Салих, Тайиб

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ат-Тайиб Салих»)
Перейти к: навигация, поиск
Ат-Тайиб Салих
الطيب صالح
Дата рождения:

1929(1929)

Место рождения:

Кармакол

Дата смерти:

2009(2009)

Род деятельности:

писатель

Язык произведений:

арабский

Тайиб Салих (араб. الطيب صالح‎) 12 июля 1929, Кармакол, Северный штат — 18 февраля 2009, Лондон) — суданский писатель, писал на арабском языке. Учился в университете Хартума, затем в Лондонском университете. Работал как журналист — в прессе, на радио (в том числе — в арабской редакции Би-би-си). Был генеральным директором министерства информации в Катаре (Доха). 10 лет проработал в ЮНЕСКО, был представителем ЮНЕСКО в арабских государствах Персидского залива.





Биография

Тайиб Салих один из наиболее известных писателей африканского континента, но его работы были мало известны в мире. Это писатель, который жил между культурой востока и запада. Поддерживал арабскую литературу, выступал за большую популяризацию и перевод творчества арабских писателей. Писатель родился в 1929 году в северной провинции Судана в городке Ад Дебба, округ Мерове, но большую часть жизни провел за пределами своей родины. В детстве он посещал религиозную школу. После школы учился в университете Хартума. Так как он походил из семьи фермеров и религиозных учителей, он сперва собирался работать в сфере сельского хозяйства. Но, недолго проработав учителем, переехал в Лондон, где работал в университете и на британскую телерадиокомпанию BBC. Данный опыт позволил ему работать руководителем суданского радио, но затем эмигрировал в Катар.

Выступал за права людей при исламском режиме в Судане и использование Корана в политических целях. Больше десяти лет вел колонку в арабоязычному журнале Al Majalla. Черпал вдохновения со своей малой родины. Начал литературную карьеру с рассказа «Финиковая пальма у ручья» опубликованном в 1953 году. В 1960 году опубликовал сборник «Пальма Вад Хамида».

Писатель умер в Лондоне на рассвете из-за болезни почек в возрасте 80 лет.

Творчество и признание

Из прозы Салиха мировой известностью пользуется роман Сезон паломничества на Север (1966), переведенный более чем на 20 языков мира и в 2001 названный Арабской академией литературы важнейшим арабским романом ХХ века, он входит в число ста лучших африканских книг ХХ века.

Тайиб Салих автор четырёх романов и сборника рассказов. Салих был больше известный как «политический» писатель, который в своих произведениях исследовал конфликт между востоком и западом, между колонизаторами и колонизованными. Но этот писатель был также известен психологизмом, с которым были написаны его работы. Автор с реалистической точностью сосредотачивался на описаниях местностей, придавая им при этом чувственное описание. Судан перед нами встает с наименьшими деталями: его ароматами, природой и людьми. И, прежде всего, бросаются в глаза не политические мотивы, а чувствительные сцены спокойной жизни людей на берегу Нила. Произведения Салиха насыщенны многими образами, его язык поэтичен. Герои произведений разговаривают на северосуданском диалекте арабского языка, но используются также слова понятные для всех арабоязычных народностей.

В своем первом сборнике рассказов «Пальма Вад Хамида» (1960), написанном в виде драматического монолога, Салих исследует внешние и современные влияния на жизнь в суданской деревне. Его герои борются с угнетением воли и коррупцией, как в среде деревенского общества, так и в отдельно взятой семье.

В рассказе «A Handful of Dates» молодой человек начинает понимать всю жестокость своего любимого дедушки. Фигура дедушки, как носителя культуры, которая являет собой одновременно и болезнь, и красоту Суданской деревни, отягощает внука ношей ответственности, и это постоянный мотив творчества Салиха. В цикле о Вад Хамиде постоянная тема отношений дедушки и внука есть на самом деле изображением конфликта между старым и новым, традицией и современностью, непоступностью и либерализмом.

Наиболее известный роман писателя, принесший ему мировую славу, был роман «Сезон паломничества на север». Но следует при этом заметить ещё две главных работы писателя: повесть «Свадьба Зейна» и роман «Бендер-шах», которые дополняют один другого тематически и составляют тематическую трилогию.

