Атнабаев, Ангам Касимович

Ангам Касимович Атнабаев
Әнғәм Ҡасим улы Атнабаев
Дата рождения:	23 февраля 1928(1928-02-23)
Место рождения:	д. Старый Курдым Бирского кантона БАССР (ныне Татышлинского района республики Башкортостан)
Дата смерти:	2 сентября 1999(1999-09-02) (71 год)
Место смерти:	Уфа, Россия
Гражданство:	СССР СССР → Россия Россия
Род деятельности:	поэт, драматург
Годы творчества:	1950-е — 1999
Направление:	социалистический реализм
Жанр:	стихотворение, поэма, пьеса
Язык произведений:	башкирский, татарский
Премии:	Премия имени Г. Саляма
Награды:

Ангам Касимович Атнабаев (башк. Әнғәм Ҡасим улы Атнабаев, тат. Әнгам Касыйм улы Атнабаев; 1928—1999) — башкирский и татарский поэт и драматург. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1988) и БАССР (1977), Народный поэт Башкортостана (1997). Лауреат республиканской премии Г. Саляма (1971).

Биография

Ангам Касимович Атнабаев родился 23 февраля 1928 года в деревне Старый Курдым Бирского кантона БАССР (ныне Татышлинского района республики Башкортостан).

В период с 1943 по 1951 годы Ангам Атнабаев преподавал татарский язык в Аксаитовской и Курдымской средних школах Татышлинского района. Учился в Казанском педагогическом институте.

В период с 1951 года по 1968 год он работал сначала литературным сотрудником, затем заведующим отделом в редакции республиканской газеты «Кызыл тан».

С начала 1977 по 1980 годы Ангам Касимович работает в должности заместителя редактора республиканского сатирического журнала «Хэнэк» («Вилы»).

Дебют Ангама Атнабаева в литературе состоялся в 50-е годы XX века, а 1958 году вышел на свет его первый сборник стихов «Разговор с сердцем». Он также является автором более 20 книг стихов и поэм, в таких как: «Встреча с молодостью» (1961), «Я обращаюсь к тебе» (1963), «Любовь моя, тоска моя» (1968), «Дорога сердца» (1971), «Ты всегда со мной» (1972), «Годы оставляют песни» (1975), «Мелодии колокольчика» (1978) и другие.

А. Атнабаев успешно работал и в жанрах драматургии. Его драмы «Он вернулся» («Ул ҡайтты», 1960), «Приговор матери», «В последний день лета» («Йәйҙең һуңғы көнө», 1961), «Близнецы», «С законным браком», «Шонкар» («Шоңҡар», 1977), «Песнь о любви» («Мөхәббәт тураһында йыр», 1968), «Огонь» («Ут», 1974) и другие построены на острых, драматических конфликтах, труднопреодолимых социально-нравственных противоречиях и ставились на сценах театров республики. В центре его пьесы «Он вернулся» («Ул ҡайтты», 1960) описана судьба человека, пережившего войну, плен и скитания за океаном.

А. Атнабаев создавал свои произведения на татарском языке, на башкирском языке публиковался в переводе (Интервью с сыном А. Атнабаева).

Награды и премии

За плодотворную творческую деятельность А. Атнабаеву была присуждена Республиканская премия имени Г. Саляма и звание заслуженного деятеля искусств РСФСР (1988) и БАССР (1977). А в 1997 году Ангам Касимович был удостоен звания народного поэта Башкортостана. В 1999 году был награждён медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени.

Память

• Школе села Старый Курдым присвоено имя А. Атнабаева, перед школой установлен его бюст.
• Улицы в городе Нефтекамске, в селах Верхние Татышлы и Старый Курдым названы именем А. Атнабаева.

Опубликованные книги

На башкирском языке:

• Шиғырҙар һәм поэмалар, Өфө, 1966;
• Пьесалар, Өфө, 1969;
• Балаҡайҙарым. Пьесалар, Өфө, 1974;
• Шиғырҙар һәм поэмалар, Өфө, 1977.

В русском переводе:

• Любовь моя, тоска моя. Стихи и поэмы, Уфа, 1969;
• Ты всегда со мной, Уфа, 1972 и др.

Литература

• Гайнуллин М., Хусаинов Г., Писатели Советской Башкирии, Библиографический справочник, Уфа, 1969.

Ссылки

• [encycl.bash-portal.ru/atnabaev.htm Ангам Атнабаев в Башкирской энциклопедии]
• [www.tatyshly.ru/city/famous_people.php Знаменитые люди Татышлинского района]
• [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke9/ke9-0803.htm Краткая литературная энциклопедия]
• [old.bashvest.ru/showinf.php?id=3999 Поэту Атнабаеву установят памятник в Курдыме]
• [башкирская-энциклопедия.рф/index.php/read/8-statya/1124-atnabaev-n-m-asim-uly Статья в Башкирской энциклопедии] (башк.)

Отрывок, характеризующий Атнабаев, Ангам Касимович

– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.