Саббе, Аугуст

Аугуст Саббе
эст. August Sabbe
Дата рождения	1 сентября 1909(1909-09-01)
Место рождения	Российская империя, Лифляндская губерния ныне Вырумаа
Дата смерти	27 сентября 1978(1978-09-27) (69 лет)
Принадлежность	Эстония Эстония
Годы службы	1927 — 1930 1940 — 1978
Сражения/войны	Вторая мировая война Борьба за независимость Эстонии

Аугуст Саббе (эст. August Sabbe, 1 сентября 1909 — 27 или 28 сентября 1978) считается последним в Эстонии представителем антисоветского партизанского движения «лесных братьев».

Биография

Родился 1 сентября 1909 года на хуторе в Вырумаа, в семье мельника Яана Саббе и его жены Катри. Был младшим ребенком: у него было два старших брата, Генрих и Рудольф, и сестра Хильда. Брат Генрих погиб в 1919 году в войне за независимость Эстонии, Рудольф умер в 1934 году, Хильда в 1931 году.

Окончил школу, работал на этом же хуторе. Служил в Эстонской армии (до 1930 года). С приходом советских войск (1940), стремясь избежать мобилизации в Красную армию, скрылся в лесу. Затем, в период немецкой оккупации, состоял в дружине «Омакайтсе»: продолжая жить на хуторе, иногда нес караульную службу по охране моста. С восстановлением советской власти вновь скрылся в лесу, затем легализовался, в 1945-1949 годах работал сначала шлифовщиком, потом на мельнице.

В 1949 году был арестован НКВД, но сумел бежать, скрылся в лесу. В 1950 году вступил в отряд «лесных братьев» «Orion» («Орион»), которым командовал Яан Роотс. Когда 6 июня 1952 года отряд был разбит, скрывался самостоятельно.

Обстоятельства гибели

Начиная с 1950 года, Аугуст Саббе пробыл на нелегальном положении 28 лет. 28 сентября 1978 года (по другим данным 27 сентября) он был выслежен двумя сотрудниками советских спецслужб, переодетыми рыбаками. По разным версиям, 69-летний Саббе либо утонул, пытаясь скрыться от них, либо утопился сам, либо был застрелен.

Память

Официально Саббе не был опознан, поэтому его тело похоронили в Тарту на участке кладбища Раади, где предают земле неизвестных.

К 20-летию со дня гибели Аугуста Саббе на его могиле был установлен памятный камень со словами из песни «лесных братьев»: «Если суждено погибнуть за тебя, моя отчизна, в честном бою или без оружия, то знайте, друзья, крик моей души — отомстите за мою жизнь!» Другой памятник находится в лесу близ места его гибели.

См. также

• Юзеф Франчак
• Магомадов, Хасуха
• Оберишин, Илья Степанович

Отрывок, характеризующий Саббе, Аугуст

Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.