Хорьх, Аугуст

Аугуст Хорьх
August Horch
Имя при рождении:	Аугуст Хорьх
Род деятельности:	Инженер-конструктор, предприниматель
Дата рождения:	12 октября 1868(1868-10-12)
Место рождения:	Виннинген
Гражданство:	Германия Германия
Дата смерти:	3 февраля 1951(1951-02-03) (82 года)
Место смерти:	Мюнхберг

Аугуст Хорьх (нем. August Horch; 12 октября 1868, Виннинген — 3 февраля 1951, Мюнхберг) — один из пионеров немецкой автомобильной промышлености, инженер-конструктор и предприниматель, основатель компании Audi.

Внёс значительный вклад в развитие автомобилестроения, в том числе начал использовать карданную передачу, сверхпрочные виды стали и предложил расположение кресла водителя в левой части кузова автомобиля.

Биография

Август Хорьх родился 12 октября 1868 года в Виннингене, на Мозеле, в семье кузнеца. Семья жила небогато, и уже в 13 лет мальчик был вынужден бросить школу, чтобы помогать отцу. В 16 он устроился на вагоностроительный завод в Гейдельберге, где занимался более чем прозаическим делом — ударами кувалды напрессовывал стальные бандажи на колёса. Потом сменил еще несколько мест работы.

Несомненно, в эти годы и сложились такие черты характера Хорьха, как целеустремлённость, напористость и… неуживчивость. Лишь в 20 лет он, наконец, получил возможность серьёзно учиться. Осенью 1888 года, сдав экзамены, поступил в Саксонское инженерное училище в Миттвайде. Кстати, здесь получал образование и Йорген Скафт Расмуссен — инженер и предприниматель, с которым Хорьха через много лет судьба свела в руководстве концерном Auto-Union.

После окончания училища Хорьх работал на литейном заводе в Ростоке, а затем — в конструкторском бюро лейпцигской судостроительной фирмы, где занимался двигателями торпедных катеров. Именно здесь, в Лейпциге, Хорьх в 1896 году впервые увидел, автомобиль — Benz Velo. Это произвело на него такое впечатление, что он обратился с письмом к Карлу Бенцу с просьбой принять его на работу. И в ответ его действительно пригласили в Мангейм. Хорьх получил у Бенца должность руководителя производства и занимал её три года. Но, в конце концов, неуживчивый характер дал о себе знать. «Папа Бенц» (так называл его Хорьх) был для молодого шефа производства слишком консервативен. А так хотелось самому пробовать свои силы, тем более за плечами был уже опыт, приобретенный под руководством изобретателя автомобиля.

Хорьх заручился финансовой поддержкой одного богатого промышленника и основал в Эрендфельде, под Кёльном, фирму A. Horch & Со. Штат компании первоначально составлял 11 человек. Тем не менее в 1900 году из ворот предприятия вышел первый автомобиль Хорьха. Его двухцилиндровый мотор мощностью 4-5 л.с. отличался тихой и ровной работой — конструктор изо всех сил старался превзойти учителя. Двигатель располагался спереди, привод на задние колеса осуществлялся кожаным ремнём. Коробка передач была сблокирована с главной передачей — очень смелое для того времени решение. Кузов заказали в кёльнской мастерской «Утермоль». Таким было начало знаменитой впоследствии марки.

Horch 303 (1926-27)

Через два года был выпущен Horch Model 2 уже с карданным валом, с шестернями главной передачи из хромоникелевой стали. Двухцилиндровый мотор развивал 10-12 л.с., к его созданию Хорьх привлек способного инженера Фрица Зейделя (Fritz Seidel). После рождения второй модели фирма переехала в Рейхенбах. Здесь число сотрудников достигло уже девяноста — дела шли в гору. А Хорьх тем временем вовсю работал над следующей «моделью 3» с четырёхцилиндровым двигателем мощностью 16-20 л.с.

В 1903 году фирма переехала во второй и последний раз — теперь в Цвиккау. Хорьх нашел дополнительные средства, и уставный капитал акционерного общества достиг 140 тыс. марок — сумма по тем временам немалая. Завод выпустил Horch Model 4 с четырехцилиндровым мотором рабочим объемом 2600 см3 и мощностью 14-17 л.с. Автомобиль полностью отвечал требованиям начала века — двойное зажигание от магнето и аккумулятора, трехступенчатая коробка передач, пневматические шины. Надо отдать должное Хорьху: его конструкции можно назвать не просто прогрессивными, а, скорее, смелыми. В 1906—1909 гг. успехом пользовался Horch-Z с 22-сильным (2725 см³) мотором: было построено 307 экземпляров.

Глава фирмы был поглощен не только конструированием. Он методично наращивал её капитал, который за два года вырос до 525 тыс. рейхсмарок. Август Хорьх и здесь проявил характер. На заводе действовала жесточайшая система штрафов — любое нарушение имело свою цену. Так, опоздание от 5 до 15 минут «стоило» 25 пфеннигов, а до получаса — уже 40. Рабочий день на заводе продолжался 10,5 часов.

