Аттая, Михаил Осипович

Михаил Осипович Аттая (1852, Дамаск — 16 сентября 1924, Москва) — российский лингвист-востоковед, педагог.

Биография

По происхождению — сирийский араб; родился в местечке Мидан близ Дамаска. После переезда родителей в Бейрут, окончил в нём коммерческое училище и медицинский факультет Бейрутского университета, а затем словесный факультет Американского колледжа. В студенческие годы стал одним из членов-организаторов тайного общества «Снятие покрывала», боровшегося за права женщины. Вынужден был уехать за границу и в 1875 году принял российское подданство.

С 1873 года до своей смерти преподавал арабский язык, восточную каллиграфию и мусульманское право в Лазаревском институте восточных языков; был создателем библиотеки института и её заведующим (1874—1918). С 1919 года преподавал также на Восточном факультете Военной академии РККА.

В 1920 году был организатором Института живых восточных языков; стал его первым директором.

Являлся членом-корреспондентом московского археологического общества (с 1888). Собирал материалы для сравнительного семитского языкознания.

Труды

Автор около 40 работ по арабской филологии, в т. ч. учебных пособий.

• Практическое руководство к изучению арабского языка. — Казань, 1884.
• Словарь арабско-русский. — М., 1913.
• Руководство арабского языка (народно-разговорного). — М., 1923.
• Руководство для изучения разговорного арабского языка (сирийское наречие). — М., 1923; 1928.

Перевёл на русский язык книгу «Калила и Димна» (М., 1889), на арабский язык — «Интернационал» и «Манифест коммунистической партии».

Литература

• Беляев Е. М. О. Аттая // Новый Восток. Кн. 6. — М., 1924.
• Базиянц А., Шарбатов Г. Первый директор Центрального института живых восточных языков // Азия и Африка сегодня. — 1978. — № 8.
• Волков В. А., Куликова М. В., Логинов В. С. Московские профессора XVIII — начала XX веков. Гуманитарные и общественные науки. — М.: Янус-К, 2006. — С. 21—22. — 300 с. — 2000 экз. — ISBN 5—8037—0318—4.

Отрывок, характеризующий Аттая, Михаил Осипович

Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.