Ярушевич, Афанасий Викентьевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Афанасий Викентьевич Ярушевич»)
Перейти к: навигация, поиск
Афанасий Викентьевич Ярушевич
Научная сфера:

Историк

Альма-матер:

Санкт-Петербургская духовная академия

Афана́сий Вике́нтьевич Яруше́вич (1867 — 1918/1924) — белорусский общественный деятель, историк, педагог. Один из представителей школы «западноруссизма».





Биография

Родился в семье псаломщика Литовской православной епархии Винцента Ярушевича, который проживал в Виленской губернии. Очевидно, он получил первоначальное образование в отцовском доме и в одной из церковно-приходских школ. Далее продолжил учёбу в Виленском духовном училище (18771881), Литовской духовной семинарии (18811888). Последнюю окончил с отличием — по первому разряду — и был направлен в Санкт-Петербургскую духовную академию. Окончив её в 1893 году, начал педагогическую карьеру в Виленском духовном училище, Смоленской духовной семинарии. В 1899 году снова был направлен в Вильно, а в сентябре 1907 года стал директором первой в Беларуси Молодечненской учительской семинарии. После её эвакуации в 1915 году жил и работал в Смоленске. Умер между 1918 и 1924 годами.

Научные работы

В духовной академии в Санкт-Петербурге был учеником Михаила Кояловича и Платона Жуковича. Под их влиянием студентом начал научную работу, посвященную личности князя Константина Ивановича Острожского. Эта работа была напечатана в Смоленске в 1897 году под названием «Ревнитель православия, князь Константин Иванович Острожский (1461—1530) и православная Литовская Русь в его время». Исследование вызвало неоднозначную реакцию научных деятелей того времени, в частности её достаточно серьёзно критиковал М. Любавский[1].

Позднее писал в основном популярные исторические статьи, а в 1914 году издал очерк, посвящённый истории Молодечненской учительской семинарии.

Интересовался местными археологическими памятниками, изучением белорусского языка. Составил большой белорусский словарь, в котором имелось 9 505 белорусских слов и 12 000 их русских соответствий[2]. Также, вероятно, составил одну их первых белорусских грамматик (пока её не удалось обнаружить).

Напишите отзыв о статье "Ярушевич, Афанасий Викентьевич"

Примечания

  1. Любавский М. К. Новый труд по внутренней истории Литовской Руси // Журнал Министерства народного просвещения. — 1898. — Июль. — С. 174—215.
  2. Камінскі М. Цікавы рукапіс // Літаратура і мастацтва. — 1961. — 22 снежня. — С. 3.

Основные работы

  • Ярушевич А. В. Молодечно и его учебные заведения: к пятидесятилетию Молодечненской учительской семинарии 1864―1914 гг. — Вильна: Русский почин, 1914.
  • Ярушевич А. Ревнитель православия, князь Константин Иванович Острожский (1461—1530) и православная Литовская Русь в его время. — Смоленск: Типолит. инж.-мех. С. Гуревич. 1896. — 268 с. (оригинал)

Литература

  • Астанковіч С. П. Апанас Вінцэнтавіч Ярушэвіч (1867 — да 1924) — да пытання аб біяграфіі і навуковай спадчыне / С. П. Астанковіч // XVII международные Кирилло-Мефодиевские чтения. В ответственности за творение. Культура и образование перед лицом экологических вызовов. Доклады научно-практической конференции 26—28 мая 2011 г. — Мн.: БГАТУ, 2011.
  • Астанковіч С. Апанас Ярушэвіч: штрыхі да партрэта гісторыка і мовазнаўцы // ARCHE, 2011, № 11. — С. 384—396.

Отрывок, характеризующий Ярушевич, Афанасий Викентьевич



Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?