегори Джонсон — пилот, Джон Грансфелд, Майкл Массимино, Эндрю Фьюстел, Майкл Гуд, Меган Макартур.

Из семи членов экипажа трое имеют опыт космических полётов.

Астронавты установят на телескопе два новых прибора: чувствительный ультрафиолетовый спектрограф (Cosmic Origins Spectrograph) и широкоугольную камеру (Wide Field Camera 3). С помощью спектрографа будут исследоваться крупномасштабная структура вселенной, скрытая масса вселенной, пространственное распределение галактик и межгалактического газа.

Новая широкоугольная камера, чувствительная в широком диапазоне длин волн, включая инфракрасный, видимый, и ультрафиолетовый свет.

Будут также установлены датчик ориентации и датчик контроля за положением телескопа. Будет предпринята попытка ремонта спектрографа, который был установлен на телескопе в 1997 году и вышел из строя в 2004 году.

Полёт шаттла планируется на 11 суток. Шаттл достигнет телескопа на третьи сутки полёта. Телескоп будет захвачен с помощью робота-манипулятора и помещён в грузовой отсек шаттла. Для выполнения всех поставленных задач потребуется пять выходов в открытый космос.

16 апреля 2007 года, из-за задержки старта миссии «Атлантис» STS-117, руководство НАСА приняло решение о некоторых перестановках в очерёдности полётов шаттлов. Планировавшийся ранее для миссии STS-125 шаттл «Дискавери» заменён на шаттл «Атлантис». Предварительная дата старта миссии — 11 апреля 2008 года. Затем дата старта была сдвинута на май 2008 года. В связи с задержками в изготовлении внешних топливных баков старт переносился на август 2008 года.

2008 год

По состоянию на 26 июля, Старт «Атлантиса», который должен был отправиться к космическому телескопу «Хаббл» 28 августа, был назначен на 5 октября 2008 года в 07:02:18 по Гринвичу. Захват телескопа «Хаббл» планировался на 7 октября, возвращение шаттла на Землю на 16 октября 2008 года.

8 августа старт «Атлантиса» был перенесен на 8 октября. Задержки в изготовлении топливных баков были обусловлены более жесткими требованиями, которые были выработаны после гибели шаттла «Колумбия». Кроме того, необходимо было изготовить одновременно два топливных бака, один для миссии «Атлантис» STS-125 и второй для возможной спасательной миссии шаттла «Индевор» STS-400. Время старта 8 октября — 05:34:49 по Гринвичу, приземление — 19 октября в 2 часа 30 минут.

22 августа шаттл «Атлантис» был перевезён из ангара в здание вертикальной сборки, для подготовки к назначенному на 8 октября старту. Перевозка была закончена 23 августа в 3 часа 5 минут по Гринвичу (22 августа в 23 часа 5 минут по летнему восточному времени США).

4 сентября «Атлантис», соединённый с внешним топливным баком и с двумя твердотопливными ускорителями, был перевезён из здания вертикальной сборки на стартовую площадку 39А. Перевозка проходила с 13 часов 19 минут (9:19 по местному времени) до 19 часов 52 минуты (15:52 местного времени).

Из-за урагана Хана, который угрожал побережью Флориды, вывоз «Атлантиса» на стартовую площадку был задержана на неделю, ещё на два дня вывоз был задержан из-за урагана Фэй.

5 сентября по причине задержек вызванными ураганами, угрожавшим побережью Флориды, старт «Атлантиса» был вновь перенесён, на этот раз, на 10 октября, время старта — 4 часа 33 минуты (00:33 местного времени), возвращение на Землю — 21 октября в 2 часа 22 минуты (20 октября, 22:21 местного времени). 19 сентября В ночь с 18 на 19 сентября шаттл «Индевор» был вывезен из здания вертикальной сборки и установлен на стартовой площадке 39В. «Индевор» готовится к миссии STS-400 в качестве спасательного корабля на случай повреждения шаттла «Атлантис».

24 сентября было объявлено, что старт «Атлантиса» сдвигается на 15 октября в 2 часа 19 минут (14 октября 22:19 местного времени). Перенос старта вызван недостатком времени для подготовки приборов, которые будут установлены на телескопе «Хаббл», и укладки их в грузовом отсеке шаттла. Кроме того, перенос вызван тем, что в течение нескольких дней Космический центр Джонсона в Хьюстоне был закрыт, из-за урагана «Айк», который обрушился на штат Техас 13 сентября. Закрытие центра вызвало, в свою очередь, перерыв в подготовке к полёту.

27 сентября основной канал системы передачи данных телескопа «Хаббл» вышел из строя. Передача данных от телескопа была прекращена. Телескоп остаётся в рабочем состоянии, но потребуется несколько дней, чтобы специалисты переключили передачу данных на запасной канал. Старт «Атлантиса» задерживается на неопределённое время. Специалисты говорят, что старт может состояться не ранее января — февраля 2009 года.

29 сентября НАСА объявило, что миссия «Атлантис» STS-125 состоится не ранее февраля 2009 года.

12 октября была названа предварительная дата старта миссии «Атлантис» STS-125 — 17 февраля 2009 года.

20 октября шаттл «Атлантис» был возвращён в здание вертикальной сборки. Переезд продолжался с 10 часов 48 минут по 16 часов 58 минут. До принятии решения о дате старта, «Атлантис» остаётся в здании вертикальной сборки в собранном комплекте с внешним топливным баком и твердотопливными ускорителями.

23 октября шаттл «Индевор» был перевезён со стартовой площадки 39B на стартовую площадку 39А, где он продолжит подготовку к своей плановой миссии STS-126, старт которой назначен 23 часа 55 минут 14 ноября 2008 года.

30 октября. Проанализировав ситуацию, возникшую в связи с выходом из строя основного канала передачи данных телескопа «Хаббл», специалисты НАСА пришли к заключению, что подготовка запасных частей и подготовка к ремонту возникших неполадок потребует дополнительного времени. Поэтому старт «Атлантиса» STS-125 может состояться не ранее 12 мая 2009 года.

11 ноября шаттл «Атлантис» был отсоединён от внешнего топливного бака и твердотопливных ускорителей и перевезён в ангар.

2009 год

23 марта специалисты НАСА начали непосредственную подготовку «Атлантиса» к миссии по обслуживанию телескопа «Хаббл». «Атлантис» был вновь перевезён в здание вертикальной сборки, где он вновь будет соединён с внешним топливным баком и твердотопливными ускорителями. Старт назначен на 12 мая в 17 часов 11 минут по Гринвичу (13:11 по местному времени).