В 1906 году автомобили из Цвиккау экспонировались в Берлинском и Парижском автосалонах, а годом позже был представлен первый шестицилиндровый Horch с двигателем рабочим объемом 8 л мощностью 60 л.с. Большой, роскошно отделанный автомобиль купил султан острова Ява.

Хорьх был одним из тех, кто прекрасно понимал рекламное значение автогонок. На соревнованиях за руль автомобиля садились известный немецкий автомобилист доктор Штёсс (Stoss) и сам конструктор. Когда в 1906 году появилась модель ZD с четырехцилиндровым (5800 см³) двигателем мощностью 40 л.с., на её шасси построили спортивный кузов торпедо. Автомобиль участвовал в гонках на Приз Генриха Прусского, но, увы, неудачно.

Эта неудача имела серьезные последствия — она усилила уже накопившиеся разногласия Хорьха с акционерами, всё чаще заявлявшими о том, что его конструкции «авантюрны». Хорьх, например, еще в те годы выступал за создание несущего кузова, приводя в пример кузова конных экипажей, многие из которых действительно были несущими. Но в начале века эта идея казалась совершенно фантастической. А идти на компромиссы упрямый, самолюбивый Хорьх не умел. И вот 19 июня 1909 года создателю фирмы пришлось её покинуть. Конструктору выплатили смехотворную компенсацию — 25 тыс. рейхсмарок, в то время как Horch-ZD стоил 15 тысяч.

Но Август Хорьх был не из тех, кто покорялся обстоятельствам. Уже через 4 недели в том же Цвиккау он основал новую фирму — August Horch Automobilwerke GmbH! Но и первая основанная им фирма носила имя «Horch», поэтому новые её хозяева подали иск в суд и выиграли дело. Пришлось задуматься над другим названием. В доме одного из компаньонов Хорьха шли по этому поводу бурные дебаты. Легенда гласит, что в это время в соседней комнате сын хозяина учил латынь. И когда один из акционеров воскликнул: «Выслушайте и другую сторону!», мальчик то ли в шутку, то ли совершенно серьезно громко перевел эту фразу на латынь: «Audiatur et altera pars!» Тут-то удивленные спорщики сообразили, что «horch» (в немецком языке — «слушай, прислушивайся») переводится на латинский как «audi». Новая фирма получила название Audi Automobilwerke GmbH.

«Я при всех обстоятельствах стремился строить только большие и хорошие автомобили из первоклассного материала», — сказал Хорьх, разворачивая дела на новой фирме. И действительно, завод начал с довольно солидных и мощных машин. С 1910 года выпускался Audi-AU/22. Цилиндры, как тогда было принято, были сблокированы попарно. Четырехцилиндровый мотор рабочим объемом 2612 см³ развивал 22 л.с. Фирма рекламировала себя большими плакатами со словом «Audi» и изображением огромного уха. Так появилась одна из самых известных и поныне марок автомобилей.

Уже в 1911 году фирма представила ряд новых моделей. Одна из них — В10/28 с 28-сильным двигателем участвовала во второй Австрийской альпийской гонке. Водителями были сам Хорьх, Граумюллер и Ланге. Комадна закончила дистанцию без штрафных очков. В том же году увидел свет С14/35 — самый прославленный автомобиль фирмы. «Четверка» рабочим объемом 3500 см³ мощностью 35 л.с. позволяла ему легко разгоняться до 100 км/ч. На этом Audi-С в 1912 году был выигран переходящий альпийский приз, и машина получила имя «Alpensieger» — покоритель Альп. Модель С выпускали до 1925 года — всего изготовили 1116 экземпляров.

1911-й стал годом рождения и моделей D и Е — типичной для Audi того времени конструкции — четырехцилиндровый двигатель с верхними впускными и нижними выпускными клапанами, двойное зажигание от магнето и аккумулятора. Бензонасос работал, используя давление выхлопных газов.

На последнем предвоенном Audi-G8/22 стоял мотор рабочим объемом 2071 см³ мощностью 22 л.с. Сравнительно недорогая модель понравилась покупателям — до 1926 года построили 1122 таких машин. В 1914 году на автомобилях фирмы был выигран командный приз альпийских гонок.

