Атос

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Атос
Athos

Атос. Монета НБРБ.
Создатель:

Александр Дюма-отец

Произведения:

«Три мушкетёра», «Двадцать лет спустя», «Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя», «Юность мушкетёров»

Пол:

мужской

Национальность:

француз

Место рождения:

Берри (Франция)

Дата смерти:

1661

Место смерти:

поместье Бражелон, Орлеане (Франция)

Семья:

Анна де Бейль

Дети:

Рауль-Огюст-Жюль де Бражелон

АтосАтос

Ато́с (фр. Athos, он же Оливье, граф де Ла Фер, фр. Olivier, comte de La Fère; ок. 1599—1661) — королевский мушкетёр, вымышленный персонаж романов Александра Дюма «Три мушкетёра», «Двадцать лет спустя» и «Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя». Его имя присвоено астероиду (227930) Атос[1].

В «Трёх мушкетёрах» наряду с Портосом и Арамисом является другом д'Артаньяна, главного героя книг о мушкетёрах. У него таинственное прошлое, связывающее его с отрицательной героиней леди Винтер (Миледи).





Характеристика персонажа

Атос является самым старшим мушкетёром, играет роль отца-наставника для других мушкетёров. В романах он описан как благородный и статный, но также и очень скрытный человек, топящий свои печали в вине. Атос более остальных склонен к грусти и меланхолии.

При этом Атос впервые встретился с д’Артаньяном, когда тот бросился в погоню за незнакомцем из Менга, и даже вызвал его на дуэль, которая, однако, не состоялась из — за появления гвардейцев кардинала Ришелье.

К концу романа «Три мушкетера» открывается, что он был мужем Миледи до того, как она вышла замуж за лорда Винтера. Более того, Атос в самом романе осуждает на казнь свою бывшую жену, которая находит в д’Артаньяне нового врага.

В последующих двух романах он открыто известен как граф де Ла Фер, пришедший на помощь королю Англии Карлу Стюарту, и отец юного героя Рауля, виконта де Бражелона, матерью которого является герцогиня Шеврез. Личное имя Атоса в романах не раскрывается. Тем не менее, в пьесе Дюма «Юность мушкетёров» юная миледи, звавшаяся тогда Шарлоттой, называет тогдашнего виконта де ла Фер Оливье, так что можно предположить, что это и есть имя Атоса (Арамиса звали Рене, а имя Портоса так и не раскрывается).

Псевдоним Атоса совпадает с французским названием горы Афон (фр. Athos), что упоминается в 13-й главе «Трёх мушкетёров», где комиссар в Бастилии говорит: «Но это не имя человека, а название горы». Его титул, граф де ла Фер, связан с личными владениями короля Генриха IV, которые после наследовал его сын — Луи XIII, а после его смерти — Анна Австрийская. Титул графа де Ла Фер существовал, и был пожалован испанским королём Жаку де Коласу, вице-сенешалю де Монтелимар, военному и государственному деятелю времен Религиозных войн (о нем см. Edouard Colas De La Noue «Un Ligueur: Le Comte de la Fere»).

Возраст Атоса упоминается напрямую в книге "Двадцать лет спустя", где он в 1648 году произносит фразу "Я еще молод, не правда ли; несмотря на мои сорок девять лет, меня все еще можно узнать?"[2]. Подтверждается это и в книге "Десять лет спустя", где упоминается, что ему 62 года, при том, что действие происходит в 1661 году.

Прототип

Прототипом Атоса является мушкетёр Арман де Сийег д’Атос д’Отвиль (фр. Armand de Sillègue d'Athos d'Auteville; 1615—1643), хотя в действительности они имеют мало общего, кроме имени. Как и прототип Арамиса, он был дальним родственником капитана-лейтенанта (фактического командира) роты гасконца де Тревиля (Жан-Арман дю Пейре, граф де Труавиль).