31 марта шаттл в связке с внешним топливным баком и твердотопливными ускорителями был перевезён из здания вертикальной сборки на стартовую площадку 39А. Перевозка началась в 7 часов 54 минуты по Гринвичу (3 часа 34 минуты летнего времени восточного побережья США). В 15 часов 17 минут система «Спейс шаттл» была установлена на стартовой площадке.

17 апреля шаттл «Индевор», который готовится к возможной спасательной миссии STS-400 для шаттла «Атлантис» STS-125, вывезен из здания вертикальной сборки и установлен на стартовой площадке 39В. Вывоз начался в 3 часа 57 минут по Гринвичу (16 апреля в 23 часа 57 минут летнего времени восточного побережья США). В 11 часов 17 минут «Индевор» установлен на стартовой площадке. Одновременно два шаттла находятся на стартовых площадках и готовятся к полёту: «Атлантис» на стартовой площадке 39А, «Индевор» — 39В. «Индевор» будет оставаться в готовности к старту спасательной миссии STS-400 вплоть до того момента, когда будет установлено, что «Атлантис» не имеет повреждений и сможет самостоятельно вернуться на землю. После этого шаттл «Индевор» будет перевезён на стартовую площадку 39А и начнёт готовиться к своему очередному полёту к Международной космической станции (STS-127). 24 апреля старт шаттла «Атлантис» STS-125 был перенесён на день раньше, чем планировалось, а именно, на 11 мая 18 часов 1 минуту по Гринвичу (14 часов 1 минута летнего времени восточного побережья США). Во Флориде будут проводиться военные учения, в которых будут задействованы системы слежения за запусками ракет и системы передачи телеметрических данных. Эти же системы используются и при запуске шаттлов. Необходимо, чтобы с 14 мая все системы поддержки ракетных запусков были в распоряжении военных. Поэтому руководство НАСА приняло решение о переносе старта «Атлантиса» на день раньше, чтобы на случай непредвиденных обстоятельств или неблагоприятной для запуска погоды иметь три возможности запустить шаттл (11, 12 или 13 мая). Если старт не состоится до 14 мая, то он будет отложен до 22 мая.

30 апреля НАСА официально объявило, что старт «Атлантиса» STS-125 состоится 11 мая в 18 часов 1 минуту по Гринвичу (02:01:49 p. m. летнего восточного времени США). 13 мая «Атлантис» приблизится к телескопу «Хаббл». С помощью робота-манипулятора телескоп будет захвачен 13 мая в 16 часов 54 минуты по Гринвичу.

8 мая члены экипажа шаттла «Атлантис» приблизительно в 21 час по Гринвичу (17 часов местного времени) прилетели из Космического центра Джонсона в Хьюстоне в Космический центр Кеннеди во Флориде для непосредственной подготовке к старту 11 мая.

11 мая в 18 часов 1 минуту 56 секунд (14:01:56 летнего восточного времени США) шаттл «Атлантис» с семью астронавтами на борту успешно стартовал в космос.

Описание полёта

Старт и первый день полёта

18:02 11 мая — 01:01 12 мая

11 мая в 18 часов 1 минуту 56 секунд (14:01:56 летнего восточного времени США) шаттл «Атлантис» с семью астронавтами на борту успешно стартовал в космос.

После выхода на орбиту был открыт грузовой отсек шаттла, развернуты антенны и активизирован робот-манипулятор.

Во время старта шаттла «Атлантис» телескоп «Хаббл» находился над центральной Флоридой на высоте 560 км (350 миль). После предварительного анализа записи телевизионного изображения днища шаттла, которая велась камерой, установленной на внешнем топливном баке, в течение первых, самых критичных минут старта, никаких существенных отрывов кусков изоляции внешнего топливного бака не зафиксировано.

Во время старта «Атлантиса» на стартовой площадке 39В находился шаттл «Индевор». В течение четырёх дней специалисты НАСА приведут «Индевор» к трёхсуточной готовности к старту. Если сразу после старта будут обнаружены повреждения теплозащитного покрытия «Атлантиса», то «Индевор» будет готов стартовать 18 мая.

Второй день полёта

09:01 12 мая — 01:01 13 мая

«Атлантис» находится на расстоянии 13.000 км (8.000 миль) от телескопа Хаббл. В этот день астронавты с помощью робота-манипулятора с удлинителем обследовали теплозащитное покрытие шаттла, расконсервировали скафандры, предназначенные для выхода в открытый космос, подготавливали инструменты и оборудование, которое будет использоваться во время предстоящего захвата телескопа Хаббл.

Проводятся корректировки орбиты с целью сближения с телескопом. 13 мая приблизительно в 17 часов по Гринвичу «Атлантис» приблизится к телескопу. В общей сложности инспекция теплозащитного покрытия шаттла продолжалась почти восемь часов. В ходе осмотра теплозащитного покрытия были обнаружены царапины на передней части правого крыла шаттла, которые, предположительно, возникли на 106-й секунде после старта, в результате удара небольшого куска изоляционного материала, отколовшегося от внешнего топливного бака.

После анализа изображения повреждения правого крыла шаттла специалисты НАСА пришли к выводу, что это повреждение не представляет никакой угрозы и не требуется дополнительных, более детальных изображений этого повреждения.

Проводилась подготовка телескопа «Хаббл» к встрече с «Атлантисом». По команде с Земли была закрыта крышка диафрагмы, свёрнуты антенны. Солнечные батареи были развёрнуты так, чтобы они не могли быть повреждены реактивной струёй двигателей шаттла.

