Вяземский, Афанасий Иванович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Афанасий Вяземский»)
Перейти к: навигация, поиск

Князь Афана́сий Иванович Вя́земский — опричник и любимец Ивана Грозного из рода Вяземских. После падения Адашева и Сильвестра пользовался неограниченным доверием своего государя, который из его только рук принимал лекарства, приготовленные царским доктором Ленсеем, и с ним только совещался о своих тайных планах.

В 1565 году Вяземский был одним из главных советников Грозного по организации опричнины; затем, когда Грозный вздумал обратить дворец в Александровской слободе в монастырь, избрав для этого из опричников 300 человек и назвав их «братией», а себя «игуменом», Вяземский получил звание «келаря». Во время кровавых оргий Грозного Вяземский, вместе с Малютой Скуратовым, стоял во главе неистовствовавших опричников.

В 1570 году, после новгородского разгрома, он вместе с Фёдором Басмановым и многими боярами и дьяками был обвинен в том, что вёл переговоры с новгородским архиепископом Пименом, замышляя предать Новгород и Псков Литве, извести царя Ивана, а на государство посадить князя Владимира Андреевича. Обвинителем Вяземского явился облагодетельствованный им боярский сын Григорий Ловчиков, который донес на князя, что он предуведомил новгородцев о гневе царском.

Вяземский умер во время пыток.



Художественное отображение

Источник

Напишите отзыв о статье "Вяземский, Афанасий Иванович"

Отрывок, характеризующий Вяземский, Афанасий Иванович

– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.