Аулак
Аулак | ||||
甌雒/甌駱 | ||||
Королевство | ||||
| ||||
---|---|---|---|---|
Аулак был образован объединением государства аувьетов - Тэйау-Намкыонга (Nam Cương) и государства лаквьетов - Ванланга (Văn Lang) | ||||
Столица | Колоа (вьетн. Cổ Loa, тьы-ном 古螺) | |||
Форма правления | монархия | |||
Аулак (вьетн. Âu Lạc, тьы-ном 甌雒, также 甌駱) — древнее вьетское государство в Юго-Восточной Азии, расположенное на территории современного северного Вьетнама. Оно существовало с III века до н. э. по 207 год до н. э., когда его завоевал Чьеу Да из династии Чьеу.
Содержание
История
Аулак был образован как межплеменной союз аувьетов и лаквьетов, в качестве защитной меры против вторжений агрессивных племён. Оба племени издревле поддерживали контакт и торговали. Один из вождей горных племён аувьетов, Тхук Фан (вьетн. Thục Phán, тьы-ном 蜀泮), взял столицу Ванланга, основал Аулак и стал правителем. Он взял храмовое имя Ан Зыонг-выонг (вьетн. An Dương Vương, тьы-ном 安陽王). Спустившиеся с гор аувьеты и лаквьеты смешались.
Столицей государства стала крепость Колоа (вьетн. Cổ Loa, тьы-ном 古螺), основанная на берегу реки Хоангзянг, притоке Хонгхи. Фундамент крепости укреплён камнями. У подножия Колоа обнаружены более древние укрепления, на которых она была построена Она имела девятиярусный извилистый крепостной вал, сохранившаяся его часть имеет длину более 16 км, между концентрическими валами были прорыты судоходные рвы[1].
Экономика
Экономика Аулака, как и ванлангская, оставалась основана на земледелии. Поля вспахивали на крупном рогатом скоте, применяя в основном каменные и бронзовые орудия (сохи, серпы, топоры). Использовались также железные топоры, лопаты, мотыги. Но собственное производство железа ещё не было налажено, поэтому бо́льшую часть орудий делали из камня и бронзы[2]. Культивировались рис, батат, бобовые, бананы, апельсины, мандарины, кокосы, личи, арековая пальма, бетель, тутовый шелкопряд, сахарный тростник. Увеличилась добыча бронзы, изделия донгшонской культуры усложнились. В Аулаке создан арбалет (nỏ, 弩), позже распространившийся на север, в Китай[3]. Арбалет позже был усовершенствован в многозарядный, а его трёхгранные бронзовые стрелы отравляли ядами.
Аулакцы исповедовали культ Солнца, поклонялись духам гор, рек, духам плодородия и силам природы.
Вьеты Аулака обжигали кирпичи, занимались гончарным делом. Было развито ткачество.
Территория страны была разделена на несколько частей, управлявшихся знатью. Кроме этого, в Аулаке существовал класс домашних рабов, попавших в долговую зависимость или ставших рабами за совершённое преступление. Обращение с ними было не настолько жестоким, как в странах, активно использовавших рабов в производстве.
Падение Аулака
Династия Цинь объединила Китай в 221 году до н. э. и направила 500 000 воинов на юг, для завоевания земель до Аулака и дальше. Местное население десятилетиями вело партизанскую войну против китайцев.
Сыма Цянь писал:
В те времена империя Цинь потерпела неудачу на севере с племенами хунну, а на юге — с вьетами. Захватив на юге бесплодные земли, китайские войска не могли ни продвинуться дальше, вперед, ни выбраться оттуда. Десятки лет подряд мужчины не снимали кольчуг, а женщины должны были заниматься подноской грузов для армии, испытывая невыносимые трудности. Многие кончали жизнь самоубийством, вешаясь на деревьях вдоль дорог на глазах друг у друга. Сразу после смерти императора Цинь Шихуана [209, г. до н. э.] вся страна восстала против Циней— Ши цзи, кн. 112
После многолетней борьбы на два фронта, в 207 году до н. э. Аулак пал, Ан Зыонг-выонг бросился в море, земли страны присоединил Намвьет. Однако в 111 году до н. э. династия Хань завоевала Намвьет, а вместе с ним и Аулак.
Напишите отзыв о статье "Аулак"
Литература
- Мхитарян С. А. История Вьетнама. — М.: Наука, 1983. — 302 с. — 5000 экз.
Примечания
- ↑ История Вьетнама, 1983, p. 38.
- ↑ Советская историческая энциклопедия — М.: 1961—1976
- ↑ История Вьетнама, 1983, p. 36—37.
Отрывок, характеризующий Аулак
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.