Третий день полёта

09:01 13 мая — 00:31 14 мая В 11 часов 35 минут шаттл «Атлантис» был на расстоянии 1600 км (1000 миль) от телескопа. В 12 часов 22 минуты была произведена корректировка орбиты шаттла. В 12 часов 32 минуты шаттл находился на расстоянии 92 км (303.000 футов) от телескопа и приближался к телескопу со скоростью 20 м/с (64 фута в секунду). В 13 часов 17 минут расстояние между шаттлом и телескопом составляло 82 км (268.000 футов). В 13 часов 31 минуту была проведена ещё одна коррекция орбиты шаттла. В 13 часов 44 минуты шаттл находился на расстоянии 64 км (211.000 футов) от телескопа и приближался к телескопу со скоростью 21 м/с (64 фута в секунду). В 13 часов 55 минуты шаттл находился на расстоянии 49 км (160.000 футов) от телескопа и приближался к телескопу со скоростью 25 м/с (81 фута в секунду). В 14 часов 5 минут была проведена очередная коррекция орбиты шаттла. После этой корректировки, параметры орбиты шаттла «Атлантис» составили: апогей 562 км, перигей 488 км (349 × 303 миль). В 14 часов 10 минут шаттл находился на расстоянии 29 км (18 миль) от телескопа. В 14 часов 42 минуты была проведена последняя коррекция орбиты шаттла. После этой корректировки, шаттл перешёл на круговую орбиту, высота которой соответствует орбите телескопа «Хаббл» — 562 км (349 миль). В 14 часов 54 минуты робот-манипулятор шаттла был развёрнут в позицию для захвата телескопа. В 15 часов 2 минуты шаттл находился на расстоянии 14 км (9 миль) от телескопа. В 15 часов 30 минут произошёл сбой в системе связи между шаттлом и телескопом. Специалисты включили канал связи между шаттлом и телескопом через центр управления на Земле. Это привело к небольшой задержке процесса сближения и захвата. В 16 часов 15 минут шаттл находился на расстоянии 200 м (700 футов) от телескопа и приближался к телескопу со скоростью 30 см/с (1 фут в секунду). В 16 часов 39 минут расстояние между шаттлом и телескопом составило 61 м (200 футов). В 17 часов 1 минуту расстояние между шаттлом и телескопом составило 30 м (100 футов). В это время «Атлантис» и телескоп «Хаббл» находились над Индийским океаном и двигались в направлении Австралии. В 17 часов 11 минут шаттл подошёл к телескопу на расстояние, с которого телескоп может быть захвачен манипулятором, длина которого 15 м (50 футов).

В 17 часов 13 минут астронавт Меган Макартур с помощью робота-манипулятора захватила телескоп «Хаббл», длина которого 13 метров (43 фута) и вес — 12,5 тонн.

В 18 часов 13 минут телескоп «Хаббл» был установлен на специально оборудованной в задней части грузового отсека шаттла вращающейся платформе. Чтобы зафиксировать состояние поверхности и возможные повреждения, которые могли возникнуть на поверхности телескопа в результате столкновения с микрометеоритами или космическим мусором, астронавты «Атлантиса» произвели детальную фотосъёмку телескопа. Фотосъёмка была завершена в 19 часов 25 минут.

Астронавты готовили инструменты и скафандры к предстоящему 14 мая первому выходу в открытый космос.

Четвёртый день полёта

08:31 14 мая — 00:31 15 мая Первый выход в открытый космос начался с небольшим запозданием, в 12 часов 52 минуты по Гринвичу. Выход осуществили Джон Грансфелд и Эндрю Фьюстел. Грансфелд свободно передвигался в грузовом отсеке шаттла, а Фьюстел был закреплён на манипуляторе. Первым заданием была замена старой широкоугольной камеры (Wide Field Planetary Camera 2) на новую широкоугольную камеру (Wide Field Camera 3). Эндрю Фьюстел, закреплённый на роботе-манипуляторе, был подведён к корпусу телескопа и начал раскручивать винты, которыми камера закреплена в корпусе телескопа. Однако один из винтов не поддавался, поэтому Фьюстелу потребовалось намного больше времени, чем планировалось, чтобы достать старую камеру из корпуса телескопа. Приблизительно в 15 часов 8 минут Фьюстел, в конце концов, смог достать старую камеру из корпуса телескопа и временно закрепить её в грузовом отсеке шаттла.

Джон Грансфелд открыл бокс, в котором во время полёта была установлена новая широкоугольная камера 3. Фьюстел, закреплённый на манипуляторе, достал новую камеру из бокса и вставил её в корпус телескопа и закрепил. Операция по замене камеры продолжалась до 15 часов 49 минут. Затем астронавты упаковали старую, снятую с телескопа камеру в транспортный бокс, где была новая камера.

В 16 часов 5 минут специалисты из Центра управления полётом сообщили, что вновь установленная камера функционирует нормально.

Вторым заданием для астронавтов была замена частично вышедшего из строя компьютера обработки и передачи данных. Именно из-за выхода из строя одного из двух каналов передачи данных этого компьютера в сентябре 2008 года полёт шаттла «Атлантис» был отсрочен на семь месяцев. В 16 часов 44 минуты Фьюстел открыл дверцу отсека, где находится заменяемый компьютер. Затем Фьюстел отсоединил компьютер и передал его Грансфелду, который, в свою очередь, передал ему новый компьютер. В 17 часов 38 минут Фьюстел закончил установку нового компьютера в корпусе телескопа. После этого из центра управления в компьютер была передана команда на его включение и тестирование.

Астронавты начали установку захвата в нижней части корпуса телескопа. Этот захват будет использоваться в будущем при сведении телескопа с орбиты. В 19 часов 35 минут астронавты закончили работу.

Астронавты собрали используемые в ходе выхода инструменты. Затем они вернулись в шлюзовую камеру и в 20 часов 4 минуты закрыли выходной люк. В 20 часов 12 минут начался наддув шлюзовой камеры.

Продолжительность выхода составила 7 часов 20 минут вместо планировавшихся шести часов тридцати минут.

Это был 19-й выход в открытый космос, связанный с обслуживанием телескопа «Хаббл».

Пятый день полёта

08:31 15 мая — 01:31 16 мая

День второго выхода в открытый космос. Выход осуществляли Майкл Массимино и Майкл Гуд. Массимино свободно передвигался в грузовом отсеке шаттла, а Гуд был закреплён на манипуляторе. Во время выхода астронавты должны были заменить в телескопе шесть гироскопов стабилизации и три аккумуляторные батареи. Выход начался с небольшим запозданием, в 12 часов 49 минут по Гринвичу, вместо ранее запланированных 12 часов 16 минут.

