Атхарваведа

Статья по тематике Литература индуизма

Веды Риг · Яджур · Сама · Атхарва Деление Самхиты · Брахманы · Араньяки · Упанишады

Упанишады Айтарея · Брихадараньяка · Иша · Тайттирия · Чхандогья · Кена · Мундака · Мандукья · Катха · Прашна · Шветашватара

Веданга Шикша · Чхандас · Вьякарана · Нирукта · Джьотиша · Калпа

Итихасы Махабхарата · Рамаяна

Пураны Бхагавата · Брахмавайварта · Ваю · Вишну · Маркандея · Нарада · Падма

Другие писания Смрити · Шрути · Бхагавадгита · Агама · Панчаратра · Тантры · Кавача · Сутры · Стотры · Дхармашастры · Дивья-прабандха · Теварам · Чайтанья-чаритамрита · Рамачаритаманаса · Йога-Васиштха

Портал «Индуизм»

«Атхарваве́да» (санскр. अथर्ववेद) — священный текст индуизма, одна из Вед, обычно располагающаяся на четвёртом месте в их нумерации. Согласно индуистской традиции, «Атхарваведа» была в основном составлена двумя группами риши, известными как Бхригу и Ангирасы. Часть «Атхарваведы» приписывается другим риши, таким как Каушика, Васиштха и Кашьяпа. Сохранились две редакции (шакхи) «Атхарваведы», известные как Шаунакия (АВШ) и Пайппалада (АВП).

Этимология

«Атхарваведа» санскр. अथर्ववेद, atharvavéda ^IAST — сложное слово: अथर्वन् atharvan ^IAST — «древний риши», и वेद veda ^IAST — «знание».

Значение

Принадлежат к самому раннему, ведийскому, периоду древнеиндийской литературы, этот памятник занимает особое место среди прочих Вед, отличаясь от них и по своему содержанию, и по тому ритуалу, который с ним связан. «Атхарваведа» уникальна в том отношении, что отражает те стороны жизни древнейших индийцев, память о которых исчезла бы навсегда, не будь она зафиксирована в этой Веде.

Другие Веды обращены к богам, подвиги которых они восхваляют. Они представляют высокую, иератическую поэзию и могут лишь косвенно отразить интересы и потребности людей того времени. «Атхарваведа» гораздо более непосредственно выражает нужды и желания ведийцев. В её заговорах и заклинаниях человек предстаёт в интимных аспектах своего существования. Именно из «Атхарваведы» мы узнаем о нём такие бытовые подробности, которые по своей малости не могли бы найти места в иератических гимнах. В «Атхарваведе» речь идёт обычно не о богах и мифах, а о человеке, его общественной и личной жизни, его болезнях и страхах и т. п. Это своего рода энциклопедия быта ведийских племён, из которой можно почерпнуть сведения и о помазании царя на царство, и о свадьбе или похоронах, и о постройке хижины, и о лечении больных.

Несомненно принадлежа к ядру ведийских писаний, «Атхарваведа» в некотором роде также представляет собой и независимую традицию, параллельную «Ригведе» и «Яджурведе».

Тексты джайнизма и буддизма более враждебны к «Атхарваведе», нежели к другим индуистским текстам (называя её Аггавана (Aggvāna ^IAST) - ведой или на пали Ахавана ( Ahavāna ^IAST ) - ведой). Они даже называют её неарийской Ведой, которую в Пайппаладе (paippalāda ^IAST) придумали для человеческих жертвоприношений. Индуистские тексты также принимают жёсткую позицию, встречаются запреты на упоминание текстов атхарванов (Atharvān ^IAST) в контексте ведийской литературы, хотя некоторые полагают, что причина этого — то, что «Атхарваведа» по времени идёт последней. Сами по себе Атхарван-паришиштхас (Pariśiśhthas ^IAST — дополнения) утверждают, что специальных жрецов школ Мауда (Mauda ^IAST) и Джалада (Jalada ^IAST) следует избегать. Утверждается даже, что женщины, связанные с атхарванами (Atharvān ^IAST), могут страдать от абортов.

«Атхарваведа» так и не была признана канонической наиболее ортодоксальными брахманскими школами.