Родина Атоса — коммуна Атос-Аспис в департаменте Атлантические Пиренеи. Его род происходил от светского капеллана Аршамбо де Сийег, которому в XVI веке принадлежал «доменжадюр» (фр. domenjadur) — господский дом Атос. Сначала они получили титул «купец», затем «дворянин». В XVII веке Адриан де Сийег д’Атос, владелец Отвиля и Казабера, женился на демуазель дю Пейре, дочери «купца и присяжного заседателя» в Олороне и двоюродной сестре де Тревиля. У них и родился мальчик, ставший прототипом Атоса. Будучи троюродным племянником капитана мушкетёров, он вступил в его роту около 1641 года. Но мушкетёром в Париже он прожил недолго. Он был найден убитым на дуэли вблизи рынка Пре-о-Клер 22 декабря 1643 года.

Деревушка Атос до сих пор существует, она расположена на правом берегу горной реки Олорон[fr] между Совтер-де-Беарн и Ораасом.

Существует мнение, что за характером каждого персонажа-мушкетёра (помимо исторического лица, имеющего мало отношения к своему тезке-персонажу) стоит кто-либо из парижских друзей-литераторов автора; так, прообразом Атоса является его близкий друг Адольф Лёвен: «В Атосе воплотились черты старшего друга Дюма, Адольфа де Левена. Он действительно был графом, сыном шведского эмигранта. Он взял шефство над юным браконьером из Вилле-Котре, приобщил его к театру, подтолкнул на путь самообразования и стал его первым соавтором. Именно о нём Дюма мог бы сказать, вслед за д’Артаньяном, что он так помог своим словом и примером воспитанию в нём дворянина. Заметим в скобках, что Левен, как и Атос, одно время тоже сильно закладывал за воротник. Дружба их продолжалась до самой смерти Дюма, и после неё тоже. Его виконтом де Бражелоном стал Дюма-сын: он сделал его своим единственным наследником и оставил ему своё имение Марли. Несколько холодный внешне, как все те люди, которые хотят знать, кого они дарят своей дружбой, ибо не могут дарить её без уважения к человеку, дабы не лишить его потом ни того, ни другого, — несколько холодный внешне, Левен был самым надежным, самым преданным, самым нежным другом для тех, кому удалось растопить лед первого знакомства…».[3]

В книге Гасьена де Куртиля де Сандра «Мемуары д’Артаньяна» Атос является братом Портоса и Арамиса.

Кино

В топонимике

  • В честь Атоса в 1855 году участниками американской экспедиции Д. Роджерса была названа гора на чукотском острове Аракамчечен. Впоследствии это название было заменено на чукотское[5].

Напишите отзыв о статье "Атос"

Примечания

  1. [ssd.jpl.nasa.gov/sbdb.cgi?sstr=227930 База данных JPL НАСА по малым телам Солнечной системы (227930)] (англ.)
  2. [loveread.ec/read_book.php?id=1780&p=37 Двадцать лет спустя _ Александр Дюма _ страница 37 _ LoveRead.ec - читать книги онлайн бесплатно]
  3. [gazette.at.ua/Reestr/g10/Gazette_may_2008_2.htm Газет № 7 (7) февраль 2008]
  4. [theatrologia.su/audio/280 Смехов В. — «Когда я был Атосом»] (аудиофрагмент из книги воспоминаний В. Б. Смехова о съёмках известного кинофильма «Д’Артаньян и три мушкётера»)
  5. С. Попов. [toponimika.ru/index.php?id=95 Топонимика Арктики]. Мушкетёры на Чукотке. Полярный круг — М.: Мысль, 1986. Проверено 20 августа 2016.

Ссылки

  • Нечаев С. [posters.ec/b/326051 Три д’Артаньяна: Исторические прототипы героев романов «Три мушкетера», «Двадцать лет спустя» и «Виконт де Бражелон»] — М.: Астрель: ACT CORPUS, 2009. — 411 c.


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Атос

Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.


Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.