Аугсбургское временное постановление

Аугсбургское временное постановление, Аугсбургский интерим (лат. Augsburg Interim) — указ императора Священной Римской империи Карла V, изданный 15 мая 1548 года на рейхстаге в Аугсбурге после победы императора в Шмалькальденской войне 1546—1547 годов. Проект постановления был разработан теологами Иоганном Агриколой, Юлиусом фон Пфлугом и Михаэлем Хелдингом. Аугсбургское временное постановление явилось отражением попыток Карла V достичь конфессионального единства в империи.

Содержание

Интерим предписывал протестантам признать главенство римского папы, вернуться к осуществлению традиционных семи католических таинств, принять концепцию пресуществления. В качестве уступок интерим разрешал протестантским священникам вступать в брак, а также санкционировал причастие мирян как хлебом, так и вином (утраквизм).

Значение

Компромиссный характер Аугсбургского временного постановления не удовлетворил ни католическую, ни протестантскую партию, однако обеспечивал временное статус-кво в империи. Центр лютеранства сместился из Виттенберга в Марбург. Временное соглашение было подтверждено на Лейпцигском Интериме (22 декабря 1548 года) и окончательно прекратило действие в 1555 году с подписанием Аугсбургского религиозного мира.

Ссылки

• Клуг Ю. Происхождение Формулы Согласия / пер. с анг. Е. Терехина. М.: Лютеранское наследие, 2000. — С.11-12.

Отрывок, характеризующий Аугсбургское временное постановление

Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.