Редакции

«Чаранавьюха», автором которой принято считать Шаунаку, перечисляет девять шакх, или школ, «Атхарваведы»:

1. Пайппалада (paippalāda ^IAST)
2. Стауда (stauda ^IAST)
3. Мауда (mauda ^IAST)
4. Шаунакия (śaunakiya ^IAST)
5. Джаджала (jājala ^IAST)
6. Джалада (jalada ^IAST)
7. Брахмавада (brahmavada ^IAST)
8. Девадарша (devadarśa ^IAST)
9. Чаранавидья (chāraṇavidyā ^IAST)

Из них сохранились только редакции Шаунакия (АВШ) и Пайппалада (АВП). Главный текст Пайппалады считается более древним, чем главный текст Шаунакии, но оба они содержат также и поздние добавления и изменения. Часто порядок стихов в соответствующих гимнах разнится, иногда в гимнах встречаются стихи, которых нет в другой редакции. Те места, где обе сходятся, скорее всего, восходят к оригинальной версии.

Также в «Вишну-пуране» и «Ваю-пуране» можно найти несколько более древних школ, не перечисленных в «Чаранавьюхе»:

• Суманту (sumantu ^IAST)
• Кабандха (kabandha ^IAST)
• Кумуда (kumuda ^IAST)
• Шаулкаяна (śaulkāyana ^IAST)
• Бабхравья (babhravya ^IAST)
• Мунджакеша (munjakeśa ^IAST)
• Сайндхаваяна (saindhavāyana ^IAST)
• Накшатракальпа (nakśatrakalpa ^IAST)
• Шантикальпа (śāntikalpa ^IAST)
• Самхитавидхи (saṃhitāvidhi ^IAST)

По крайней мере некоторые из них развились в другие школы, упомянутые в списке Чаранавьюхи. Самхитавидхи, Шантикальпа и Накшатракальпа — это пять текстов «кальпа», добавленные к традиции Шаунакии и не образовавшие собственных отдельных школ.

Основываясь на тексте Пуран, мы можем предположить следующую историю развития редакций «Атхарваведы»:

vyāsa parāśarya IAST *
          |
       sumantu IAST
          |
 kabandha ātharvan-añgirasa IAST
          |
          +---- pathya IAST
          |        |
          |        +---- kumuda IAST
          |        |        | (?)
          |        |        +---- jalada IAST
          |        +---- jājala IAST
          |        +---- śaunakiya IAST
          |                 | 
          |                 +---- babhravya IAST
          |                 | 
          |                 +---- saindhavāyana IAST
          |                           | (?)
          |                           +---- munjakeśa IAST
          +---- devadarśa IAST
                   |
                   +---- mauda IAST
                   +---- paippalāda IAST
                   |        | (?)
                   |        +---- stauda IAST
                   +---- śaulkāyana IAST
                   +---- brahmavada IAST
                            | (?)
                            +---- chāraṇavidyā IAST

• Вьяса — титул высшего гуру

Парасара — ведийский риши, автор Вишну Пураны.

Существуют два главных общеведийских текста, ассоциируемые с «Атхарваведой»: Вайтана-сутра (vaitāna sūtra ^IAST) и Каушика-сутра (kauśika sūtra ^IAST). Они служат той же цели, что и Видхана (vidhāna ^IAST) Ригведы.

С «Атхарваведой» ассоциируются несколько Упанишад, но они, скорее всего, являются более поздним добавлением к традиции. Важнейшие среди них — Мундака (munḍaka ^IAST и Прашна (praṣna ^IAST). Первая содержит важные отсылки к Шаунаке (Śaunaka ^IAST), основателю Шаунакия Шакхи, вторая ассоциируется с Пайппалада Шакхой.

На русский язык гимны Атхарваведы переведены и опубликованы российским индологом Т. Я. Елизаренковой в 1976 году (2-е изд. - 1995).

Важные моменты

• «Атхарваведа» — первый индийский текст, связанный с медициной. Он определяет в качестве причин болезни живых агентов: например, ятудханья (yatudhānya ^IAST), крими (kṛimi ^IAST) и дурнама (durṇama ^IAST). Атхарваны (atharvāns ^IAST) отыскивают их и убивают с помощью лекарств, чтобы победить болезнь (см. XIX.34.9). Этот подход к болезни неожиданно продвинут по сравнению с тригуморальной (trihumor) теорией, разработанной в пураническом (puraṇic ^IAST) периоде. Остатки оригинальных атхарванических мыслей всё ещё оставались в пураническом периоде, как мы можем видеть в медицинском трактате Сушруты (suṣruta ^IAST) (Гаруда Пурана, карма канда (garuḍa purāṇa, karma kāṃḍa ^IAST) — глава 164). Здесь, следуя атхарванской теории, пуранический текст считает микробов причиной проказы. В той же главе Сушрута также расширяет роль гельминтов в вызове заболеваний. Эти два высказывания могут быть прослежены назад вплоть до Атхарваведа-самхиты. Гимн АВ I.23-24 описывает заболевание проказой и рекомендует применять для лечения раджани аушадхи (rajanī auṣadhi ^IAST). Из описания аушадхи (auṣadhi ^IAST) как растения с чёрными стеблями и тёмными пятнами можно сделать вывод, что имеется в виду, скорее всего, лишайник со свойствами антибиотика. Таким образом, «Атхарваведа» может считаться первым текстом, содержащим записи об использовании антибиотиков.