До рубежного в истории 1914 года Хорьх активно занимался конструированием. Но отношения с акционерами опять складывались не слишком хорошо, да и старые обиды, видимо, не забывались. В начале войны хорошо известный тогда инженер смог занять административные посты в государственных и окологосударственных структурах. Он стал членом наблюдательного совета «Feldkraftwagen» — фирмы, имеющей монопольное право на продажу подержанных армейских автомобилей, членом наблюдательного совета Общества по закупке горючего, занял место в правлении Союза немецких производителей автомобилей и в комиссии по стандартизации. А в конце 1916-го Хорьх, вместе с профессором Хоффманном, доктором фон Опелем и Й. Фольмером, вошел в комиссию по подготовке производства немецких танков. Судя по всему, Хорьх почувствовал вкус к такого рода деятельности. После войны он фактически переехал в Берлин: «Там билось сердце Германии, там был источник, и я хотел быть у источника». Тем временем в Цвиккау акционеры устранили Хорьха от непосредственного руководства Audi. Он остался только членом наблюдательного совета. Но авторитету конструктора в автомобильных кругах это, надо сказать, совершенно не повредило.

В 1922 году Брауншвейгский технологический институт присвоил Хорьху звание почётного доктора инженерных наук. Продолжалось и «коллекционирование» административных должностей — он стал председателем организационного комитета по внешней торговле автомобилями, членом наблюдательного совета AUKA — организации автомобильных выставок. В 20-х годах Хорьх исполнял обязанности наблюдателя Ассоциации автомобильных производителей Германии, где, в частности, отвечал за связи со спортивными обществами. Наконец, он стал членом Совета министерства транспорта и президентом Германского союза автомобильных специалистов. Хорьх постоянно присутствовал на публичных мероприятиях — будь то испытания на экономичность, открытие памятника или торжественные похороны. Он уже никогда не возвращался к конструированию автомобилей, зато в 1930 году в специальной периодической печати можно было прочитать объявление: «В критических случаях обращайтесь за советом к доктору инженеру Хорьху».

Horch (1911)

После первой мировой завод Audi строил довоенные модели и готовил Audi-К (3560 см³, 50 л.с.), которая появилась в 1921 году. К тому времени Хорьх уже отошел от заводских дел, хотя и продолжал посещать заседания наблюдательного совета. Год спустя, когда разрабатывалась концепция модели М18/70, был объявлен конкурс на эмблему фирмы. Профессор Арно Дрешер (Arno Drescher) из Дрездена и Германн Гильберт (Hermann Gilbert) из Лейпцига предложили сделать символом единицу на фоне земного шара. На заседании совета Хорьх одобрил идею, сказав, что этот знак лучше всего выражает «высокое качество „Audi“, и к тому же предлагаемый символ неразрывно связан с приносящим счастье амулетом, в котором числа, и прежде всего единица, играют важную роль». Новый символ появился на облицовках радиаторов, а в 1929 году выяснилось, что почти такой же использовала одна из итальянских маргариновых компаний.

Кризис начала 30-х подтолкнул ряд немецких фирм к созданию концерна Auto-Union. Наряду с DKW и Wanderer сюда вошли также Horch и Audi. «Отец-основатель» двух последних, конечно, не мог остаться в стороне. И вот 23 августа 1932 года, спустя двадцать три года, Хорьх, в качестве члена наблюдательного совета Auto-Union, «с непередаваемым волнением» вошел в ворота завода, все еще носящего его имя. Это звучит как каламбур, но Хорьху подарили… Horch, a 29 апреля 1933 года он стал директором завода. Правда, к конструированию его не допустили.

В третьем рейхе, с его ура-патриотизмом, Хорьх оказался вполне ко двору. К нему, как одному из патриархов немецкого автомобилестроения, благосклонно относилась нацистская элита. Он по-прежнему заседал в Совете министерства. Умело играя свою роль, Хорьх, в частности, активно выступал за ограничение ввоза американских автомобилей. В 1942 году семидесятичетырехлетнего Хорьха избрали вице-президентом наблюдательного совета Auto-Union, но концерну, как и рейху, к тому времени оставалось жить уже недолго.

При том, что Хорьх в гитлеровской Германии был на виду, занимал важные должности, он не вступил в национал-социалистскую партию, и, видимо, это спасло его после войны от преследований. Тихо уйдя в отставку, Хорьх тем не менее до последних дней отличался сварливым, неуживчивым характером. Окончил он свой земной путь 3 февраля 1951 года в Мюнберге, в Баварии.

Обе марки, обязанные своим рождением Хорьху, отнюдь не забыты. Автомобили Horch стоят в одном ряду с самыми знаменитыми автомобилями 30-х годов. Марка Audi жива и поныне, хотя её автомобили строят не в Цвиккау, а в Ингольштадте. Современные Audi имеют прекрасную репутацию во всем мире — и это лучшая память о Хорьхе — талантливом конструкторе, имя которого навсегда останется в истории автомобилестроения.

Ссылки

• www.oavto.ru/names/7893.html
• [www.vaudi.ru/person/august-horch Краткая биография Аугуста Хорьха]
• [www.lomakovka.ru/autos.html Автомобиль Horch 853 1935 года]
• [www.horch-museum.de/ August Horch Museum — Музей Аугуста Хорьха в Германии]

Отрывок, характеризующий Хорьх, Аугуст

Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…