Повесть «Свадьба Зейна» впервые появилась в журнале «Хивар» в Бейруте в 1964 году, но полностью была напечатана лишь в 1966 году в Судане в журнале «Аль-Хартум». Она зразу стала популярной в арабских странах. В этой повести Салих постарался соединить устное творчество Судана с классическими канонами западной культуры. Главный герой своего рода Шекспировский разумный идиот. Зейн же дополняет этот образ душевной чуткостью. Именно из-за этой чуткости его и выбирает в мужья самая красивая девушка их деревни. Все другие герои повести отражают яркую культуру Северного Судана. Свадьба, за замыслом автора, символизирует любовь, мир, терпимость и гармонию в обществе. Но эта гармония все более нарушается в последующих произведениях.

Следующий роман тематической трилогии вышел в 1966 году в том же журнале «Хивар» в Бейруте. Это самый известный роман писателя. В 2001 Арабская Литературная Академия назвала его одним из лучших арабских романов 20 века. Сперва автор задумывал его как триллер (историю об убийстве), но затем задумка романа повернула в другую сторону. Здесь автор сосредотачивается на борьбе культуры Европы и арабо-африканских стран. Но все же за этим можно проследить и экзистенциалисткую проблему места человека в современном обществе. Главный герой Мустафа Саид это настоящий монстр, который не знает любви и тем самым уничтожает женщин, которые безума от него. За несколько лет после публикации романа появились слухи о финансировании публикации ЦРУ. В Египте и Судане роман запретили из-за дискуссий на сексуальные темы и прямые обсуждения ислама. В романе автор сосредотачивается на конфликте, связанного с противопоставлением востока и запада, мужчины и женщины, христиан и мусульман, эрос и танатос, традиций и современности, города и деревни.

«Бендер-шах» — это романическая дилогия, состоящая с двух частей «Дуаль-Бейт» и «Марьюд» (1971; 1977). «Бендер-шах» сосредотачивается на борьбе между новым и старым. Писатель уверен, что культура должна соответствовать характеру общества, а в романе показывается цена, которую суданци платять за формирование новой культуры. Композиция романа являет собой сплетение историй, некоторые галюцинаторного характера (в нем переплетается настоящее и прошлое, реальность и миф). Такая структура показывает неустойчивость самой жизни.

В творчестве Тайиба Салиха важно отметить высокое мастерство писателя и почти эпические персонажи. Захват вызывает также изображение картин суданской деревни, вечного Нила, обширных пустынь и тихих романтических ночей. В Судане учреждено несколько литературных премий имени Тайиба Салиха.

Книги

  • Сезон паломничества на Север/ Mawsim al-Hijra ila al-Shamal (1966)
  • Свадьба Зейна/ Urs' al-Zayn (1969, повесть, экранизирована в 1976, [www.imdb.com/title/tt1101669/])
  • Бендер-шах/ Bandarschâh (1978, роман)

Издания на русском языке

  • Свадьба Зейна. Сезон паломничества на Север. Бендер-шах. М.: Радуга, 1982

Напишите отзыв о статье "Салих, Тайиб"

Литература

  • Hassan W.S. Tayeb Salih: ideology and the craft of fiction. Syracuse: Syracuse UP, 2003.
  • Ат Тайиб Салих. Свадьба Зейна. Сезон паломничества на Север. Бендер шах. — М: Радуга. — 1982
  • www.aljadid.com/…/season-tayeb-salih-crossing…
  • wordswithoutborders.org/…/tayeb-salih-192920…‎

Ссылки

  • [www.arabworldbooks.com/authors/tayeb_saleh.htm На сайте Арабский книжный мир]  (англ.)
  • [www.guardian.co.uk/books/2009/feb/20/obituary-tayeb-salih Некролог в газете Гардиан]  (англ.)
  • [news.bbc.co.uk/2/hi/africa/7896724.stm Некролог на сайте Би-би-си]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Салих, Тайиб

– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.