Массимино начал распаковывать новые, находившиеся в грузовом отсеке шаттла «Атлантис» гироскопы. Майкл Гуд, закреплённый на манипуляторе, начал снимать обшивку отсека телескопа, где располагаются гироскопы. После того как Гуд снял обшивку, Массимино через образовавшийся проход вошёл внутрь корпуса телескопа. Майкл Гуд открутил крепёжные винты снаружи телескопа, а Майкл Массимино отсоединил первый блок, состоящий из двух гироскопов, и через проход в корпусе телескопа передал этот блок Гуду. Первый блок гироскопов был размонтирован в 14 часов 25 минут. После этого Гуд передал Массимино новый блок гироскопов внутрь телескопа. Совместными усилиями Гуда снаружи, а Массимино внутри телескопа новый блок гироскопов был закреплён и подсоединён к электрическим цепям. Эта операция была окончена в 14 часов 40 минут. Было проведено тестирование вновь установленного блока гироскопов. Тест показал, что новый блок вполне работоспособен. Астронавты повторили всё те же операции со вторым блоком гироскопов. В 15 часов 5 минут был снят второй блок гироскопов. При монтировании нового блока внутри корпуса телескопа, астронавты столкнулись с проблемой. Блок никак не вставал на предназначенное место. Астронавты израсходовали очень много времени в попытках установить второй новый блок, но это им не удалось. Было принято решение попытаться установить на это место третий новый блок. Майкл Гуд достал из упаковочного бокса третий новый блок гироскопов и передал его Майклу Массимино внутрь телескопа. В 16 часов 23 минуты астронавтам в конце концов удалось установить третий новый блок гироскопов на место второго блока. В 16 часов 33 минуты был успешно проведён тест на функционирование второго установленного блока гироскопов.

В 16 часов 54 минуты астронавты размонтировали третий, и последний, блок гироскопов. Однако и на это место новый блок не подошёл. Вместо нового блока астронавтам удалось установить запасной блок гироскопов, который был на борту «Атлантиса». Этот запасной блок был снят с телескопа во время обслуживания телескопа в 1999 году, он был отремонтирован и вновь отправлен в космос как запасной. Однако нет гарантии, что этот отремонтированный блок гироскопов будет работоспособен так же долго, как и два новых установленных блока. Для нормальной работы телескопа достаточно двух блоков гироскопов, а в критическом случае — и одного. В 17 часов 40 минут астронавты закончили установку гироскопов. Из-за проблем с установкой одного из блоков гироскопов астронавты на 1,5 часа выбились из графика. В 18 часов 18 минут из центра управления сообщили, что все три блока гироскопов находятся в рабочем состоянии.

В 18 часов 20 минут прошло уже 5,5 часа с начала выхода. Для выполнения следующего задания — замены пакета, состоящего из трёх аккумуляторных батарей, — требуется 95 минут. Три аккумуляторные батареи собраны в один блок размером 90×90×25 см (36×36×10 дюймов) и весом 215 кг (475 фунтов). Было решено продлить пребывание астронавтов в открытом космосе, чтобы выполнить эту работу. Это означает, что астронавты будут работать на пределе ресурсов своих скафандров.

В 19 часов 2 минуты астронавты открыли отсек телескопа, где находятся аккумуляторы. Майкл Гуд демонтировал старый пакет аккумуляторных батарей в корпусе телескопа, а Майкл Массимино распаковал новый пакет, который находился в специальном контейнере в грузовом отсеке шаттла. В 19 часов 36 минут астронавты обменялись пакетами аккумуляторов. В 19 часов 58 минут новый пакет аккумуляторов был установлен в отсеке телескопа. Затем Майкл Гуд закрыл отсек телескопа, где находятся аккумуляторы. Ещё один пакет аккумуляторных батарей планируется заменить 18 мая во время пятого выхода.

В 20 часов 24 минуты астронавты направляются в шлюзовую камеру. В 20 часов 37 минут был закрыт люк шлюзовой камеры. В 20 часов 45 начался наддув, выход в открытый космос закончился. Продолжительность выхода составила 7 часов 56 минут, это почти на полтора часа больше, чем планировалось.

Командир экипажа Скотт Олтман вместе с оператором робота-манипулятора Меган Макартур в течение 45 минут проводили дополнительную инспекцию участков теплозащитного покрытия шаттла, которые не были обследованы во время предыдущей инспекции.

Из-за затянувшегося более чем на полтора часа выхода в открытый космос, чтобы у астронавтов было достаточно времени для отдыха и подготовки к следующему выходу, распорядок дня был сдвинут на один час. Шестой день полёта начнётся в 9 часов 31 минуту (по Гринвичу) вместо 8 часов 31 минуты. Начало четвёртого выхода также сдвинуто на час позже, на 13 часов 15 минут.

Шестой день полёта

09:31 16 мая — 01:31 17 мая

День третьего выхода в открытый космос. Выход осуществляют Джон Грансфелд и Эндрю Фьюстел. Астронавтам предстоит демонтировать в телескопе корректирующую оптическую систему (Corrective Optics Space Telescope Axial Replacement, COSTAR) и вместо неё смонтировать новый спектрограф космического излучения (Cosmic Origins Spectrograph). Корректирующая оптическая система была смонтирована во время первого полёта по обслуживанию телескопа в 1993 году. Новый спектрограф космического излучения — более чувствительный прибор, который предназначен для исследования крупных структур Вселенной. Вес нового прибора — 385 кг (851 фунт), а размер сравним с размером телефонной будки. Второе задание — ремонт усовершенствованной обзорной камеры (Advanced Camera for Surveys, ACS). Усовершенствованная обзорная камера была установлена во время четвёртого полёта к телескопу в 2002 году. В 2007 году в системе управления этой камеры произошло короткое замыкание, и она вышла из строя. Астронавтам предстоит заменить несколько электронных компонентов в системе управления камеры. Выход начался в 9 часов 35 минут. Астронавты подготовили инструменты. В 10 часов 9 минут Эндрю Фьюстел, закреплённый на роботе-манипуляторе, открыл отсек, где находится Корректирующая оптическая система. Грансфелд снял крепления с Корректирующей оптической системы внутри корпуса телескопа. В 10 часов 52 минуты астронавты вынули корректирующую оптическую систему из корпуса телескопа. Корректирующая оптическая система была временно закреплена в грузовом отсеке шаттла. Затем астронавты достали спектрограф космического излучения из транспортного контейнера. Фьюстел, закреплённый на манипуляторе, со спектрографом в руках был вновь подведён к корпусу телескопа. В 11 часов 40 минут астронавты вставили спектрограф в корпус телескопа и начали его закреплять и подсоединять к нему кабели. В 12 часов 3 минуты астронавты закончили установку спектрографа. Астронавты поместили снятую с телескопа корректирующую оптическую систему в транспортный контейнер. Одновременно из центра управления был проведён тест функционирования вновь установленного спектрографа. Тест подтвердил работоспособность спектрографа. В 13 часов астронавты приступили к выполнению наиболее сложной задачи — ремонта усовершенствованной обзорной камеры. В 13 часов 58 минут Грансфелд раскрыл электронный блок обзорной камеры. В 14 часов 22 минуты Грансфелд достал четыре неисправных электронных модуля из электронного блока. В 14 часов 35 минут взамен неисправных в электронный блок были вставлены новые модули. Затем Грансфелд установил новый блок питания и подсоединил его к новым установленным электронным модулям. В 14 часов 58 минут астронавты закончили ремонт электронного блока обзорной камеры. Астронавты закрыли отсек, где расположена обзорная камера. Затем они начали собирать инструменты, которыми они пользовались во время работы в открытом космосе.

