Фон Висинов, Афанасий Денисович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Афанасий Денисович Фон Висинов»)
Перейти к: навигация, поиск
Афанасий Денисович Фон Висинов
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Афанасий Денисович Фон Висинов - русский государственный деятель



Биография

Род Фонвизиных — немецкого происхождения. Юрий Денисович Фонвисин, сын полковника русской службы, был представителем второго поколения, родившимся в России. Известно, что в середине XVII века он состоял на службе в Оружейном приказе — крупном столичном учреждении. В 1653 году Юрии Денисович, единственный из своих родичей, принимает православие под именем Афанасий.

Для Афанасия (Юрия) Денисовича переход в православие стал источником царских щедрот. Его возвели в чин стольника, дали солидное денежное пособие, поместья в Ярославском уезде. В то же время его родственники вместо поместного оклада получали только денежное содержание. В духе никоновской реформы была и смена имени Юрий (как народно-разговорного, не книжного, а поэтому маложелательного) на церковно-календарное Афанасий (греч. «бессмертный»).

Придворный чин стольника давал его носителю право занимать хорошие должности (на воеводстве, в сыске, в приказах), объединяя поместного иноземца с представителями средних дворянских родов. В 1660-е годы А. Д. Фонвисин состоял на воинской службе в польской компании под Полоцком и Смоленском, где русские войска потерпели неудачи. Финал русско-польской войны 1654—1667 годов принес, однако, России возвращение некоторых западных земель. После завершения службы в Самаре А. Д. Фонвисин участвовал в проведении воеводской реформы последней трети XVII века. В 1678 году он составил переписную книгу г. Холмогоры с уездом. В последний раз он упоминается в 1687 году в связи с организацией Крымского похода, в котором он не мог участвовать, поскольку оставил государеву службу по возрасту.

Деятельность в Самаре

Получив назначение в Самару, А. Д. Фанвисин стал главным исполнителем и организатором местной власти. Основными направлениями его деятельности, как военного чиновника стало укрепление городка и гарнизона, обновление фортификационных сооружений, приобретших во второй половине XVII века внушительный вид. Следует отметить, что основное население Самары 70-х годов составляли служилые люди, среди которых упоминаются и иноземцы (около 70 человек), которым отводились функции полевых командиров. Вероятно, что среди них были и немцы. Сам воевода и ратники жили в кремле — особо укрепленной части городка, где находились также служебные помещения. Стратегия гарнизонной службы требовала от воеводы большой оперативности, организации разъездов, караулов, станичной службы. Самарский воевода был и землеустроителем, ведая освоением «пустовых земель», их заселением. Правобережье Самарской Луки — первый земледельческий район края, находился под надежным прикрытием Самары. Постепенно увеличивался земледельческий потенциал всего региона. В 1673 году Фанвисин распорядился построить для защиты правобережных сельских поселений Самарской Луки три острожка на волжской переволоке. Одновременно их гарнизоны контролировали перевозы на этом важном участке речной торговли, способствуя и налаживанию местного товарообмена.

Напишите отзыв о статье "Фон Висинов, Афанасий Денисович"

Литература

  • Савченко И. А., Дубинин С. И. Российские немцы в Самарском крае. Самара: Самарский университет, 1994. с.7-19.


Отрывок, характеризующий Фон Висинов, Афанасий Денисович

– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.