• «Атхарваведа» также информирует нас о войне. Своё место в самхите (saṃhita ^IAST) «Атхарваведы» находят многие приспособления, такие, как, например, стрела с каналом для яда (apāskambha ^IAST) и яд из касторовых бобов (castor bean poison), отравленная сеть и ловушки с крюками, использование распространяющих болезни жуков и дымовых завес (например, гимны IX .9, IX.10, гимны тришамди (triśaṃdi ^IAST) и ньярбуди (nyārbudi hymns ^IAST)). Эти отсылки к военным практикам и относящимся к ним ритуалам кшатриев (kśatriya ^IAST) и послужили причиной формирования страшной репутации «Атхарваведа». Во время эры Махабхараты, последовавшей сразу после периода Атхарван (atharvān ^IAST) часты были сравнения оружия и мантр героев. Возможно, это сравнение изначально означало применение смертельного оружия в соответствии с традицией Атхарван.

• Некоторые обычные и специальные ритуалы ариев составляют основное содержание «Атхарваведы», так же, как и трёх других вед. Главные ритуалы, раскрываемые «Атхарваведой», — свадьба в канде (kāṃḍa ^IAST) XIV и погребение в канде kāṃḍa ^IAST XVIII. Есть также гимны, специфичные для ритуалов бхригу-агнирасас (bhṛigu-agnirasas ^IAST), врьятьяс (vṛātyas ^IAST) и кшатрияс (kśatriyas ^IAST). Один из важнейших среди них — Вишасахи Врата (Viśhāsahi Vrata ^IAST), исполняемый для призвания Индры (īṃdra ^IAST) и Вишну (Viṣṇu ^IAST) с мантрами XVII-й канды (kāṃḍa ^IAST). Ритуалы врьятья (Vṛātya ^IAST) исполнялись теми, кто избрал кочевой аскетичный образ жизни и обычно посылался в соседние государства главой страны. Похоже, они сыграли определённую роль в сообщении и торговле с соседними государствами (например, можно сравнить с похожим на врьятью путешествием Арджуны в княжество Яду, чтобы договориться с Субхадрой). Наконец, некоторые ритуалы направлены на разрушение врагов (ритуалы и гимны Абхичарика (Abhichārika ^IAST), особенно использующие завершающие мантры XVI-й канды (kāṃḍa ^IAST). Поддерживая традиционные негативные мнения об «Атхарваведе», по сути они отражают некоторые другие гимны из Ригведы, так же, как и Яджурведа (Yajuṣes ^IAST). Более того, ритуалы Абхичарики (Abhichārika ^IAST) были составной частью ведизма, об этом обширно свидетельствуют Брахманы (brāhmaṇa ^IAST) (см. историю Явакрады (Yavakrdḍa ^IAST) в Джайминия Брахмане (Jaiminiya brāhmaṇa ^IAST). Так что «Атхарваведа» полностью укладывается в ведийскую традицию, в то же время концентрируясь на некоторых кланах жрецов огня. Развитие ритуалов Абхичарики (Abhichārika ^IAST) к своей современной форме видно только в литературе видханы (vidhāna ^IAST) и, по сути, началось в ригведийской традиции в форме Ригвидханы (ṛigvidhāna ^IAST). Автор Ригвидханы (ṛigvidhāna ^IAST) даёт отсылки к развитию похожих ритуалов в традиции «Атхарваведы» (ссылки на Агнираса Критьи (Agnirasa Krityās ^IAST). Эти ритуалы достигли кульминации в Каушике (Kauśika ^IAST) и Вайтана-сутре (Vaitana Sūtra ^IAST) и в некоторых Паришиштхах (Pariśiśhthas ^IAST) (дополнениях) к литературе атхарванов (atharvān ^IAST). Однако они сильно удалились от актуальных гимнов, которые провозглашали, что они представляют скорее оформление атхарванской практики, чем её изначальную форму. Несмотря на то, что в своей крайней форме атхарваническая Абхичарика (Abhichārika ^IAST) угасла, она оказала большое влияние на индийскую культуру, выразившееся в происхождении пуранической формы огненного ритуала (яги (yaga)). Она также предоставила стартовую точку для поклонения ставших позже популярными божеств — таких, как Кумара (Картикея) и Ганапати, вставших в центр индуистского ритуала.

