Аугуст, Билле

Билле Аугуст
Дата рождения:	9 ноября 1948(1948-11-09) (75 лет)
Место рождения:	Бреде, Люнгбю-Торбек, Дания
Гражданство:	Дания Дания
Профессия:	кинорежиссёр, кинооператор
Карьера:	1977 — н. в.
Награды:	Золотая пальмовая ветвь «Оскар»

Билле Аугуст (дат. Bille August; род. 9 ноября 1948, Бреде, Люнгбю-Торбек, Дания) — датский кинорежиссёр, многократный лауреат различных фестивалей и кинопремий, двукратный лауреат «Золотой пальмовой ветви» Каннского кинофестиваля.

Биография

Билле Аугуст закончил две киношколы — в Стокгольме (1971) и Копенгагене (1973). Работать в кино начал в качестве оператора в конце 1970-х. Первый собственный фильм «Медовый месяц» поставил в 1978 году и сразу получил датскую национальную кинопремию «Бодил» в номинации «лучший датский фильм». После этого снял ещё несколько фильмов как оператор и поставил телефильм Maj. В 1983 и 1984 годах поставил два фильма по произведениям датского писателя Бьярне Ройтера — «Заппа» (1983) и «Мир Бастера» (1984).

В 1987 году фильм Аугуста «Пелле-завоеватель» по роману Мартина Андерсена-Нексе был показан в основном конкурсе Каннского фестиваля и получил главный приз — «Золотую пальмовую ветвь». Позже этот же фильм получил и «Оскар» за лучший фильм на иностранном языке. Каннский успех был повторён в 1992 году, когда «Золотой пальмовой ветви» был удостоен фильм Аугуста «Благие намерения». Таким образом, Билле Аугуст стал третьим (после Альфа Шёберга и Фрэнсиса Форда Копполы) режиссёром, дважды получавшим главный приз фестиваля в Каннах (после Аугуста это достижение повторили Эмир Кустурица, Сёхэй Имамура, братья Дарденн и Михаэль Ханеке).

После этого Аугуст отправился в Голливуд, но ни один его фильм там не имел такого успеха, как ранние картины. Тем не менее, он поставил такие фильмы, как «Отверженные» (1998, экранизация романа Виктора Гюго) и «Прощай, Бафана» (2007). 23 сентября 2011 года он объявил, что открыл свою киностудию в Ханчжоу (КНР).

Фильмография

• 1978 — Медовый месяц / Honning måne
• 1983 — Заппа / Zappa
• 1984 — Мир Бастера / Busters verden
• 1984 — Верность, надежда и любовь / Tro, håb og kærlighed
• 1987 — Пелле-завоеватель / Pelle erobreren
• 1992 — Благие намерения / Den Goda viljan
• 1993 — Дом духов / The House of the Spirits
• 1996 — Иерусалим / Jerusalem
• 1997 — Снежное чувство Смиллы / Smilla’s Sense of Snow
• 1998 — Отверженные / Les Misérables
• 2001 — Песня для Мартина / En Sång för Martin
• 2004 — Вернуть отправителю / Return to Sender
• 2007 — Прощай, Бафана / Goodbye Bafana
• 2007 — У каждого своё кино / Chacun son cinéma — эпизод «Последнее свидание»
• 2012 — Жена художника / Marie Krøyer
• 2013 — Ночной поезд до Лиссабона / Night Train to Lisbon
• 2014 — Тихое сердце / Silent Heart

Награды

• 1979 — премия «Бодил» за лучший датский фильм (за фильм «Медовый месяц»)
• 1987 — «Золотая пальмовая ветвь» Каннского кинофестиваля (за фильм «Пелле-завоеватель»)
• 1987 — премия «Оскар» за лучший фильм на иностранном языке (за фильм «Пелле-завоеватель»)
• 1988 — премия «Бодил» за лучший датский фильм (за фильм «Пелле-завоеватель»)
• 1992 — «Золотая пальмовая ветвь» Каннского кинофестиваля (за фильм «Благие намерения»)
• 2007 — Приз мира Берлинского кинофестиваля (за фильм «Прощай, Бафана»)

Ссылки

• Билле Аугуст (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Аугуст, Билле

В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.


Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.