Боженко, Афанасий Иванович

Афанасий Иванович Боженко
Дата рождения	14 мая 1905(1905-05-14)
Место рождения	Новоукраинка, ныне Кировоградская область
Дата смерти	22 января 1982(1982-01-22) (76 лет)
Место смерти	Москва
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Пехота
Годы службы	1930 — 1931 годы 1932 — 1958 годы
Звание
Командовал	341-я стрелковая дивизия 20-й стрелковый корпус 128-й стрелковый корпус
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Афанасий Иванович Боженко (14 мая 1905 года, Новоукраинка, ныне Кировоградская область — 22 января 1982 года, Москва) — советский военный деятель, Полковник (1943 год).

Начальная биография

Афанасий Иванович Боженко родился 14 мая 1905 года в городе Новоукраинка ныне Кировоградской области.

Военная служба

Довоенное время

В декабре 1930 года был призван в ряды РККА и направлен на курсы одногодичников при 71-м стрелковом полку (Украинский военный округ), по окончании которых в декабре 1931 года был уволен в запас и состоял на учете в Валковском районном военном комиссариате (Харьковская область) командиром взвода. Работал зоотехником.

В мае 1932 года Боженко был повторно призван в ряды РККА и направлен на курсы переподготовки комсостава при Чугуевском дивизионном центре (23-я стрелковая дивизия, Украинский военный округ), по окончании которых с июня того же года служил в 45-м стрелковом полку на должностях командира взвода и временно исполняющего должность командира пулемётной роты.

В августе 1938 года был направлен на учёбу в Военной академии имени М. В. Фрунзе, по окончании которой в мае 1941 года был назначен на должность помощника начальника 1-го отделения оперативного отдела штаба Московского военного округа.

Великая Отечественная война

В июне 1941 года был назначен на должность старшего помощника начальника оперативного отдела штаба Южного фронта. В августе был ранен и находился на лечении в госпитале Ростова-на-Дону.

В сентябре того же года был назначен на должность начальника 1-го отделения штаба 341-й стрелковой дивизии. С июня 1942 года временно командовал этой дивизией.

В ноябре 1943 года был назначен на должность начальника штаба 242-й горнострелковой дивизии (Приморская армия), а в декабре 1943 года — на должность начальника штаба 20-го стрелкового корпуса, действовавшего на керченском плацдарме. С 18 по 27 марта 1944 года Боженко временно исполнял должность командира этого корпуса, оборонявшего Таманский полуостров. Вскоре корпус принимал участие в ходе Восточно-Прусской наступательной операции, а в апреле-мае 1945 года — в Берлинской и Пражской наступательных операциях, отличившись при освобождении Дрездена и ликвидации окруженной группировки противника.

Послевоенная карьера

В октябре 1945 года был назначен на должность заместителя командира 128-го стрелкового корпуса (28-я армия, Беломорский военный округ), которым временно командовал с 5 марта по 18 мая 1946 года, а затем исполнял должность начальника штаба корпуса.

В январе 1947 года Боженко был направлен на учёбу в Высшую военную академию имени К. Е. Ворошилова, после окончания которой в декабре 1948 года был назначен на должность заместителя начальника 2-го отдела Оперативного управления Главного штаба Сухопутных войск, а в апреле 1950 года был переведён в Главное военно-научное управление Генштаба Советской армии, где служил на должностях старшего научного сотрудника и заместителя начальника 3-го отдела, старшего научного сотрудника 1-го отдела, старшего научного сотрудника 1-й группы 1-го и 2-го отделов.

Полковник Афанасий Иванович Боженко 18 сентября 1958 года был уволен в запас. Умер 22 января 1982 года в Москве. Похоронен на Митинском кладбище.

Награды

• Орден Ленина (1956)
• три ордена Красного Знамени (07.11.1943, 24.03.1945, 1951)
• Орден Кутузова 2 степени (25.05.1945)
• Орден Отечественной войны 1 степени (28.08.1944)
• Орден Отечественной войны 2 степени (10.08.1943)
• Орден Красной Звезды (1946)
• Медали, в том числе:
  • «За отвагу» (29.03.1942)
  • «За боевые заслуги» (1944).

Литература

Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 86—87. — ISBN 5-901679-08-3.

Отрывок, характеризующий Боженко, Афанасий Иванович

13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.