Атуэй

Атуэй
исп. Hatuey
Сожжение Атуэя. Барельеф гаванского Капитолия
Род деятельности:	Касик
Разное:	Боролся с конкистадорами

Атуэ́й (исп. Hatuey; ум. 2 февраля 1512 года) — касик (вождь) одного из племён таино, боровшийся с испанскими конкистадорами на островах Эспаньола и Куба. Считается первым кубинским национальным героем и первым повстанцем Америки.

В 1511 году Атуэй и 400 его воинов бежали с завоёванной испанцами Эспаньолы и предупредили жителей острова Каобана (Куба) о грядущем пришествии конкистадоров. Бартоломе де Лас Касас рассказывает, что он убедил туземцев бросить всё имевшееся у них золото в реку; как ему представлялось, испанцы поклонялись золоту как богу [www.vostlit.info/Texts/rus13/Las_Kasas/kratk_soobsc.phtml?id=794]. Атуэй объединил вокруг себя различные племена и начал устраивать вылазки против испанцев, укрепившихся в форте Баракоа. Некоторое время ему удавалось сдерживать продвижение конкистадоров в глубь острова, но их предводитель Диего Веласкес де Куэльяр, знавший тактику туземцев, смог разбить и уничтожить отряды таино по отдельности. В одной из схваток Атуэй был взят в плен.

Вождь был приговорён к сожжению на костре. Согласно Лас Касасу, перед казнью монах-францисканец убеждал Атуэя принять крещение, чтобы после смерти попасть в рай. Атуэй спросил, попадают ли христиане на небеса; монах ответил, что не все, но лишь самые хорошие и добрые. Тогда вождь заявил, что «не желает на небо, а хочет в ад, лишь бы не оказаться опять среди христиан, столь жестоких людей».

В городе Баракоа установлен памятник Атуэю. Также его имя носит одна из марок кубинского пива.

См. также

• Анакаона

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Атуэй

Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.