В 15 часов 22 минуты по команде с Земли был проведён успешный тест обзорной камеры.

В 15 часов 58 минут Джон Грансфелд и Эндрю Фьюстел вернулись в шлюзовую камеру. В 16 часов 5 минут был закрыт люк шлюзовой камеры.

В 16 часов 11 минут начался наддув шлюзовой камеры. Третий выход в открытый космос закончился. Продолжительность выхода составила 6 часов 36 минут. Это был 21-й выход, связанный с обслуживанием телескопа «Хаббл».

Седьмой день полёта

09:31 17 мая — 01:31 18 мая

В ночь с 17 на 18 мая проводилось тестирование отремонтированной усовершенствованной обзорной камеры. Выяснилось, что работоспособность камеры восстановлена не полностью. Восстановлена работоспособность широкополосного канала и так называемого солнечного слепого канала (solar blind channel), но работоспособность канала высокого разрешения всё ещё имеет проблемы с его системой питания. В этот день был осуществлён четвёртый выход в открытый космос. Выход осуществляла пара — Майкл Массимино и Майкл Гуд. Во время выхода Майкл Гуд был закреплён на роботе-манипуляторе, а Майкл Массимино свободно передвигался в грузовом отсеке шаттла.

Во время выхода астронавты занимались ремонтом блока питания регистрирующего спектрографа (Space Telescope Imaging Spectrograph, STIS). Регистрирующий спектрограф был установлен в телескопе во время второй миссии по обслуживанию в феврале 1997 года. Однако в августе 2004 года блок питания этого прибора вышел из строя. Ремонт блока питания регистрирующего спектрографа — наиболее времязатратная операция: Майкл Массимино должен был раскрутить 111 винтов, чтобы добраться до отказавшего блока питания.

Второе задание для астронавтов — установка новой теплоизоляционной панели (New Outer Blanket Layer, NOBL) на одном из отсеков телескопа.

Четвёртый выход в открытый космос начался с получасовым запозданием — в 9 часов 45 минут. В 10 часов 20 минут Майкл Гуд, закреплённый на манипуляторе, открыл отсек телескопа, где расположен блок управления регистрирующего спектрографа. В 10 часов 37 минут Массимино вошёл внутрь корпуса телескопа. Чтобы открыть блок питания спектрографа, Массимино должен был снять ручку с этого блока. Ручка была закреплена четырьмя винтами. Три винта были легко откручены, а четвёртый винт заклинил. Массимино прилагал максимум усилий, чтобы открутить этот винт и, похоже, сорвал шлиц на головке винта. Массимино пробовал открутить неподдающийся винт с помощью различных инструментов, но безуспешно. В конце концов Массимино, применив силу, согнул неподдающуюся ручку и оторвал её. Борьба с заклинившим винтом продолжалась до 13 часов. Астронавты на два часа выбились из графика работ. После этого астронавты продолжили работать по плану.

Массимино закрепил на блоке специальную плату, которая была сконструирована так, чтобы сотня винтов, которые были откручены с крышки блока, остались бы на этой плате и не разлетелись внутри корпуса телескопа. Эта специальная плата была установлена в 13 часов 31 минуту. Когда Массимино приступил к откручиванию крышки блока, оказалось, что батарея в его инструменте уже разряжена. Массимино вернулся в грузовой отсек шаттла, чтобы взять запасной инструмент и пополнить запасы кислорода в своём скафандре с тем, чтобы максимально продлить время пребывания в открытом космосе. В 14 часов 15 минут Массимино вернулся к телескопу и продолжил работу. В 15 часов 16 минут астронавты сняли крышку с блока спектрографа.

В 15 часов 57 минут Массимино заменил вышедший из стоя модуль питания на новый. Вместо старой крышки с более чем 100 винтами Массимино закрыл блок новой крышкой, которая крепится только двумя зажимами. В 16 часов 53 минуты Майкл Гуд закрыл отсек телескопа, где находится регистрирующий спектрограф.

Из-за потери времени на ремонт регистрирующего спектрографа принято решение второе задание, запланированное для этого выхода, отложить до следующего выхода в открытый космос. Астронавты собрали инструменты, вернулись в шлюзовую камеру и в 17 часов 39 минут закрыли люк. Выход закончился в 17 часов 47 минут. Продолжительность выхода составила 8 часов 2 минуты.

В 17 часов по команде из центра управления был проведен тест отремонтированного спектрографа. Тесты показали, что в результате проведённого ремонта, спектрограф вновь работоспособен.

Восьмой день полёта

09:31 18 мая — 00:31 19 мая День пятого, и последнего выхода в открытый космос. Третий раз в течение этого полёта в космос выходят Джон Грансфелд и Эндрю Фьюстел. Во время выхода астронавты должны заменить второй пакет аккумуляторных батарей, заменить датчик точного наведения (fine guidance sensor) и установить, если позволит время, три теплоизоляционных панели (New Outer Blanket Layer, NOBL). Одна из этих панелей должна была быть установлена во время четвёртого выхода, но из-за нехватки времени это не было сделано. На этот раз Грансфелд работает закреплённым на роботе-манипуляторе, а Фьюстел свободно перемещается в грузовом отсеке шаттла. Роботом-манипулятором, как и во время всех предыдущих выходов, управляет Меган Макартур.

Пакет, в котором собраны три аккумулятора, весит 215 кг (475 фунтов). Эти аккумуляторы обеспечивают электропитание телескопа, когда он находится на теневой стороне Земли. Старые аккумуляторы проработали в телескопе девятнадцать лет (начиная с 1990 года), за это время их мощность снизилась до 50 % от первоначальной.

