Ауд (Индия)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ауд»)
Перейти к: навигация, поиск

Ау́д (Авадх, Аудх; хинди अवध, Awadh, Oudh) — историческая область в северной Индии, лежащая по среднему течению реки Ганг.



История

Своё название область получила от города Айодхья, бывшего столицей государства Кошала, существовавшего на этой территории в VI веке до н. э.. Во времена древности и в средние века Авадх входил в состав княжества Каннаудж и других государств, образовывавшихся в долине Ганга.

В Империи Великих Моголов территория Ауда составляла отдельную Аудскую субу (провинцию). В 30-х годах XVIII века субадар Ауда Саадат Али Хан I провозгласил независимость и основал династию навабов-вазиров Ауда. На протяжении XVIII — первой половины XIX веков Ауд, со столицей сначала в Фаизабаде, а затем в Лакхнау, являлся одним из влиятельнейших княжеств Индии. Политическое возвышение и экономическое процветание Ауда во многом связано с ослаблением империи Великих Моголов в целом и её столицы Дели, в частности.

В то время Ауд активно выступал против экспансии Британской Ост-Индской компании, но, потерпев поражение в битве с англичанами при Буксаре в 1764 году, становится вассалом компании.

В 1856 году Ауд был аннексирован Британской Ост-Индской компанией под предлогом дурного управления княжеством последним из навабов Ваджид Али Шахом. Это послужило причиной того, что одним из крупнейших очагов начавшегося в следующем году Индийского народного восстания 1857-59 годов стала именно территория Ауда. Одним из вождей восстания в Ауде был мусульманский проповедник Маулави Ахмад-шах.

После английской аннексии территория Ауда была включена в Северо-Западные провинции, переименованные в 1902 году в Соединённые провинции Агра и Ауд. После получения Индией независимости Ауд — часть штата Уттар-Прадеш со столицей Лакхнау1950 года).

См. также

Напишите отзыв о статье "Ауд (Индия)"

Литература

Отрывок, характеризующий Ауд (Индия)

– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»