Атман
А́тман (санскр. आत्मन्, ātman IAST, «самость», «дух», «высшее Я») — одно из центральных понятий индийской философии и религии индуизма: вечная, неизменная духовная сущность, абсолют, осознающий своё собственное существование. Термин используется для описания высшего «Я» человека и всех живых существ. После «пробуждения» человек знает себя как «Атма» — «я не это, я ТО», «я есть абсолют, и я это знаю» — абсолют (человек) осознаёт своё существование. В качестве высшего субъективного начала, «абсолютного сознания», Атман соотносится с верховным объективным принципом, «абсолютным бытием» — Брахманом, в предельном случае отождествляясь с ним[1].
Содержание
В Упанишадах
Согласно Упанишадам различают индивидуальный Атман и высший Атман. Так в «Мандукья-упанишаде» есть следующий стих: «Не имеет частей четвёртое [состояние] — неизреченное, растворение проявленного мира, приносящее счастье, недвойственное. Так звук Ом и есть Атман. Кто знает это, проникает [своим] Атманом в [высшего] Атмана».
В Айтарея-упанишаде Атман создает миры (1.1.1) и отождествляется (3.2,3) с Брахманом, Индрой, Праджапати, пятью махабхутами, различными качествами, всем «что дышит, и движущееся [по земле], и летающее, и неподвижное», познанием. Он — «тот, благодаря которому видят, благодаря которому слышат, благодаря которому обоняют запахи, благодаря которому произносят речь, благодаря которому распознают сладкое и несладкое».
В Брихадараньяка-упанишаде (1.1.4) Атман в виде пуруши становится «таким, как женщина и мужчина, соединенные в объятиях», разделяется на две части и так появляются супруг и супруга. Атман называется миром всех существ, состоит из речи, разума и дыхания (1.1.5), при этом «речь — этот мир, разум — воздушное пространство, дыхание — тот мир., .. разум — отец, речь — мать, дыхание — потомство». Жизненные силы, миры, боги и все существа выходят из Атмана как паутина из паука, или искры из пламени (1.2.1). Говорится, что брахманство, кшатра, боги, миры и существа оставляют того, кто считает их отличным от Атмана (1.2.4). «Подобно тому, как все спицы заключены между ступицею колеса и ободом колеса, так все существа, все боги, все миры, все дыхания, все Атманы заключены в этом Атмане» (1.2.5). При этом Атман отличен от природных стихий, существ, чувств, и познания, в которых он находится (1.2.7). Атман «непостижим, ибо не постигается, неразрушим, ибо не разрушается, неприкрепляем, ибо не прикрепляется, не связан, не колеблется, не терпит зла».
В Упанишадах прослеживается соответствие четырёх онтологических уровней реальности, восходящих от множественности к единому, четырём состояниям человеческой психики, связанным с постепенным освобождением от авидьи, неведения. Телесному космосу (Вират) соответствует состояние бодрствования, Атман называется в нём Вайшванара. С «тонким» миром «золотого зародыша», то есть совокупности всех душ (Хираньягарбха), соотносится сон со сновидениями, Атман носит имя Тайджаса. Третий уровень — это глубокий сон без сновидений, Атман именуется Праджня, в макрокосмическом плане с ним коррелирует Ишвара, верховный Господь. Четвёртое состояние Атмана, Турия, полностью свободно от различения субъективного и объективного и, вообще, от каких-либо «позитивных» ограничивающих определений[1].
В веданте
Адвайта-веданта понимает Атман как чистое сознание (чайтанья), лишённое атрибутов и частей. Феноменальный мир возникает в результате «наложения» (адхьяса) иллюзорной (майя) видимости (виварта) на единственно подлинную и неизменную действительность Атмана. Ряд других школ веданты признаёт определённую реальность множества атманов, зависимых от верховного из них, персонифицированного Бога (Ишвары)[1].
В ньяя-вайшешике
Ньяя и вайшешика считают Атман, или индивидуальную душу, одной из девяти субстанций. Сознание возникает при соединении Атмана с манасом, то есть рассудком[1].
В санкхье
В философии санкхьи Атман тождественен Пуруше — множеству высших «Я» всех живых существ в мире[2].
Буддизм
Философия буддизма отвергает понятие Атман как индивидуальную духовную субстанцию — так называемая доктрина анатмана, или анатты. Место Атмана, в частности, в школах буддизма Махаяны занимает доктрина природы Будды. В школе йогачара неким аналогом Атмана может служить «корневое сознание», «сознание-сокровищница» — алая-виджняна, понимаемая, однако, в отличие от Атмана, не как неизменная сущность, но как поток состояний[3].
См. также
Напишите отзыв о статье "Атман"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 Н. В. Исаева. [iph.ras.ru/elib/0311.html Атман] // Новая философская энциклопедия / Ин-т философии РАН; Нац. обществ.-науч. фонд; Предс. научно-ред. совета В. С. Стёпин, заместители предс.: А. А. Гусейнов, Г. Ю. Семигин, уч. секр. А. П. Огурцов. — 2-е изд., испр. и допол. — М.: Мысль, 2010. — ISBN 978-5-244-01115-9.
- ↑ О Пуруше (Атмане) в «Санкхья-карике» Ишваракришны (основном тексте санкхьи), сказано следующее: «Ввиду предназначенности составного для другого, [необходимости наличия] противоположности трехгунному и т. д., управления, существования „вкушающего“, а также деятельности ради изоляции — Пуруша существует. Ввиду распределенности рождений, смертей и „инструментария“, неодновременности в действиях и различности в трехгунном устанавливается множественность Пуруши». Таким образом Пуруша (Атман) это тот кто наблюдает проявления Пракрити — мир.
- ↑ С. Чаттерджи, Д. Датта. Индийская философия, ч. 4, гл. III.2 (Школа субъективного идеализма йогачаров).
Отрывок, характеризующий Атман
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.
Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