Выход начался в 12 часов 20 минут. В 12 часов 57 минуты Грансфелд, который был закреплён на манипуляторе, открыл отсек в корпусе телескопа, где находятся аккумуляторные батареи. В это же время Фьюстел доставал новый пакет аккумуляторов из транспортного контейнера. Грансфелд отсоединил кабели от аккумуляторов, снял крепления и в 13 часов 18 минут достал пакет аккумуляторов из корпуса телескопа. Затем астронавты обменялись пакетами аккумуляторов. Фьюстел начал упаковывать снятые с телескопа аккумуляторы, а Грансфелд был вновь, верхом на манипуляторе, перенесён к телескопу и начал устанавливать новые аккумуляторы в отсеке телескопа. В 13 часов 50 минут новые аккумуляторы были установлены и подключены. Сразу же по команде с Земли проведен тест вновь установленных аккумуляторов. Тест был успешным. В 13 часов 59 минут Грансфелд закрыл отсек с аккумуляторами. Первое задание сегодняшнего выхода было выполнено к 14 часам. Следующее задание — замена датчика наведения. Грансфелд начал открывать отсек датчика. Опять проблемы с одним из винтов, но Грансфелд применив силу, преодолел эти проблемы и в 14 часов 25 минут открыл отсек датчика. Оба астронавта вместе начали отсоединять кабели от датчика. В 15 часов астронавты освободили и достали датчик наведения из корпуса телескопа. Этот датчик был установлен в телескопе в 1999 году. В 15 часов 15 минут астронавты достали новый датчик из транспортного контейнера. В 15 часов 41 минуты новый датчик установлен в телескопе. В 16 часов 5 минут астронавты упаковали старый датчик в транспортном контейнере. Выполнение второго задания завершено.

К 16 часам 49 минутам астронавты установили первую теплоизоляционную панель на отсеке телескопа № 5. К 17 часам 28 минутам астронавты установили вторую теплоизоляционную панель на отсеке телескопа № 8. К 17 часам 45 минутам астронавты установили третью теплоизоляционную панель на отсеке телескопа № 7. Все запланированные задания успешно выполнены.

Астронавты сняли защитное покрытие со сложенных антенн «Хаббла» и собрали инструменты, которые были использованы во время всех выходов. В 19 часов 19 минут антенны телескопа были раскрыты.

Астронавты вошли в шлюзовую камеру. Выход закончился в 19 часов 22 минуты. Продолжительность выхода составила 7 часов 2 минуты.

Продолжительность всех пяти выходов в общей сложности составила 36 часов 56 минут. За все пять миссий по обслуживанию телескопа было выполнено 23 выхода в открытый космос. Суммарная продолжительность всех 23 выходов составила около 166 часов.

19 мая телескоп «Хаббл» будет отсоединён от шаттла «Атлантис» и отправлен в свободный полёт.

Завершая пятый, и последний выход в открытый космос, Джон Грансфелд, который во время своих трёх полётов к «Хабблу» совершил больше всех (8) выходов в открытый космос, сказал:

«Мы завершаем действительно грандиозное предприятие, это была беспрецедентная миссия. „Хаббл“ — это не только спутник, это стремление человечества к знанию. Это сплав совершенной техники и человеческой изобретательности. Особенно эта миссия показала, что это единственный путь — на пределе возможного, переходящего в невозможное. Во время этой миссии мы пытались сделать то, что некоторые люди считали невозможным. Мы сделали это, и мы желаем всего наилучшего „Хабблу“. Это действительно символ великой страны, в которой мы живём, в которой мы можем делать то, что мы сделали, на таком изумительном космическом корабле, как „Атлантис“. Я убеждён, что, если мы способны разрешать такие проблемы, как ремонт „Хаббла“, отправляясь в космос, и выполнять такую работу, пролетая над Землёй со скоростью 17 500 миль в час, то мы сможем разрешить и другие грандиозные задачи, такие как: проблемы энергетики и климата — все проблемы, которые стоят перед НАСА как первоочередные. Прежде чем я и Эндрю войдём в шлюзовую камеру, я хочу пожелать „Хабблу“ удачной работы, с новыми инструментами, которые мы установили, он сможет и дальше раскрывать тайны Вселенной.»

Девятый день полёта

08:31 19 мая — 00:01 20 мая

Официально объявлено, что приземление шаттла «Атлантис» перенесено на один виток раньше: приземление должно состояться 22 мая в 14 часов 1 минуты (10 часов 1 минуты летнего восточного времени США). Ранее приземление планировалось на 15 часов 22 минуты. Перенос связан с неблагоприятным прогнозом погоды на вторую половину дня в районе места приземления, с тем, чтобы до момента ухудшения погоды до неприемлемых для приземления условий иметь возможности для приземления.

  • Первая возможность: виток 165, тормозной импульс в 12:50, приземление в 14:01
  • Вторая возможность: виток 166, тормозной импульс в 14:35, приземление в 15:39.

В 10 часов 45 минут робот-манипулятор, которым управляла Меган Макартур, был присоединён к телескопу «Хаббл». В 11 часов 24 минуты были сняты все крепления, которые удерживали телескоп на специальной платформе в грузовом отсеке шаттла. Телескоп, с помощью манипулятора, был поднят над грузовым отсеком шаттла. В 12 часов 33 минуты был открыта крышка диафрагмы телескопа. В 12 часов 57 минуты робот-манипулятор был отсоединён от телескопа, с этого момента телескоп «Хаббл» вновь находится в свободном полёте. Это произошло на 119-м витке шаттла над северо-восточным побережьем Африки. В 13 часов 2 минуты «Атлантис» отошёл от телескопа на 45 м (150 футов). В 13 часов 19 минут «Атлантис» отошёл от телескопа на 230 м (760 футов). В 13 часов 23 минуты была выключена связь между «Атлантисом» и телескопом.

Управление телескопом полностью перешло к наземному центру управления. В течение лета специалисты космического центра им. Годдарда будут проводить серию тестов и калибровок вновь установленных и отремонтированных приборов телескопа «Хаббл». Первые снимки от телескопа будут получены в начале сентября.

13 часов 29 минут командир корабля Скотт Олтман и пилот Грегори Джонсон включили двигатели шаттла «Атлантис». В 13 часов 45 минут «Атлантис» отошёл от телескопа на 2,5 км (8000 футов).

15 часов 2 минуты была проведена корректировка орбиты шаттла. Параметры орбиты после корректировки: перигей — 290 км, апогей — 560 км (184 × 350 миль).

