Аузанс, Андрей

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Аузан, Андрей Иванович
латыш. Andrejs Auzāns
Дата рождения

4 апреля 1871(1871-04-04)

Место рождения

Лифляндская губерния Российская империя ныне Плявиньский край, Латвия

Дата смерти

23 марта 1953(1953-03-23) (81 год)

Место смерти

Стокпорт Большой Манчестер Великобритания

Годы службы

18951933

Звание

Генерал

Сражения/войны

Русско-японская война, Первая мировая война, Гражданская война в России

Награды и премии

Андрейс Аузанс (в Российской Императорской армии, Рабоче-крестьянской Красной Армии и военной историографии — Андрей Иванович Аузан, латыш. Andrejs Auzāns; 4 апреля 1871 — 23 марта 1953) — генерал русской армии, участник Первой мировой войны, один из первых командиров латышских стрелковых частей, но не руководил ими в октябрьском перевороте, будучи начальником военно-топографического управления при Временном Правительстве и Рабоче-крестьянской Красной Армии. После Гражданской войны - один из военачальников Латвийской армии.





Биография

Андрей Иванович Аузан родился 22 марта (4 апреля) 1871 года в крестьянской, лютеранской семье в Плявиньской волости Рижского уезда Лифляндской губернии. В 1893 году окончил Псковское землемерное училище.

1 октября (13 октября) 1893 года начал учёбу юнкером в Военно-топографическом училище, в котором учился до 1895 года.

С 23 сентября (5 октября) 1895 года в чине подпоручика был выпущен в Корпус военных топографов и начал 13 октября (25 октября) 1895 года службу в Лейб-гвардии Финляндском полку. С 6 апреля (18 апреля) 1896 года был производителем топографических работ по съемке Финляндии и Санкт-Петербургской губернии в качестве офицера топографической части. 8 августа (20 августа) 1898 года ему был присвоен чин поручика.

24 декабря 1898 года он был прикомандирован к 114-у пехотному Новоторжскому полку, а с 12 октября 1900 года откомандирован для обучения в отделе геодезии Николаевской академии Генерального штаба, которое окончил в 1903 году по 1-у разряду. 8 августа (21 августа) 1901 года ему был присвоен чин штабс-капитана. 23 мая 1903 года ему был присвоен чин капитана.

Участник русско-японской войны 1904—1905 годов. С 24 февраля по 11 марта 1905 года служил в Корпусе военных топографов и занимался проведением вычислительных работ при Военно-топографическом управлении Главного Штаба с 11 марта по 18 мая 1905 года. С 18 мая 1905 года по 1 декабря 1906 года был производителем астрономических работ на 2-й Манчжурской военно-топографической съемке.

После русско-японской войны с 1 декабря 1906 года по 4 мая 1907 года А. И. Аузан был прикомандирован к Военно-топографическому управлению Главного Штаба в Санкт-Петербурге.

С 4 мая 1907 года по 19 марта 1910 года А. И. Аузан был производителем астрономических работ при Военно-топографическом отделении Туркестанского военного округа (наблюдатель на Чарджуйской международной астрономической станции).[1]

6 декабря 1908 года ему был присвоен чин подполковника. С 19 марта 1910 года по 23 марта 1911 года он являлся помощник начальника Геодезического отделения Военно-топографического отдела Главного управления Генерального штаба. С 23 марта 1911 года он являлся штаб-офицером для поручений и астрономических работ при Военно-топографическом отделении штаба Туркестанского ВО и заведующим Ташкентской физической и астрономической обсерваторией. 6 декабря 1911 года получил чин полковника. В 1914 году являлся членом сейсмической комиссии Академии наук.

С 24 декабря 1915 года А. И. Аузан командовал 7-м Баускским латышским батальоном. С 17 июля 1916 года он являлся временно исполняющим должность командира 2-й Латышской стрелковой бригады, а с 30 октября 1916 года был командиром 2-й Латышской стрелковой бригады. Принимал непосредственное участие в боевых действиях. В марте 1917 года был назначен членом Георгиевской думы. В апреле 1917 года ему был присвоен чин генерал-майора. С 28 апреля 1917 года он стал начальником Военно-топографического управления Генерального штаба.

А. И. Аузан добровольно вступил в РККА и со 2 мая 1918 года являлся начальником Корпуса военных топографов. С 4 февраля 1921 года являлся штатным преподавателем Военной академии РККА.

В 1923 году он был репрессирован по обвинению во вредительстве. В том же году пытался устроиться на работу в военно-топографический отдел штаба РККА, но под давлением комиссара отдела А. И. Артанова ему было отказано.[2] В 1923 году вернулся в Латвию и в чине генерала продолжил военную службу в Латвийской армии, где он являлся членом Военного совета и начальником Военно-топографического отдела. В мае 1931 вышел в отставкуК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3249 дней].

В конце Второй мировой войны в 1944 году переехал на жительство в Германию. В 1948 году эмигрировал в Великобританию. Скончался в Стокпорте в Великобритании 23 марта 1953 года.

Награды

Напишите отзыв о статье "Аузанс, Андрей"

Примечания

  1. С. В. Сергеев, Е. И. Долгов. «Военные топографы Русской Армии», М.: 2001 г. С. 27. ISBN 5-8443-0006-8
  2. С. В. Сергеев, Е. И. Долгов. «Военные топографы Русской Армии», М.: 2001 г. С.26-27. ISBN 5-8443-0006-8

Литература

  • Latvijas armijas augstākie virsnieki. 1918—1940. Biogrāfiska vārdnīca, Rīga 1998  (латыш.)
  • [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=888 Аузан Андрей Иванович] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»

Отрывок, характеризующий Аузанс, Андрей

– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.