Ауссем, Отто Христианович

Отто Ауссем
Отто Христианович Ауссем
Род деятельности:	революционер, партийный и государственный деятель, дипломат
Дата рождения:	1875(1875)
Место рождения:	Москва
Гражданство:	СССР СССР
Дата смерти:	24 сентября 1929(1929-09-24)
Место смерти:	Москва

Отто Христианович Ауссем (1875, Москва — 24 сентября 1929, там же) — советский государственный и дипломатический деятель, революционер.

Биография

Родился в семье учителя, потомка фламандцев. Брат Владимира Ауссема (1882(?)—после 1936), советского государственного и военного деятеля и дипломата. Ещë во время учëбы в гимназии вступил в революционный кружок. В 1893 поступил в Московский университет, однако был исключëн за участие в студенческих беспорядках в связи со смертью Александра III. В 1894 году — студент университета Святого Владимира в Киеве. За участие в студенческой сходке, которой он руководил, исключëн и в 1897 году выслан в Белую Церковь.

Активный участник революционной деятельности в Киеве, агитатор, руководитель рабочих кружков. В 1898 поступил на учëбу в Юрьевский университет. В следующем году арестован полицией и в 1900 году сослан в трехлетнюю ссылку в Яренск (Архангельская губерния). В 1901 году был переведен в Вологду, где работал земским статистиком.

После ссылки в 1903 году продолжил революционную деятельность в разных местах России. После раскола РСДРП примкнул к меньшевикам.

В 1904 — организатор и руководитель рабочих кружков на Донбассе в Юзовке. Был на нелегальном положении.

В 1905 г. — агент ЦК партии, руководил переправкой через галицийскую границу революционной нелегальной газеты «Искра», в июне 1905 — избран членом комитета Варшавской военно-революционной организации РСДРП. Затем — редактор социал-демократической газеты «Колокол» в Полтаве.

В 1906 году вновь в качестве агента ЦК направлен в Варшаву, где вëл работу в военной организации. В конце 1906 года арестован по делу Варшавской военной организации и после суда в 1908 году приговорëн к 4 годам каторжных работ. Наказание отбывал в Ярославской каторжной тюрьме, после чего сослан на р. Лену в Иркутскую губернию. Бежал из ссылки на Угольные рудники Забайкальской области.

После Февральской революции избран председателем Читинского совета рабочих и крестьянских депутатов, вëл советскую и партийную работу в Чите, Благовещенске и Николаевске-на-Амуре.

Участник гражданской войны. Организатор партизанских отрядов для борьбы с Колчаком. Член военно-революционног штаба, действовавшего на территории Забайкалья, Амурской и Приморской областей, в 1920 горду — председатель Николаевско-Амурского областного комитета РКП(б). Весною 1921 года. избран председателем партийной конференции Дальневосточной республики.

Позже из-за болезни переехал в Крым, работал секретарëм Ялтинского окружного парткомитета (1922) и заведующим коммунальным хозяйством.

С 1923 года — на дипломатической работе за границей, был представителем Наркомпроса УССР в Берлине и Праге, затем в 1924 — заместителем полпреда СССР в Берлине и полпреда в Праге. С осени 1924 года — генеральный консул СССР в Париже, затем в Милане.

Автор ряда научных работ, в том числе «Обследование крестьянского сельского хозяйства и кустарных промыслов Вологодской губернии» (1903), книги «История социализма» (Берлин, 1922) и др.

Партийные клички — Андрей длинный, Мартын, Громов, Барк, Александр Свентославский.

Урна с его прахом захоронена в Москве, на Новом Донском кладбище, в бывшем главном здании Донского крематория (зал 5, секция 6).

Литература

• Энциклопедический словарь «Гранат» «Деятели СССР и революционного движения России», «Гранат», т. 41, ч. 3, прилож. 291—292 (Автобиография О. Х. Ауссема). 1927

Отрывок, характеризующий Ауссем, Отто Христианович

– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.