В 15 часов 48 минут к манипулятору вновь был подсоединён удлинитель с камерами и в 17 часов 19 минут астронавты, с помощью камер установленных на манипуляторе с удлинителем, начали обследование теплозащитного покрытия передних кромок крыльев и носа шаттла. Это обследование должно подтвердить, что за время нахождения в космосе шаттл не получил повреждений от возможных столкновений с микрометеоритами или космическим мусором.

В 21 час 5 минут обследование теплозащитного покрытия шаттла было закончено. Все данные, полученные в результате обследования, переданы на Землю. Специалисты на Земле должны проанализировать полученные данные и на основе анализов принять решение о безопасном приземлении «Атлантиса».

Десятый день полёта

08:03 20 мая — 23:01 20 мая

В этот день астронавты имели день отдыха. В течение сорока минут экипаж общался (начало общения — 14 часов 26 минут) с журналистами, находящимися в различных космических центрах НАСА.

В 16 часов 6 минут астронавты «Атлантиса» связались с членами 19-й долговременной экспедиции МКС.

В этот же день экипаж разговаривал по телефону с президентом США Бараком Обамой.

Анализ данных, полученных в результате обследования теплозащитного покрытия шаттла, проведённого 19 мая, показал, что «Атлантис» не имеет каких-либо повреждений, которые могли бы помешать успешному возвращению на Землю.

С целью экономии ресурсов шаттла астронавты переключили в энергосберегающий режим системы и приборы, которые не используются в данный момент. Это сделано в предположении, что приземление «Атлантиса» придётся перенести на более поздний срок, так как синоптики предсказывают значительное ухудшение погоды во Флориде.

Приземление в пятницу, 22 мая, планируется только в космическом центре Кеннеди во Флориде. Если непогода помешает приземлению в пятницу, то в субботу будут рассматриваться возможности приземления в Калифорнии, на военно-воздушной базе Эдвардс.

Шаттл «Индевор», который установлен на стартовой площадке 39В, продолжает оставаться в трёхсуточной готовности к старту, хотя объявлено, что «Атлантис» способен приземлиться самостоятельно. Только после того как двигатели «Атлантиса» будут включены на торможение, он войдёт в атмосферу и безвозвратно перейдёт на траекторию приземления, «Индевор» будет снят с дежурства. Специалисты начнут подготовку к передвижению «Индевора» на стартовую площадку 39А для назначенного на 13 июня 2009 г. старта плановой миссии STS-127.

Одиннадцатый день полёта

07:04 21 мая — 22:01 21 мая

Астронавты упаковывали свои инструменты и вещи, проверяли системы шаттла, которые будут задействованы во время приземления. С целью тестирования несколько раз включали и выключали двигатели шаттла. Тесты показали, что все системы шаттла функционируют нормально.

В 16 часов 31 минуту экипаж имел разговор с сенатором Барбарой Микульски, которая является председателем подкомитета сената, в ведении которого находится НАСА. В разговоре принимали участие также и другие члены американского сената.

В 18 часов 41 минуту астронавты отвечали на вопросы корреспондентов американских СМИ: ABC, FOX, CBS, NBC и CNN.

Специалисты НАСА приняли решение снять с дежурства шаттл «Индевор», который находился в состоянии готовности к старту с миссией спасения STS-400. Это решение было принято в связи с тем, что шаттл «Атлантис» находится в хорошем состоянии и способен самостоятельно вернуться на Землю. Шаттл «Индевор» будет готовиться к своей очередной миссии к МКС — STS-127, старт которой назначен на 13 июня.

Двенадцатый день полёта

06:01 22 мая — 14:01 22 мая

Погода над центром Кеннеди остаётся плохой. Зона низкого давления над Мексиканским заливом обуславливает дожди и грозы над Флоридой. Нижняя кромка облаков находится на высоте 1200 м (4000 футов), ветер до 35 км/ч (19 узлов), грозы в радиусе 55 км (30 морских миль) вокруг взлётно-посадочной полосы космодрома на мысе Канаверал. Такие погодные условия не подходят для приземления шаттла.

22 мая «Атлантис» имел две возможности для приземления:

  • Первая возможность: виток 165, тормозной импульс в 12:49, приземление в 14:00
  • Вторая возможность: виток 166, тормозной импульс в 14:33, приземление в 15:39.

В 9 часов 56 минут отменена первая попытка приземления на 165 витке, причина — неблагоприятные погодные условия.

В 11 часов 48 минут принято решение об отмене второй попытки приземления. «Атлантис» остаётся на орбите дополнительные сутки.

В субботу (23 мая) «Атлантис» имеет шесть возможностей для приземления: три в космическом центре Кеннеди, во Флориде и три на военно-воздушной базе Эдвардс в Калифорнии.

Возможные приземления во Флориде 23 мая:

  • Первая возможность: виток 180, тормозной импульс в 12:01, приземление в 13:15
  • Вторая возможность: виток 181, тормозной импульс в 13:45, приземление в 14:54
  • Третья возможность: виток 182, тормозной импульс в 15:29, приземление в 16:33.

Возможные приземления в Калифорнии 23 мая:

  • Первая возможность: виток 181, тормозной импульс в 13:29, приземление в 14:45
  • Вторая возможность: виток 182, тормозной импульс в 15:11, приземление в 16:23
  • Третья возможность: виток 183, тормозной импульс в 16:55, приземление в 18:02.

Тринадцатый день полёта

05:01 23 мая — 21:01 23 мая

В ходе подготовки к приземлению, в 9 часов 32 минуты, был закрыт грузовой отсек шаттла. В 10 часов астронавты начали надевать взлётно-посадочные скафандры. В 10 часов 59 минут первая возможность для приземления (в 13 часов 15 минут) отменена из-за неблагоприятной погоды. На следующем, 181-м витке имелись две возможности, одна на мысе Канаверал (в 14 часов 54 минуты) и одна на военно-воздушной базе Эдвардс (в 14 часов 45 минут). Погода над Флоридой продолжает оставаться неприемлемой для приземления. Погода в Калифорнии вполне приемлема.

В 12 часов 34 минуты принято решение перенести приземление «Атлантиса» на 24 мая.

Приземление «Атлантиса» отменено из-за неблагоприятной погоды в районе космодрома на мысе Канаверал. Хотя погода в Калифорнии благоприятна для приземления, попытки приземления на военно-воздушной базе Эдвардс были также отменены. Прогноз погоды во Флориде на воскресенье (24 мая) указывает на значительное улучшение, поэтому НАСА надеется, что «Атлантис» всё-таки приземлится на мысе Канаверал. Приземление на военно-воздушной базе Эдвардс нежелательно из-за задержки на десять суток в подготовке к следующему полёту «Атлантиса» и дополнительных расходов (около 1,8 млн долларов) на перевозку шаттла из Калифорнии во Флориду.