Литература

• Елизаренкова Т. Я. О снах в Ригведе и Атхарваведе // «Стхапакашраддха». Сборник статей памяти Г. А. Зографа. СПб.: Центр «Петербургское востоковедение», 1995. — С.209-221.
• Атхарваведа. Пер. Т. Я. Елизаренковой. М. 1976 (2-е изд. -1995).

Ссылки

• Атарваведа // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [sss.vn.ua/vedas/atharvaveda.htm «Атхарваведа» (избранное из книг I—VII)] в переводе Т. Я. Елизаренковой
• [www.vedadev.ru/at Аудиокнига] на санскрите.

Отрывок, характеризующий Атхарваведа

Написав по этой азбуке цифрами слова L'empereur Napoleon [император Наполеон], выходит, что сумма этих чисел равна 666 ти и что поэтому Наполеон есть тот зверь, о котором предсказано в Апокалипсисе. Кроме того, написав по этой же азбуке слова quarante deux [сорок два], то есть предел, который был положен зверю глаголати велика и хульна, сумма этих чисел, изображающих quarante deux, опять равна 666 ти, из чего выходит, что предел власти Наполеона наступил в 1812 м году, в котором французскому императору минуло 42 года. Предсказание это очень поразило Пьера, и он часто задавал себе вопрос о том, что именно положит предел власти зверя, то есть Наполеона, и, на основании тех же изображений слов цифрами и вычислениями, старался найти ответ на занимавший его вопрос. Пьер написал в ответе на этот вопрос: L'empereur Alexandre? La nation Russe? [Император Александр? Русский народ?] Он счел буквы, но сумма цифр выходила гораздо больше или меньше 666 ти. Один раз, занимаясь этими вычислениями, он написал свое имя – Comte Pierre Besouhoff; сумма цифр тоже далеко не вышла. Он, изменив орфографию, поставив z вместо s, прибавил de, прибавил article le и все не получал желаемого результата. Тогда ему пришло в голову, что ежели бы ответ на искомый вопрос и заключался в его имени, то в ответе непременно была бы названа его национальность. Он написал Le Russe Besuhoff и, сочтя цифры, получил 671. Только 5 было лишних; 5 означает «е», то самое «е», которое было откинуто в article перед словом L'empereur. Откинув точно так же, хотя и неправильно, «е», Пьер получил искомый ответ; L'Russe Besuhof, равное 666 ти. Открытие это взволновало его. Как, какой связью был он соединен с тем великим событием, которое было предсказано в Апокалипсисе, он не знал; но он ни на минуту не усумнился в этой связи. Его любовь к Ростовой, антихрист, нашествие Наполеона, комета, 666, l'empereur Napoleon и l'Russe Besuhof – все это вместе должно было созреть, разразиться и вывести его из того заколдованного, ничтожного мира московских привычек, в которых, он чувствовал себя плененным, и привести его к великому подвигу и великому счастию.
Пьер накануне того воскресенья, в которое читали молитву, обещал Ростовым привезти им от графа Растопчина, с которым он был хорошо знаком, и воззвание к России, и последние известия из армии. Поутру, заехав к графу Растопчину, Пьер у него застал только что приехавшего курьера из армии.
Курьер был один из знакомых Пьеру московских бальных танцоров.
– Ради бога, не можете ли вы меня облегчить? – сказал курьер, – у меня полна сумка писем к родителям.
В числе этих писем было письмо от Николая Ростова к отцу. Пьер взял это письмо. Кроме того, граф Растопчин дал Пьеру воззвание государя к Москве, только что отпечатанное, последние приказы по армии и свою последнюю афишу. Просмотрев приказы по армии, Пьер нашел в одном из них между известиями о раненых, убитых и награжденных имя Николая Ростова, награжденного Георгием 4 й степени за оказанную храбрость в Островненском деле, и в том же приказе назначение князя Андрея Болконского командиром егерского полка. Хотя ему и не хотелось напоминать Ростовым о Болконском, но Пьер не мог воздержаться от желания порадовать их известием о награждении сына и, оставив у себя воззвание, афишу и другие приказы, с тем чтобы самому привезти их к обеду, послал печатный приказ и письмо к Ростовым.
Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.


У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.