В 13 часов 9 минут вновь был открыт грузовой отсек шаттла. Астронавты начали снимать скафандры. Возможности приземления во Флориде 24 мая:

  • Первая возможность: виток 196, тормозной импульс в 12:58, приземление в 14:11
  • Вторая возможность: виток 197, тормозной импульс в 14:31, приземление в 15:49.

Возможности приземления в Калифорнии 24 мая:

  • Первая возможность: виток 197, тормозной импульс в 14:25, приземление в 15:40
  • Вторая возможность: виток 198, тормозной импульс в 16:08, приземление в 17:19.

Четырнадцатый день полёта

05:01 24 мая — 15:39 24 мая

Погода во Флориде остаётся облачной и дождливой. В Калифорнии безоблачно и стабильно. Прогноз на предполагаемое время приземления на мысе Канаверал остаётся неблагоприятным.

В 10 часов 20 минут был закрыт грузовой отсек шаттла. В 11 часов 15 минут астронавты надевают взлётно-посадочные скафандры.

В 12 часов 28 минут первая сегодняшняя попытка приземления на мысе Канаверал отменена. Причина та же — неблагоприятные погодные условия.

В 14 часов 2 минуты принимается решение приземлять «Атлантис» в Калифорнии на военно-воздушной базе Эдвардс. Это 53-е приземление шаттла в Калифорнии.

В 14 часов 24 минуты двигатели «Атлантиса» включены на торможение. Двигатели проработали точно заданное время — 2 минуты 36 секунд. В это время «Атлантис» находился над южной Атлантикой, побережьем западной Африки.

15 часов 39 минут шаттл «Атлантис» приземлился на взлётно-посадочной полосе № 22 военно-воздушной базы Эдвардс в Калифорнии.

Продолжительность полёта составила 12 суток 21 час 37 минут.

Через 8—9 дней «Атлантис» на специально оборудованном «Боинге-747» будет перевезён в космический центр Кеннеди во Флориду.

Итоги

Все поставленные перед миссией задания были выполнены. Только одна пара новых гироскопов стабилизации не была установлена, вместо новой пары была установлена отремонтированная пара. Все остальные новые приборы были установлены в телескопе «Хаббл». Были также проведены все запланированные ремонтные работы. Не удалось восстановить работоспособность только канала высокого разрешения в усовершенствованной обзорной камере. Специалисты отмечают, что этот канал ответственен за передачу менее 15 % данных. После проведенного обслуживания, телескоп «Хаббл» должен нормально функционировать минимум пять лет, но, по самым оптимистичным оценкам, телескоп сможет продолжать свою работу в течение десяти лет.

Новая широкоугольная камера 3, установленная на телескопе «Хаббл», позволяет проводить наблюдения в ультрафиолетовом, инфракрасном и видимом спектрах. С помощью этой камеры будут исследоваться планеты звёздных систем, и проводиться поиски самых старых звёздных систем.

Новый спектрограф космического излучения позволит проводить исследования процесса синтеза химических элементов в звёздах, в том числе образования углерода и других элементов, связанных с возникновением жизни. 2 июня 2009 года шаттл «Атлантис» вернулся в Космический центр Кеннеди. 24 мая «Атлантис», после успешного выполнения миссии STS-125, приземлился на военно-воздушной базе Эдвардс. «Атлантис» был закреплён на спине специально оборудованного «Боинга 747». 1 июня в 15 часов 6 минут по Гринвичу (8 часов 6 минут летнего времени тихоокеанского побережья США) «Боинг» с шаттлом на спине стартовал в направлении Флориды. Полёт проходил на высоте около 4,5 км (15000 футов). По пути следования «Боинг» имел три промежуточные посадки для дозаправки.

Первая промежуточная посадка на военном аэродроме Биггс (Biggs Army Airfield) в Эль-Пасо на западной границе штата Техас. Здесь «Боинг» с шаттлом приземлился в 17 часов 22 минут. В Эль-Пасо «Боинг» оставался всю ночь.

2 июня в 12 часов 40 минут «Боинг» с «Атлантисом» продолжили свой полёт. Следующая промежуточная посадка на военно-воздушной базе «Лэкланд» (Lackland Air Force Base) в районе города Сан-Антонио (штат Техас). В 14 часов 12 минут «Боинг» прибыл на базу «Лэкланд». После дозаправки, в 16 часов 40 минут, «Боинг» продолжил полёт. Следующая посадка на военно-воздушной «Коламбус» (Columbus Air Force Base) в Мисисипи.

В 18 часов 40 минут «Боинг» прибыл на базу «Коламбус». В 20 часов 40 минут «Боинг» с шаттлом «Атлантис» продолжил полёт и в 22 часа 53 минуты приземлился на взлётно-посадочной полосе № 15 в Космическом центре Кеннеди во Флориде.

Через двадцать суток, после старта 13 мая, шаттла «Атлантис» возвратился в исходную точку. «Атлантис» был снят с «Боинга» и перевезён в ангар, где была начата подготовка к следующей миссии — STS-129, старт которой был назначен на 12 ноября 2009 года.

В ходе миссии снимался материал который лёг в основу фильма «Хаббл IMAX 3D».

См. также

Напишите отзыв о статье "STS-125"

Ссылки

  • [www.nasa.gov/mission_pages/shuttle/shuttlemissions/hst_sm4/index.html NASA — Hubble Space Telescope Servicing Mission 4]
  • [www.nasa.gov/mission_pages/shuttle/shuttlemissions/sts125/news/125_status_search_agent_archive_1.html STS-125 MCC Status Repors]
  • [www.nasa.gov/rss/125_update.xml Hubble Servicing Mission Update]
  • [sm4.gsfc.nasa.gov/overview/intro.php Servicing Mission 4]
  • [www.cbsnews.com/network/news/space/125/STS-125_Archive.html CBS NEWS Coverage of STS-125]
  • [spaceflightnow.com/shuttle/sts125/ STS-125 Mission Coverage]
Серия КА «Шаттл»
Предыдущий полёт:
Дискавери STS-119
STS-125 Следующий полёт:
Индевор STS-127

Отрывок, характеризующий STS-125


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.